Реализм в литературе и искусстве

В предшествующем двадцатому столетии господствовал реализм. Будет справедливым признать, что и в истории XX в. ему принадлежит если не преобладающее, то весьма значительное место, т. е. речь идет о «бессмертном реализме» (Т. Манн).

Реализм ориентируется на объективное, более или менее точное отображение действительности, тяготеет к «суровой прозе жизни». Этого требовала реалистическая литературная и художественная критика. Крайней формой реализма стал натурализм, «бытописание» и даже предпочтение тем формам искусства и литературы, которые способствуют «протокольно-точному» отображению действительности (очерки, жизнеописания, записки и прочие публицистические формы литературного ремесла, фотографии, бытовые зарисовки и пр.). Впрочем, критики, предпочитающие образно-выразительное содержание искусства, относились к отображению «сырых» фактов, не освоенных эстетически, довольно кисло.

Реалистические установки в искусстве, независимо от способов их выражения, вполне устраивают историков. Они, без особых трудностей, могут обратиться к любому реалистическому произведению как источнику, особенно в тех областях истории, где им явно не достает свидетельств о прошлом, или к тем «неподъемным» сюжетам, которых литература и искусство касаются легко и просто (например, проблемы болезней, лечения, смерти, составляющих значительную часть человеческого бытия).

Можно наблюдать сильную корреляцию между развитием общественной мысли и искусством, начиная с XIX в. Демократически настроенная творческая интеллигенция в России приняла живейшее участие в обсуждении общественных проблем и требовала внесения в искусство социального и политического содержания. Особенно резко ставили вопрос об этом марксисты. Они, конечно, упрощали роль и место искусства в жизни общества, сводя его к классовому содержанию, однако их взгляды не следует, в свою очередь, упрощать или передергивать, как это часто делается сегодня.

Г.В. Плеханов, который по справедливости считается основоположником марксистской эстетики и литературной критики у нас в стране, утверждал, что искусство классово, идейно, утилитарно, хотя больше всего на него влияют не экономика и экономические отношения, а философия и политика. История классов идентична истории литературы, а та является историей классов, представленной в художественной форме. Процесс художественного творчества сводится к разработке типичного, к созданию типичного образа. Каждый класс выдвигает своего героя со своим мировоззрением и психологией. Герои других классов играют подсобную роль, чтобы ярче оттенить роль главного героя.

Плеханов сформулировал также некоторые принципы исторического познания применительно к искусству критического реализма. Задача историка в этой связи заключается в том, чтобы, во-первых, понять идею произведения и перевести ее с языка образов на язык социального познания, найти социальный эквивалент явления, отображенного в искусстве, во-вторых, оценить и саму форму выражения, которая должна быть подчинена главной задаче. В целом от исследователя требуется уяснить законы социального развития и скрытые силы, следствием развития которых является общество, какие художественные формы соответствуют каждой фазе исторического развития, и на этой основе установить связь с прошлым. Понимание того, что было, облегчает понимание того, что будет.

Сам автор произведения выступает здесь как выразитель взглядов своего времени и велик постольку, поскольку схватывает смысл новых, нарождающихся отношений. Являясь продуктом общественной среды, автор не теряет своей индивидуальности, черты которой должны быть выяснены подробным изучением личного характера и частных обстоятельств его жизни.

Достоинство произведения, согласно Плеханову, определяется в конечном счете удельным весом его идейного содержания, а не художественными формами, которые могут быть блестящими, но скрывать убогое содержание. Поэтому искусство восходящего класса, даже если оно отстает в способах своего выражения, заслуживает внимания историка в первую очередь.

На этой основе формировались марксистские представления об историческом значении тех или иных произведений. Так, эталонным с классовой точки зрения был признан роман М. Горького «Мать», рассказывающий о становлении рабочего движения в России. Многие авторы занимались сопоставлением его содержания с реальной жизнью рабочего предместья Нижнего Новгорода — Сормова и поисками прототипов созданных автором героев, а исторические исследования по пролетарской тематике в советское время стали своего рода калькой с этого произведения.

В принципе многие положения реализма не вызывают возражения как самые элементарные и необходимые при подходе к произведениям искусства как историческим источникам. Однако односторонний классовый подход не исчерпывает всех аспектов их содержания, а его абсолютизация, равно как и вульгарная социологизация литературы и искусства, оказывают на них разрушительное действие, впрочем, как и любое тиражирование содержания, художественных приемов и средств. Многие положения критического реализма, которому предписывалось беспощадно обнажать несправедливости и пороки общества, создавать героев, бунтующих против существующего порядка, нацеливать на социальное и политическое его переустройство, воплотились в советский период.

В то же время трудно сказать, насколько распространенными в обществе были подобные представления, какому искусству и почему отдавала предпочтение образованная или грамотная публика из различных классов. Насколько, например, упомянутый роман Горького был популярен в собственно рабочей среде? В других общественных слоях? Эти вопросы плохо освещены историей. Тезис о господстве реализма может быть и справедлив в отношении «высокого» искусства и интеллектуальных элит, тогда как «массы» предпочитали совсем другие произведения. Тут важно подчеркнуть другое: произведений в традициях реализма, как, впрочем, и натурализма, являющихся одними из способов отражения действительности, было создано немало в литературе и искусстве двадцатого столетия.

Чем привлекают реалистические произведения внимание историка? Здесь можно сослаться на отдельные позиции «модельного» видения реализма²⁹⁶. Типическое в нем реализуется в соотношении с действительностью. От писателя и художника требуется все увидеть собственными глазами, «пощупать», пройти школу жизни. Художественные средства не конструируются автором, но извлекаются из той же действительности. Реалистическому творчеству свойственно помещать своих героев в определенную социально-историческую среду, обращаться к историческим фактам. Образы реалистических произведений наглядны и конкретны.

В своем «путешествии за правдой» реализм стремится охватить своим взором самые разнообразные проявления жизни вплоть до мельчайших подробностей. Человек, как правило, запечатлевается в повседневности. Прозаическое и поэтическое изображение жизни выступает как одно и то же. Реализм предполагает сочетание с иллюстративными жанрами того же типа, живыми картинами и сценами. Образные средства идентичны изображаемым образам. Сатирические и юмористические приемы — та же инверсия действительности, даже представленная в карикатурной форме. Реалистические образы хорошо узнаваемы и обладают транзитивностью, так что историку не составляет труда найти их аналоги в реальной жизни.

Язык реалистических произведений близок к языку изображаемых героев из различных классов и общественных слоев. Как правило, это «живой словарь» действительности.

Работа художника-реалиста обычно связана с подготовительными стадиями: сбором материалов, записей устных свидетельств, характерных слов и выражений, рассказов из жизни, бытовых зарисовок и т. п., которые облегчают поиск прообразов и прототипов. Реализм широко открыт для исторического комментирования. Реалистическому художнику не чуждо обращение к периодике, архивным документам, документальным вставкам и иным историческим источникам, хотя главное в творчестве — устные свидетельства и языковые практики современников. Для реализма характерно стремление через язык сделать понятной социальную жизнь.

Реалистические произведения рассчитаны на массовый контакт с читательской аудиторией. От «проницательного» читателя не требуется особого напряжения ума. Частый диалог между ним и автором создает основу для взаимного общения. Историк тоже является читателем, и в процессе освоения им художественных произведений происходит взаимообмен идеями, которые так или иначе находят отражение в трудах историков, а могут стать и побудительным мотивом для исторического исследования.

В то же время «модельное» видение реализма с большим трудом накладывается на общее пространство культурной жизни той или иной эпохи и даже на творчество отдельного художника или писателя. В снятом и переработанном виде можно проследить наследие других художественных стилей и эпох. Писатель или художник в меру своего таланта и кругозора подвержен влиянию старых и новых достижений в литературе и искусстве. Главное для авторов — быть в гуще, отмечать характерные явления, будить мысль. Практически каждый проходит свою эволюцию и не сторонится разного рода новых веяний. Расчленять реалистическое, романтическое, символическое и прочее содержание произведений со временем становится все более трудной задачей, ибо происходит непрерывный процесс контаминации стилей.

Реализм тоже не остается неизменным. Для более поздних его форм характерен полифонизм повествования, основанный на раскрытии образов сообразно жизненным условиям и обстоятельствам. Тут нет претензий на единственно верное отображение действительности. У каждого героя своя правда, как это и бывает в жизни, что делает подобные произведения особенно убедительными (например, «Тихий Дон» М. Шолохова).

«Скоро грянет буря!»

Изображение «канунов» больших исторических событий — один из излюбленных приемов художественного творчества. Уже в начале XX в. явно обозначились черты, свойственные искусству новейшего времени, которые ознаменовали вступление России в стадию модернизации. В темпе происходит профессионализация, дифференциация жанров и приемов, призванных отображать действительность. Литература и искусство сознательно адресуются определенным референтным группам (творческой элите, образованной публике, обывателю и т. п.). Стремительно возрастает служебная роль искусства. Быстро растет число издательств, периодических изданий, толстых и тонких журналов, вокруг которых группируются творческая интеллигенция, литературные и художественные организации, кружки, которые заявляют манифесты о своем «эстетическом отношении к действительности». Появляется «латерна магика» — кино с весьма своеобразной поначалу эстетикой, экранизации, документальные киноленты, фиксирующие особо торжественные случаи в жизни империи.

Всякий общий взгляд страдает односторонностью, но все же панорама литературно-художественной жизни России начала XX в., независимо от существующих школ и направлений, создает какое-то неизбывное впечатление неустойчивости жизни, социальной напряженности и предчувствия грядущих потрясений, которые явственно обозначились накануне и в годы Первой мировой войны. Стремление уйти от «горькой прозы жизни» и обратиться к эмпиреям чистого искусства, «крестьянский плач», уход от настоящего и обращение к прошлому, к мистике, духовные и религиозные искания, осмеяние действительности в сатирических и юмористических образах, изображение социальной патологии в ее различных проявлениях, любование смертью и пр. могут рассматриваться в том же ключе. Те же самые черты явно проступают в литературном философствовании.

В широких общественных кругах многие из этих явлений oпределялись как «декаданс» — упадок, разложение культуры. Впервые декадентами были названы символисты, а затем так обозначались и другие литературные и художественные течения. Хотя этот термин широко использовался в советский период, он по сути — неверен, так как то, что происходило, не может быть сведено к упадку и разложению. Все это лишний раз подчеркивает способность литературы и искусства, пусть и на бессознательном уровне, улавливать существующие в обществе настроения задолго до того, как они подвергнутся научному определению. Отсюда задача историков при обращении к ним как источнику — систематизировать и сделать явно выраженными структуры общественного сознания, отраженные в литературе и искусстве.

Картина общественной жизни может выглядеть вовсе не такой и даже совсем не такой, какой она представлялась, например, М. Горькому — «буревестнику революции». Но в советское время именно его видение времени как арены «острейших классовых битв» и неизбежности социального взрыва, воплотившегося в 1917 г., возобладало в литературе и искусстве и тщательно культивировалось большевистской властью. «Песня о буревестнике» обязательно заучивалась наизусть в советских школах. Это в немалой степени способствовало деформациям в восприятии реальной жизни в художественных произведениях. В литературе советского периода дореволюционное прошлое рассматривалось как прелюдия к новому миру, закономерно возникающему на фоне деградации и разрушения старого. От того, на какой классовой стороне находился автор — участник событий, зависело отношение к нему и официальное признание.

Наступление модернизации не могло не отразиться на эстетических принципах литературы и искусства. Отсюда тенденция к особому видению действительности в новых течениях художественной жизни — символизме, модернизме, авангардизме. Многие из них возникали как бы в полемике с реализмом (и между собой) и без учета этого обстоятельства не интерпретируются исторически. Общее для них — постоянные атаки на основные принципы реалистического художественного творчества, открывающие шлюзы для необузданного воображения, и противопоставление им различного рода новаций (реальная жизнь — конструированная реальность, образная — абстрактная метафора, привычные — непривычные ассоциации, живое слово — искусственный язык и т. д.). Такие произведения требуют действительно «проницательного читателя» или зрителя. Историк, обращающийся к этим произведениям как источнику, вынужден постоянно разгадывать, какое отношение имеет их содержание к реальности, и буквально распутывать его. Подобная работа может оказывать стимулирующее действие на развитие исторических исследований, и ею не стоит пренебрегать. В свою очередь, без оценки исторической значимости содержания произведений она остается игрой ума, интересной всего лишь для узкого круга лиц. Новые течения лучше всего истолковываются с позиций исторической преемственности. В этом случае они выступают в единстве и взаимодополняемости. Если признавать величие русского реализма, то столь же правомерным будет признавать и громадное историческое значение русского авангарда.