Сказка П.П.Ершова «Конек-Горбунок»

 

Поэтом-сказочником, наиболее последовательно и творчески усвоившим опыт, накопленный Жуковским и Пушкиным в ска­зочном жанре, стал Петр Павлович Ершов (1815—1869). Он во­шел в историю русской литературы как автор одного произведе­ния — сказочно-стихотворной повести «Конек-Горбунок». Сочи­нялась она девятнадцатилетним студентом первого курса Петер­бургского университета, человеком очень замкнутым и общавшим­ся по большей части со своим братом. Сатирическое творение по мотивам русских сказок и песен было представлено на суд про­фессора литературы П.А. Плетнева, и тот пришел от произведе­ния в восхищение. Он устроил встречу молодого автора с Пушкиным. Поэт высоко оценил сказку и помог Ершову опубликовать­ся, возможно, даже приняв некоторое участие в редактировании текста. Есть свидетельство, что именно Пушкин — автор зачина:

 

За горами, за лесами,

За широкими морями,

Против неба — на земле

Жил старик в одном селе.

 

Во всяком случае, когда «Конек-Горбунок» был напечатан в журнале «Библиотека для чтения» в 1834 году, и в том же году сказка вышла отдельной книгой, как утверждают современники, Пушкин произнес знаменательные слова: «Теперь этот род сочи­нений можно мне и оставить».

Позднее Ершовым был написан ряд других произведений: дра­матическая повесть «Фома-кузнец», стихотворения «Молодой орел», «Песня казачки», «Русская песня». Но вечной жизни в ли­тературе они не получили. Вероятно, потому, что не были так же народны, как «Конек-Горбунок». Да и талант самого поэта угасал в глуши и безвестности. По окончании университета Ершов не получил возможности остаться в столице, поскольку не умел кла­няться и искать протекции. Он уехал в Тобольск, где служил учи­телем словесности, инспектором по образованию, а затем стал директором гимназии. Но это было не совсем то, к чему стреми­лась его поэтическая натура. Ершов писал рассказы, стихи. Их пуб­ликовали местные и центральные журналы и сборники. Однако его тянуло в столицу: там кипела жизнь, творилась культура, спо­рили о путях искусства друзья-литераторы. Они хлопотали за Ер­шова: и Плетнев, и Жуковский, и другие. Но бюрократическая Россия была глуха к автору знаменитой сказки. Одно утешало по­эта: он отдавал долг народу Сибири, которому многим был обя­зан. Так во всей жизни Ершова тяжелое и счастливое нерасторжи­мо соединялись.

Талантливый самородок появился на свет больным и слабым, в глухом селе Безрукове Ишимского уезда Тобольской губернии. Он стал в семье третьим и, как водится, самым любимым сыном. Чтобы сохранить ему жизнь, по обычаю тех краев, родители со­вершили обряд продажи младенца за грош. Отец Ершова был ма­леньким сельским чиновником, волостным капитан-исправником. По делам службы часто переезжая с места на место, бывал в Ом­ске, Тобольске, Петропавловске, Березове, хорошо знал быт кре­стьян, таежных охотников, рыболовов, ямщиков, купцов тех мест. В Тобольске жил его родственник, купец Пиленков. Когда Петру пришла пора учиться, мальчика поручили попечению дяди, опа­саясь, что кочевая жизнь семейства может повредить образова­нию сына. Учась в Тобольской гимназии, юноша Ершов слушает предания и легенды об историческом прошлом края, старинные сибирские сказки и песни, пословицы и прибаутки. Бывалые люди, навещавшие дом купца, хаживали и за Байкал. Так в творческой памяти поэта запечатлевались эпизоды, представлявшие собой уди­вительный сплав картин реальной крестьянской жизни и фантас­тического сказочного мира. Такие сцены прорастут затем в «Конь­ке-Горбунке». Вечером в царской кухне повара и служители двора сидят за столом, пьют мед из жбана и тешатся сказками о Бобре, о Царе, о Боярыне Восточной, о князе Бобыле, о прекрасной Царь-девице, а одна из сказок начинается так:

 

У далеких немских стран

Есть, ребята, окиян.

 

Ершова часто называют детским человеком. Центральный пер­сонаж его сказочного приключенческого произведения Иван-ду­рак отличается простодушием и детской непосредственностью в восприятии мира. К миру детства близок и другой ершовский ге­рой — чудесный Конек-Горбунок. Внешний облик волшебного конька вызывает невольные ассоциации с любимой игрушкой мальчиков. Только у Ершова Горбунок не предмет детской забавы. У него есть качество, какое не всегда и у живого человека встре­тишь: необыкновенная преданность в дружбе. Конечно, это не пышущий огнем богатырь Сивка-Бурка, а ничем не примечатель­ный жеребенок, да еще и «горбатко»! Но он тоже из детства: от представлений о верблюдах, бывших своим хозяевам-кочевникам верными товарищами и помощниками. В пограничных русско-ка­захских землях, где жило семейство Ершовых, и в тех, и в других недостатка не было.

Детство детством, но как поэт Ершов «вовремя созрел» — наи­высшая, как полагал Пушкин, похвала для человека и художника. Ершову в вину ставили подражание Пушкину, сознательное или неосознанное (ср.: «Пушки с пристани палят» у Пушкина и «Пуш­ки с крепости палят» у Ершова; «Ой вы, гости-господа, // Долго ль ездили? куда?» у Пушкина и «Путь-дорога, господа! // Вы от­куда и куда?» у Ершова). Но преимущество Ершова состояло в ином. Сказочник стремился вырваться за границы сказочного жанра и воспользовался для этого завоеваниями всей русской словесно­сти. В своем произведении поэт нарисовал эпическую картину России: и крестьянской, и самодержавно-крепостнической, и древней, и современной. В композиции «Конька...» это по-своему отражено.

Одни персонажи, сыграв свою роль в сказочном действии, ис­чезают со сцены (братья Ивана), другие отходят на второй план, третьи вновь появляются. Зарисовка семейных отношений внутри крестьянского мира, данная в первой части произведения, сме­няется панорамой русской социальной и государственной жизни во второй части сказки. Третья, заключительная глава «Конька-Горбунка» воссоздает модель неземного мира, и там мы наблюда­ем новые сказочные лица и события.

Главам сказки Ершова предшествуют эпиграфы. Их не бывает в народных произведениях, нет и в пушкинских текстах. Эпиграф — изречение, краткая цитата, предпосланная произведению или его части и характеризующая их основную идею. Назначение эпигра­фов «Конька-Горбунка» — наметить общий смысловой итог гла­вы, стать прелюдией сказочных событий, своего рода формулой: зачина действия («Начинается сказка сказываться»), его продол­жения («Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается»). По сути же это пословицы и поговорки: часть третья имеет эпи­граф «Доселева Макар огороды копал, а нынече Макар в воеводы попал».

Образы героев в «Коньке-Горбунке» гораздо сложнее, нежели фольклорные. Например, ершовская Царь-девица — это и дочь Солнца, и сказочная мудрая дева, и былинная богатырка, буду­щая жена Ильи Муромца, и обычная земная женщина, знающая себе цену, независимая и гордая. Она совсем молода, но уже по-житейски умна: хочет выйти замуж за достойного человека! В то же время это персонаж экзотический: родом она из «немских» стран, в русской фольклорной традиции означающих заморские пределы, где не говорят (как будто немые!) на русском языке. Но даже в этом своем качестве Царь-девица — образ интернацио­нальный, а следовательно, принадлежащий и отечественной сло­весной культуре. Месяц Месяцович — славянский вариант древ­негреческой богини земли Деметры, персонаж с ярко выражен­ными индивидуальными свойствами характера: по-мужицки точ­но оценивает ситуацию и метко характеризует ее в крепком словце:

 

Месяц вскрикнул: «Ах, злодей!

Вздумал в семьдесят жениться

На молоденькой девице!

<...>

Вишь, что старый хрен затеял:

Хочет жать там, где не сеял!»

 

Конь — воплощение связи с миром сверхъестественного. Он одновременно связан с культом плодородия (т.е. солнца, вот от­куда его знакомство с ершовской Царь-девицей и Месяцем Ме­сяцовичем) и со смертью. Это главный проводник человека на «тот свет», откуда и произошли сказочные мотивы коня как чу­десного помощника героя, способствующего проникновению в тридевятое царство или на вершину стеклянной горы. Ершов пе­реосмысливает популярный в фольклоре мотив вещего коня, пред­сказывающего смерть своему хозяину. Как магическое существо конек обладает даром предвидения; как «обычный» герой — строг и ироничен.

Действующие лица второго плана истоков в мифологической традиции не имеют. По своему происхождению они связаны с русской историей и народной словесностью, так или иначе ее отразившей. Это царь, спальник, Ивановы братья, Ерш и другие жители подводного царства. Эпизодические действующие лица «Конька-Горбунка» — старик-отец, дворяне, стражники, глаша­тай. По своему человеческому содержанию они примитивны. Го­родничий, к примеру, поначалу кажется решительным, грозным и исполнительным. На поверку он угодлив и подобострастен. Пи­сателем использован принцип обрисовки героев через антагони­стические пары, принятый в драматургии: Иван и царь, Иван и Горбунок, Иван и спальник, царь и Царь-девица, Иван и братья и т.д.

Ироничность, балагурный стиль ершовского повествования не совпадает по своим источниками и конечным целям с обнажени­ем этого сказочно-романтического приема у Жуковского. Народ­ный идеал сказочного героя — добра-молодца, которому толком и делать-то ничего не нужно, — все за него сделают волшебные силы — молодого стихотворца Ершова явно не устраивал. Потому так настойчиво подчеркивает автор «Конька-Горбунка» собствен­ную заслугу Ивана во всех сказочных победах и приобретениях. Этим своим качеством Иван напоминает скорее мифического куль­турного героя, чем героев русских бытовых сказок. Иван пользует­ся хитростью с подачи всезнающего своего товарища, и только как орудием слабого в борьбе против сильного.

Маска дурака или шута к Ивану не слишком идет: в поступках дурака обнаруживается очевидная глупость, а в поступках шута — очевидность невероятного. Ершовский Иван непредсказуем и не по-сказочному практичен: поет, глубоко чувствует прекрасное, хотя весьма своеобразно понимает его (вспомним, как, увидев красавицу Царь-девицу, Иван разочарованно восклицает: «А но­жонка-то, ножонка // Тьфу ты, словно у цыпленка!»). Иван быва­ет противоречивым, по-настоящему дурашливым, когда ленится, любит поспать, не ценит помощи конька. Но есть в нем и масса положительных качеств: верность в дружбе, отходчивость, беско­рыстие. Идеально в Иване одно — чувство собственного достоин­ства. Несмотря на все недостатки, в народе таких любовно зовут: «дурашка», «дурачок», «дуранюшка». И в этих своих качествах Иван ближе всего к реальному крестьянину с его «лукавым и трезвым русским умом» (В.Г.Белинский).

Художественное пространство сказки сказочно-мифологическое, а время — реальное. Главным средством характеристики литера­турного персонажа становится собственная речь героя. В устных сказках диалоги строятся по шаблону. У Ершова реплика персона­жа не является данью этикету и ритуалу. В ней опровергается пред­ставление, сложившееся о герое у окружающих. О себе самом Иван может лукаво воскликнуть: «Это я, Иван-дурак!», что, конечно, вызывает улыбку читателя.

Не забывая о развлекательной функции сказки, Ершов веселит читателей разными способами: неожиданным поворотом сюжета, нетрадиционным поведением героя, острым словечком вроде этого: «Все пустяк для дурака». Своего намерения побалагурить Ершов-сказитель не скрывает. Он стремится к особой доверительности в отношениях с читателем. Разговорной лексике — просторечной, диалектной, даже грубой — Ершов осмеливается придать статус книжности, с истинным совершенством владея всем богатством родного языка.

 

Вопросы и задания

1. Как отразились в сказке Ершова впечатления его детства?

2. Какие особенности построения «Конька-Горбунка» характеризуют произведение Ершова как литературную сказку?

3. В чем своеобразие толкования Ершовым традиционного сказочного образа Иванушки-дурачка?