Повести о детстве Л.Н.Толстого и С.Т.Аксакова

Писатели середины XIX века нередко обращались к теме дет­ства, отражая собственные воспоминания, наделяя персонажей автобиографическими чертами. Однако психологическое обобще­ние придавало таким героям широкое типологическое содержа­ние, и они «перерастали» границы автобиографической прозы. «Детство» Л. Н.Толстого и «Детские годы Багрова-внука» С.Т.Ак­сакова ввели в литературу героя-ребенка, чей мир, уникальный и самодостаточный, разительно отличается от мира взрослых, а восприятие жизни свежо и непредвзято.

«Детство» Л.Н.Толстого — начальная часть романа «Четыре эпохи развития», задуманного писателем летом 1850 года. Повесть была опубликована в журнале «Современник» в 1852 году. «Второй эпохе была посвящена повесть «Отрочество» (1854), третьей — «Юность» (1857); «Молодость», «эпоха четвертая», написана не была. В 1859 году главы «Учитель Карл Иванович» и «Разлука» под заглавием «История моего детства» были помещены в «Сборнике избранных мест детских писателей».

Несмотря на то что повесть не предназначалась Л.Толстым для детского чтения, она в некоторой переделке появилась в «Рус­ской хрестоматии» А. Филонова, а в хрестоматию А. Галахова была включена глава «Поездка на долгих». Примечательно, что соста­вителями хрестоматий часто выбирались отрывки из взрослых про­изведений писателя: вскоре после появления «Войны и мира» для юных читателей стали издаваться отрывки из этого романа.

В идейно-художественной системе Л.Толстого категория дет­ства сопрягается с основными нравственно-философскими иска­ниями писателя. Детство понималось Толстым как естественное человеческое начало, противостоящее тщеславию, войне, смер­ти; как возможность сопереживания, сочувствия, движения чело­века к другим людям. Это особое душевное состояние человека, мера зрелости его души. И в любимых персонажах писателя во­площается детское начало, которое как выражение естественного в человеке всегда противостоит искусственному, фальшивому, ложному. Писатель признается:

 

Когда я писал «Детство», то мне казалось, что до меня никто еще так не почувствовал и не изобразил всю прелесть и поэзию детства.

 

Он часто вспоминал о своем детстве, оно было для него нача­лом пути — и тем особенно значительно. Даже самый малый факт из далекого детского мира исполнен большого, важного смысла. И в своей первой повести он писал об этом:

 

Счастливая, счастливая, невозвратимая пора детства! Как не любить, не лелеять воспоминаний о ней? Воспоминания эти освежают, возвы­шают душу и служат для меня источником лучших наслаждений.

 

Замечательно, что о детстве Толстой писал всегда с глубокой серьезностью. Понятие детства заключало для него не только то, что было и ушло, но и то, чему еще суждено свершиться. Толстой понимал жизнь как «увеличение своей души», как становление души, которое происходит еще в раннем детстве.

В трилогии впервые в русской литературе была обозначена про­блема формирования характера. В сознании героя — Николеньки Иртеньева — отразился весь богатейший мир впечатлений: дет­ских, отроческих, юношеских, семейных, сословных, внесословных. Постепенно происходит их переработка, вследствие чего ме­няется герой: он подлинно «движется», как движется вокруг него мир.

«Детство» — это взгляд человека из взрослого мира назад, в детский. Однако читателю открывается вся чистота и наивность восприятия мира ребенком и от имени ребенка.

Содержание «Детства» составляют события, которые касаются разных сторон жизни Николеньки. Они умещаются в небольшой временной промежуток. События первого дня происходят 12 авгу­ста 18... года в деревне, где живет Николенька с родителями. Это день рождения мальчика: ему исполняется 11 лет, и мы узнаем, чем этот день заполнен. Пробуждение, визит к maman, к отцу, занятия, приготовления к охоте, сама охота, описание игр, ве­чер, когда все собираются в гостиной и maman играет на рояле; на следующий день — отъезд в Москву.

Между первым и вторым днями проходит месяц. В ткани пове­ствования их разделяет взволнованное лирическое отступление, где совмещаются два временных пласта — прошлое, в котором осталось очарование детства, и настоящее, откуда повествователь смотрит на себя -ребенка:

 

...набегавшись досыта, сидишь, бывало, за чайным столом на своем высоком креслице; уже поздно <... > сон смыкает глаза, но не трогаешь­ся с места, сидишь и слушаешь <...> Вернутся ли когда-нибудь та све­жесть, беззаботность, потребность любви и сила веры, которыми обла­даешь в детстве? <...> где те горячие молитвы? где лучший дар — те чистые слезы умиления? <...> Неужели жизнь оставила такие тяжелые следы в моем сердце, что навеки отошли от меня слезы и восторги эти? Неужели остались одни воспоминания?

 

События второго дня относятся к пребыванию Николеньки с отцом в Москве, в доме бабушки. Это подготовка к бабушкиным именинам (сочинение стихов), гости, мазурка, впечатления от новых знакомств, таинственность и неизвестность первой влюб­ленности.

Через полгода после описанного — события нескольких дней, в течение которых из письма узнают о болезни матери, соверша­ется отъезд в деревню, происходят похороны. Заканчивается по­весть рассказом повествователя о том, что произошло в деревне, когда, похоронив мать, Николенька уехал в Москву. Это проник­новенные слова о няне Наталье Саввишне, о том, как прошли ее последние дни. Данный фрагмент произведения размыкает хроно­логические (с 18 августа приблизительно по 18 апреля) границы повествования, относящегося к детству.

Самих событий в повести совершается немного. Безусловно, jни обозначают жизненные вехи. Однако куда важнее вехи внут­ренние, впечатления, которые являются этапами переживания и взросления. История впечатлений и составляет содержание «Дет­ва». Эти впечатления текучи: они заставляют маленького чело­века недоумевать, потому что одно и то же можно, оказывается, понимать и трактовать по-разному, и оба понимания окажутся правильными. Всякое человеческое чувство рассматривается в противоречии и в противоборстве мотивов.

Вот в свой день рождения просыпается маленький Николенька Иртеньев от выстрела бумажной хлопушки, предназначенной для битья мух, и, вместо того чтобы радоваться своему празднику, начинает сердиться на добрейшего учителя Карла Ивановича, ко­торый убил над его головой муху. А когда Карл Иванович спра­шивает Николеньку, отчего он плачет, мальчик придумывает, что видел дурной сон. Учитель, тронутый рассказом о сне, начинает утешать ребенка, а Николенька продолжает плакать — теперь уже от чувства стыда, ведь Карл Иванович оказался не злым, а доб­рым, а Николенька рассердился на него и обманул. Где граница между правдой и ложью? Когда Николенька говорит правду и когда он обманывает? И в самом ли деле он обманывает, когда говорит неправду?

Овеяно искренней привязанностью отношение к Наталье Саввишне, верно служащей своим господам на протяжении долгих лет сначала горничной, потом няней. Николенька безотчетно лю­бит ее, не задумываясь над их социальным неравенством. Однако после наказания за испачканную скатерть, которому подвергла его Наталья Саввишна, Николенька испытывает совсем другие чувства: «Меня так это обидело, что я разревелся от злости». Злость в Николеньке вызвана его неосознанным желанием унизить няню, несмотря на то, что он знает, как она его любит:

 

Как! <...> Наталья Саввишна, просто Наталья, говорит мне ты и еще бьет меня по лицу мокрой скатертью, как дворового мальчишку. Нет, это ужасно!

 

Мальчик раздумывает, как бы отплатить «дерзкой Наталье» за нанесенное оскорбление, и его мысли и чувства проникнуты бар­ским высокомерием, оскорбительным пренебрежением к этой «редкой», «чудесной» старушке. А когда происходит примирение и Наталья Саввишна угощает его карамельками, Николенька все равно продолжает плакать, и слезы текут еще обильнее, — «но уже не от злости, а от любви и стыда».

Именно Наталья Саввишна оказывается тем человеком, у кото­рого мальчик спрашивает о последних минутах жизни своей матери; выслушав ее рассказ, он понимает, отчего она плакала, когда они приехали в деревню из Москвы. Вначале ему это было неприятно:

 

Она не стала целовать нас <... > только привстала, посмотрела на нас через очки, и слезы потекли у нее градом. Мне очень не понравилось, что все при первом взгляде на нас начинают плакать, тогда как прежде были совершенно спокойны.

 

Но после рассказа он понимает, что Наталья Саввишна плачет не только от жалости к детям, оставшимся без матери (именно эта слезливость неприятна Николеньке), но и от сострадания к предсмертным мукам усопшей:

 

...по глазам видно было, что ужасно мучилась бедняжка; упала на подушки, ухватилась зубами за простыню; а слезы-то, мой батюшка, так и текут <...> Наталья Саввишна не могла больше говорить: она от­вернулась и горько заплакала.

 

Переживание смерти матери Николенькой по-детски наивно, но в этой наивности — открытие таинства перехода в какое-то другое бытие:

 

Я стал вглядываться в него [лицо матери] пристальнее и мало-помалу стал узнавать в нем знакомые, милые черты. Я вздрогнул от ужаса, когда убедился, что это была она; отчего <...> склад [губ] <...> выражает та­кое неземное спокойствие, что холодная дрожь пробегает по моей спине и волосам, когда я вглядываюсь в него?..

 

Все это предвосхищает открытия, сделанные Толстым в «Вой­не и мире».

Вот отъезд в Москву, нетерпеливое ожидание окончания всех приготовлений, желание выглядеть взрослее и не плакать. Безза­ботность, ребяческая нетерпеливость... И вдруг мальчик почувство­вал, что он навсегда прощается с maman. «Самые пустые мысли» в голове, «нетерпение ехать», равнодушие во время последних раз­говоров — и где-то «на периферии чувствования», «краем души», пока неясно для себя самого, — глубокое детское переживание разлуки. Оно вырастает из мелких безотчетных состояний. Вот На­талья Саввишна «закрыла лицо платком и, махнув рукою, вышла из комнаты», а у Николеньки, продолжавшего равнодушно слу­шать разговор матери с отцом, защемило сердце; «грустно, больно и страшно» при прощании с матерью... Затем — «упорное внимание» к дороге, по которой едет коляска, — и глубокое чувство грусти, жалости ко всему, что осталось в покинутом доме. Николеньке жалко все — и это не только люди, природа, дом, с которыми он расста­ется. «Все, все» — это этап жизни, остающийся в прошлом, с кото­рым, не отдавая себе отчета, на самом деле прощается мальчик.

Это подчеркивается композиционно. Именно после главы, где описывается отъезд, мы читаем проникновенные строки, напи­санные взрослым Иртеньевым, который смотрит в далекое дет­ство и как бы подытоживает свое расставание с ним тогда, при отъезде в Москву. Теплота чувств взрослого Иртеньева связана с тем домом, который покидает маленький Николенька: в нем и Карл Иванович, и маменька, и гостиная, где все собираются ве­чером, и молитвы на ночь. Это своеобразный лирический итог тому, о чем читатель узнал из предыдущих глав:

 

Вернутся ли когда-нибудь та свежесть, беззаботность, потребность любви и сила веры, которыми обладаешь в детстве? Какое время может быть лучше того, когда две лучшие добродетели — невинная веселость и беспредельная потребность любви — были единственными побуждениями в жизни?

 

В Москве, в доме бабушки, Николенька обнаруживает, что люди, с которыми он встречается, не исключая самых близких и дорогих для него, подчас вовсе не такие, какими они хотят ка­заться. Он наблюдает в них неестественность и фальшь, а когда замечает эти качества и в себе, глубоко переживает и нравственно осуждает себя. Так, Николенька написал стихи ко дню рождения бабушки. В них есть строка, говорящая, что он любит бабушку, как родную мать. Обнаружив это, он начинает доискиваться, как мог он написать такую строку. С одной стороны, он видит в этих словах измену матери; а с другой — неискренность по отношению к бабушке. Николенька рассуждает так: если эта строка искрен­няя, значит, он перестал любить свою мать; а если он любит свою мать по-прежнему, значит, он допустил фальшь по отноше­нию к бабушке. Ему стыдно, он страдает: «...при всех прочтут мои никуда не годные стихи и слова: как родную мать, которые ясно докажут, что я никогда не любил и забыл ее».

Однако бабушке стихотворение понравилось, хотя она и не со­всем разобрала его. Но именно этим стихом бабушка хвастает княгине Корнаковой; бабушкины слова подхватывает Николенькин отец:

 

«Этот у меня будет светский молодой человек, — сказал папа, указывая на Володю, — а этот поэт, — прибавил он...».

 

Из невольно подслушанного разговора князя и бабушки, ос­тавшихся в гостиной после отъезда гостей, Николенька узнает о том, что и отношения его родителей таят скрытую дисгармонию: бабушка говорит, что отец, живя в Москве один, имеет возмож­ность «шляться по клубам, по обедам и бог знает что делать», а мать, испытывая любовь к отцу, ничего не подозревает. «Она не может быть с ним счастлива», — такой вывод делает бабушка. А Ни­коленька после этого разговора пребывает в «сильном волнении».

Знакомится он и с другими мальчиками. Это братья Сережа и Володя Ивины, приходящиеся ему родственниками, и Иленька Грап, сын бедного иностранца, который когда-то жил в доме Ни-коленькиного деда, «был чем-то ему обязан и почитал теперь сво­им непременным долгом присылать очень часто к нам своего сына».

Николенька очарован Сережей, он очень хочет ему понравить­ся, а потому безропотно ему подчиняется, желая, чтобы тот его заметил, стремясь в своем чувстве подражания Сереже казаться большим. Это желание — «не быть похожим на маленького, в моих отношениях с Сережей, останавливало чувство, готовое излить­ся, и заставляло лицемерить».

Иленька Грап испытывает по отношению к Николеньке такие же чувства. Но Николенька, страдающий от того, что Сережа его подчас не замечает, оказывается безжалостным и черствым по отношению к Иленьке Грапу, которого он часто тиранит и вы­смеивает в играх в угоду Сереже. Иленька плачет, а Николенька не может сообразить, что «бедняжка плакал, верно, не столько от физической боли, сколько от той мысли, что пять мальчиков, которые, может быть, нравились ему, без всякой причины, все согласились ненавидеть и гнать его».

Последние замечания принадлежат уже взрослому Иртеньеву, который комментирует свои детские поступки. Его голос неоднократ­но прорывается в повествовании. Так, в финале «Детства», в главе «Последние грустные воспоминания», он пишет о жизни в деревне после смерти матери, о Наталье Саввишне. Его слова овеяны грустью взрослого человека о близких умерших людях, и искренностью, непосредственностью чувств, которые в Николае Иртеньеве остались на протяжении всей его жизни и которые соединяют все ее этапы.

«Детство» Толстого было с восторгом и надеждой встречено читателями. Позднее, после выхода повести «Отрочество», И.С.Тургенев, который очень часто предвидел дальнейшее раз­витие литературы и истории, в письме к Петру Анненкову ска­жет, что скоро «одного только Толстого и будут знать в России». Среди тех, кто сразу по достоинству оценил оригинальный та­лант автора «Детства», был критик Н.Г.Чернышевский, который объяснил характер писательского дарования Толстого, глубоко и точно определил особенности его художественной манеры. В ста­тье «Детство и отрочество. Сочинение графа Л.Н.Толстого» Чер­нышевский указал на две наиболее существенные черты толстов­ского таланта: «...глубокое знание тайных движений психической жизни и непосредственная чистота нравственного чувства». По за­мечанию критика, Толстого более всего интересует не столько описание характеров, сколько «сам психический процесс, его формы, его законы, диалектика души». Эти определения Черны­шевского стали классическими, они подтвердились всем развити­ем Толстого-писателя. В его дальнейшем творчестве «чистота нрав­ственного чувства», первоначально как наивное, детское, чистое восприятие мира, пройдя множество стадий развития, окажется «чистотой» народного, крестьянского миросозерцания, мерой, которая будет определять истинность помыслов и поступков од­них героев и беспощадно обличать ложность и низость других.

В детскую литературу замечательный русский писатель Сергей Тимофеевич Аксаков (1791 — 1859) вошел прежде всего благодаря сказке «Аленький цветочек», которая была отрывком из повести «Детские годы Багрова-внука». Это произведение, вышедшее в 1858 году, стало продолжением «Семейной хроники» (1856) — Рассказа о семействе Багровых, повествование о которых было основано на автобиографическом материале. «Детские годы...» были задуманы как книга о детстве и вместе с тем как книга для детей, вторую писатель посвятил своей шестилетней внучке — это был Подарок ко дню ее рождения.

Но именно вторая половина задачи (написать книгу для детей) создавала для Аксакова наибольшие затруднения, и он обращался ко многим знакомым литераторам за советами и помощью. Одним из первых в их числе был И.С.Тургенев, который горячо поддер­жал замысел Аксакова. В обращении к читателям автор пишет о том, что содержание повести составляют рассказы о детских годах Сергея — внука Степана Михайловича Багрова. Во вступлении Сер­гей Багров обращает внимание на то, что для него важна не соб­ственно последовательность событий, а яркость красок, живость происходящего, в действительности которого он не сомневается.

«Детские годы Багрова-внука» — это рассказ о детстве Сережи от младенчества до девятилетнего возраста. Ткань произведения складывается из двух неравнозначных по объему пластов: «Отры­вочных воспоминаний», относящихся к самым первым впечатле­ниям детства и лишенных какой бы то ни было причинно-след­ственной обусловленности, и «Последовательных воспоминаний» — их содержание, как правило, приурочено к определенным обстоя­тельствам, событиям, которые связаны с семьей мальчика.

Багровы живут в Уфе, откуда они выезжают в деревню. Выбор места неслучаен: Аксаков сам из Уфы, здесь, а также в родовом поместье Ново-Аксакове прошло его детство. Названия семи глав из восемнадцати говорят о путешествиях и переездах: «Дорога на Парашино», «Дорога из Парашина до Багрова», «Возвращение в Уфу к городской жизни». Главный герой повести — Сережа Баг­ров — восприимчивый, чуткий мальчик, способный к сильным чувствам и глубоким переживаниям. Писатель рассказывает о том, под влиянием чего формируется внутренний мир ребенка.

В первую очередь это красота природы, умение видеть которую в Сереже воспитывает отец, Алексей Степанович Багров. Помещик, ведущий хозяйство, он о многом рассказывает сыну. Так, в Парашине по пути на мельницу они видят удивительные родники, ко­торые приводят мальчика в восторг: они были наполнены такой прозрачной водой, что казались пустыми; вода по всей колоде пе­реливалась через край, «падая по бокам стеклянною бахромой».

Колодцы оказываются прозрачными и призрачными, — воды в них не видно, а та, что стекает, застывает, как стекло: природа загадывает загадку, которую надо отгадать, прячет то, что нужно разглядеть. С ней нужно соревноваться в сноровке, мастерстве. Разуму и воле человека звери и птицы противопоставляют хит­рость, изобретательность, а природа — стихию своей жизни. Об этом же писал Аксаков в «Записках ружейного охотника Орен­бургской губернии» (1852).

Могучая сила природы поражает Сережу. Переправляясь с ро­дителями через реку Белую, мальчик боится, но его приводит в восторг величие реки, красоту которой он чувствует.

В повести природа дана не как фон, не как красивая декора­ция; она, описанная без излишнего умиления, является частью жизни, формирует душу ребенка, который учится видеть ее слож­ную жизнь в многообразных связях с человеком. И здесь Сереже помогает Евсеич — его дядька, крепостной, нежно любивший мальчика, оберегавший его от всех бед и любовно называвший соколиком. Он объясняет мальчику многие законы жизни приро­ды; эти объяснения просты и доходчивы, потому что Евсеич рас­сказывает о природе простым и метким языком. Дядька учит маль­чика ловить рыбу, и рыбалка становится Сережиной страстью. Однако ему не нравится ловля рыбы сетями, ведь при этом про­падает дух соревнования с природой. Мальчик испытывает удо­вольствие от ловли удочкой.

Кроме впечатлений от природы внутренний мир мальчика формируется под влиянием чтения, которое он рано полюбил. Самое сильное впечатление произвел на него журнал Н. И. Но­викова «Детское чтение для сердца и разума», неполный комп­лект номеров которого подарил мальчику уфимский сосед. В ос­новном книги оказываются наиболее востребованы Сережей во время болезней или зимой, когда невозможно долго находиться на улице.

«С ненасытным любопытством» разгадывает мальчик тайны арабских сказок, они возбуждают его любопытство, приводят в изумление, воспламеняют фантазии. С замиранием сердца слуша­ет Сережа сказки ключницы Пелагеи — «Аленький цветочек», «Жар-птицу», «Царь-девицу», «Иванушку-дурака», «Змея Горыныча». Не все прочитанное самостоятельно мальчик понимает. Так, планы и чертежи он лишь разглядывает, по-своему растолковы­вая сестрице, «что каждая фигура представляет и значит». Однако многое запоминает надолго: детские песни из книги Кампе он выучил наизусть, а книга Ксенофонта сделалась любимым чте­нием, и, став взрослым, Багров помнит ее.

Книги важны не только потому, что они несут информацию, а потому, что они развивают фантазию мальчика, пытливость его ума, эмоциональную память, вызывают «великое наслаждение, восхищение», учат фантазировать: не понимая, что значат фигу­ры чертежей, Сережа придумывает их значение для сестры.

В книгах мальчику открывается большой мир, сложный и во многом непонятный. Но таким же неясным оказывалось и то, что непосредственно окружало Сережу. В сознании мальчика никак не укладывается, почему злой староста Мироныч, выгоняющий кре­стьян на барщину даже в праздник, считается самими же крестья­нами человеком добрым. Почему пасхальный кулич для Багровых «был гораздо белее того, каким разговлялись дворовые люди»? В селе Никольском, где по пути останавливались на отдых, маль­чик обнаружил, что крестьяне относятся к своим господам со­всем не так, как он привык думать об этом: «...крестьяне смотрят на своих господ с благоговением и все их поступки и слова счита­ют разумными». Здесь же богатый мужик «как будто хвалил своего господина», но «в то же время выставлял его в самом смешном виде». И Сережа чувствует, что «крестьянин надсмехался над ба­рином». Каждый новый день приносит Сереже открытия. В имении Прасковьи Ивановны он увидел слуг, которые ссорились, воро­вали, сплетничали, беспутничали. Как всякий ребенок, он обла­дает редким даром наблюдательности, что помогает ему расши­рять и углублять представления о жизни.

Сережа переживает многие — и трагические, и радостные — семейные события. Вместе с родителями он оплакивает смерть деда и бабушки, радуется рождению младшего брата. А об историче­ских событиях Сережа узнает из разговоров взрослых и по-своему воспринимает их. Так, по-детски переживается кончина Екатери­ны II и восшествие на престол Павла I: Сережа обижается, что детей не приводят к присяге, пытается понять слухи о том, что «теперь-то гатчинские пойдут в гору»; замечает новый покрой сюртуков и платьев жен служащих чиновников, поскольку видит, какую курточку с шитьем, как на мундире отца, поверх платья носит его мать и во что одет отец.

Обгоняющая возраст умственная зрелость выработала у Сере­жи привычку анализировать собственные чувства и мысли. Он не только живет впечатлениями. Он делает их предметом анализа, подыскивая им соответствующие толкования и понятия и закреп­ляя в своей памяти. Когда же герою повествования это не удается, на помощь приходит Багров повзрослевший, вспоминающий. И на протяжении всей книги мы слышим два голоса.

Повествование прекращается накануне начала нового возраст­ного этапа, когда детство кончается и начинаются дальнейшие «важнейшие события в жизни». Изображение взрослеющего, му­жающего человека со своим событийным и духовно-эмоциональ­ным миром, беспрестанно и качественно меняющимся, — вот главный пафос книги «Детские годы Багрова-внука». Но точнее и полнее других его выразил сам Аксаков, сказав, что он хотел этой книгой показать «жизнь человека в детстве <... > жизнь чело­века в дитяти».

Сказка «Аленький цветочек» является составной частью повес­ти, она имеет подзаголовок «Сказка ключницы Пелагеи». Чтобы не нарушать цельности рассказа о детстве, писатель поместил ее в конце произведения в качестве приложения. Вот что мы узнаем о ней в «Примечаниях молодого Багрова»:

 

...теперь, восстановляя давно прошедшее в моей памяти, я неожи­данно наткнулся на груду обломков этой сказки; много слов и выраже­ний ожило для меня, и я попытался вспомнить ее. Странное сочетание восточного вымысла, восточной постройки и многих, очевидно, пере­водных выражений, с приемами, образами и народною нашею речью, следы прикосновенья разных сказочников и сказочниц — показались мне стоящими вниманья.

 

Сюжет «Аленького цветочка» был распространен не только в русском, но и в мировом фольклоре и литературе. В 1757 году сначала на французском, а потом спустя четыре года на русском языке в России вышла книга «Детское училище, или Нравоучи­тельные разговоры между разумною учительницею и знатными разных лет ученицами, сочиненные на французском языке госпо­жой Лепренс де Бомон». В него была включена сказка «Красавица и чудище», которая во второй половине XVIII века получила широкое распространение в России.

Аксаков не просто опирался на фольклорный и литературный материал — он его творчески переработал, подчеркнув мотивы верности, красоты внутреннего мира человека, всепобеждающей силы великой любви. Прежде всего это любовь отца. Он вдовец, «больше любить ему было некого», а младшая дочь к тому же и самая любимая. Купец в своих странствиях скучает по дочерям, рад хотя б увидеть их во сне и готов лучше «приготовиться к смерти по долгу христианскому», чем неволить их отправиться к чудищу.

Образ чудища тоже связан с мотивом любви. И это не только условие разрушить колдовство — чудище само способно нежно, преданно и трогательно любить, оно предупреждает все желания младшей дочери, бережет ее душевный покой, боясь показать «свое лицо противное, свое тело безобразное». Это любовь-доверие. На просьбу девушки отпустить ее повидаться с отцом, чудище го­ворит:

 

И зачем тебе мое позволенье? Золотой перстень мой у тебя лежит, надень его на правый мизинец и очутишься в дому у батюшки родимого. Оставайся у него, пока не соскучишься, а и только я скажу тебе: коли ты Ровно через три дня и три ночи не воротишься, то не будет меня на белом свете, и умру я тою же минутою, по той причине, что люблю тебя о чем самого себя, и жить без тебя не могу.

 

«Младшая дочь купецкая» не только любимая, но и любящая. В отличие от сестер девушка готова пожертвовать собой ради отца. И любит чудище она не за богатство, а за его душу. Именно такая любовь, не испугавшаяся внешнего безобразия, любовь, которая делает человека прекрасным, может победить колдовство: девуш­ка не побоялась внешней уродливости, потому что главное — это внутренняя красота. Такая любовь открывает душу человека для

сотворения добра.

Примечательно, что сказка Пелагеи вызывает у Сережи Багро­ва желание рассказывать ее самому, подражая сказительнице. Маль­чик увлечен словом, которое, заключая в себе народную муд­рость, несет добро и любовь. Об этом вспомнит уже повзрослев­ший Багров:

 

Эту сказку, которую слыхал я в продолжение нескольких годов и не один десяток раз, потому что она мне очень нравилась, впоследствии выучил я наизусть и сам сказывал ее, со всеми прибаутками, ужимка­ми, оханьем и вздыханьем Пелагеи.

 

Можно сказать, что добро, которое несет Сереже фольклор­ное слово Пелагеи, в читательском восприятии связывается с таким же этическим смыслом поступков персонажей сказки, помещен­ной в приложении к повести. Таким образом происходит своеоб­разная связь смысла «Аленького цветочка» и всего содержания произведения, которому, безусловно, автор придавал и воспита­тельное значение.

 

Вопросы и задания

1. Подумайте, что формирует внутренний мир ребенка в произведе­ниях Л. Н.Толстого и С.Т.Аксакова. Можно ли на этом основании делать выводы о различии в творческом методе обоих писателей?

2. Найдите в произведениях Л.Н.Толстого и С.Т.Аксакова описания природы. Какие художественные средства используют авторы?

3. Какое место в повести С.Т.Аксакова занимает сказка «Аленький цветочек»? Каковы ее основные мотивы? Как она связана с содержанием?