Скандинавская сказочная повесть XX века

 

Книгу Лагерлёф о Нильсе можно рассматривать как мостик между классической литературной сказкой Андерсена и Топелиуса и современной скандинавской, авторской повестью-сказкой Линдгрен и Янссон.

Астрид Анна Эмилия Линдгрен (1907 — 2002) родилась в про­винции Смоланд, и именно там происходит действие многих ее книг: «Расмус-бродяга», трилогия о детях из Буллербю и об Эми­ле из Леннеберги. Еще в детстве Линдгрен начала придумывать сказки и страшные истории, за что в школе ее прозвали «Седь­мой Лагерлёф из Виммербю», ее родного городка. Но решение стать писательницей пришло совсем не сразу. Астрид уехала в Сток­гольм, стала работать секретаршей, потом вышла замуж, у нее появились дети... И первая ее книга, как это случалось почти со всеми великими детскими книгами («Алиса в стране чудес», «Ве­тер в ивах», «Винни-Пух»), возникла как запись устного рассказа взрослого ребенку. В одном из интервью на вопрос о том, что она считает решающим для ее творчества, писательница ответила:

 

Могу указать на два события. В 1941 г. моя дочь Карин, которой было тогда семь лет, лежала больная в постели уже несколько месяцев и каждый вечер просила меня что-нибудь ей рассказать. Однажды я спросила ее:

— О чем тебе рассказать?

— Расскажи о Пиппи Длинныйчулок, — ответила она.

Это имя она придумала в ту самую минуту и, так как имя это было необычным, я тоже придумала под стать имени необычную малышку. Несколько лет подряд я регулярно рассказывала Карин о Пиппи, но и не думала писать о ней книгу. Дело в том, что, когда я ходила в школу, всегда приходилось слышать: «Ты, верно, станешь писательницей, когда вырастешь!» Это пугало меня, и я решила, что никогда даже и не попытаюсь писать; я была уверена, что это обречено на неудачу. Но вот как-то вечером в марте 1944 года мне надо было навестить одного моего друга. Шел снег, на улицах было скользко, я упала и сломала ногу. Неко­торое время мне пришлось пролежать в постели. Заняться было больше нечем, и я начала стенографировать свои истории о Пиппи, решив пре­поднести рукопись в подарок дочке, когда ей исполнится в мае десять лет. А копию я взяла и отправила в издательство. <... >...не поскользнись я тогда в гололедицу, я наверняка никогда не начала бы писать.

 

Астрид Линдгрен восхищалась творчеством Андерсена, Топелиуса и Лагерлёф. Она стала их последовательницей, но создала свой собственный мир. «Андерсен наших дней», «волшебница из Швеции» — называют ее теперь. «В наши дни чудес, можно ска­зать, в литературе не бывает. Но шведка Астрид Линдгрен — это чудо. Ее детские книжки полны такой чистоты, такой чарующей прелести, которую крайне редко встретишь в современных рома­нах и рассказах», — писали о ней в ФРГ. В 1997 году писательница отметила свое девяностолетие, и это был праздник для всей страны.

Часть повестей Линдгрен можно назвать сказками, в других, как в трилогии о детях из Буллербю, трилогии о Калле Блюмквисте или прекрасной повести «Мы — на острове Сальткрока», нет ничего фантастичного. Но Линдгрен всегда остается немного сказочницей, даже в самых реалистических своих произведениях. Эта ее «сказочность» — результат внутренней «детскости», при­зываемой в себе писательницей, никогда не писавшей для взрос­лых в отличие от Милна, Грэма, Андерсена, Топелиуса, Лагер­лёф, Янссон. Линдгрен говорила, что пишет, чтобы развлечь «того ребенка, который все еще продолжает жить» в ней.

Первая книга писательницы — «Пиппи Длинныйчулок» — ока­залась необычной для страны, в которой в это время господство­вала моралистическая и сентиментальная детская литература. В ней многие почувствовали протест против сурового воспитания, а первое издательство, в которое Линдгрен послала рукопись, даже не решилось ее опубликовать. Книга имела огромный успех у чи­тателей. За ней последовали еще две повести о Пиппи («Пиппи Длинныйчулок садится на корабль», «Пиппи Длинныйчулок на острове куррекуррекутов»), героине, которая стала воплощением мечтаний многих малышей.

Во-первых, Пиппи свободолюбива и не желает подчиняться власти взрослых. Она не ходит в школу, потому что не видит смысла в «долбице помножения». Ее жизнь — игра, созданная ею самой, в которой каждый день наполнен приключениями. Пиппи облада­ет той свободой и независимостью от взрослых (девятилетняя де­вочка живет в собственном доме одна, с лошадью и обезьяной, и делает все, что хочет), о которой мечтают многие дети. Она не считает нужным вести себя «прилично» и издевается над всем, что находит нелепым, будь это поведение «благодетельницы» фре­кен Русенблум или вопросы учительницы.

Во всей ее жизни заключен протест против обыденности и здра­вого смысла взрослых: она спит, положив ноги на подушку и за­крыв голову одеялом, держит лошадь на веранде, возвращается с прогулки задом наперед, чтобы не разворачиваться. В ней как буд­то воплотилась стихия нонсенса, которая так близка сердцу ре­бенка.

Во-вторых, Пиппи обладает огромной силой и ловкостью. Она может легко поднять на руках лошадь или обломать рога разъяренному быку. При этом сила Пиппи направлена на добро и на отстаивание независимости — своей и чужой. Она не дает полицейским поместить себя в детский дом (отношение писательницы к приютам показано в истории Расмуса-бродяги), защищает маль­чика, на которого напало пятеро драчунов, спасает малышей из горящего дома. Но она никогда слишком сурово не наказывает тех, кто пришел к ней со злыми намерениями. Грабителей она заставляет протанцевать с ней полночи, но затем дает им по зо­лотой монетке и отпускает, а отражая нападения Джима и Букка, которые хотят отнять у детей жемчужины на острове куррекурре-[ кутов, она тем не менее защищает их от акул. Пиппи любит дарить подарки: она постоянно одаривает своих друзей Аннике и Томми, она приносит подарки детям, которые оказались недостаточно послушными и прилежными для фрекен Русенблум.

В третьей повести мать Аннике и Томми говорит о Пиппи: «Может, она и не всегда умеет себя прилично вести. Но у нее доброе сердце, а это куда важнее».

Наконец, Пиппи оптимистична, никогда не унывает, всегда находит выход из положения. Там, где она, всегда праздник.

Лишь в конце третьей книги мы видим слегка печальную, меч­тательную Пиппи. Пиппи, Аннике и Томми приняли «пилюли крумеляки», подозрительно похожие на горошины, чтобы никог­да не взрослеть. Но Пиппи не уверена, что со временем пилюли не утратили своей силы... Томми и Аннике смотрят на окна вил­лы «Вверхтормашками».

 

Там, в доме, была Пиппи. Она будет там вечно. <...> Да, это была на редкость утешительная мысль — Пиппи вечно будет жить на вилле «Вверх­тормашками».

 

Так Пиппи превращается в символ, воплощение всего лучше­го, что есть в детстве: свободы, игры, фантазии, радости. Она может показаться своеобразным скандинавским Питером Пэном (особенно на эту мысль наводит сюжет с путешествием на ост­ров), но это не совсем так. Питер Пэн жил одной игрой, фантази­ей и жил ради себя одного, не думая о других. Он был по-детски эгоистичен, бессердечен (увлекая детей на остров, он не думает о чувствах родителей) и забывчив. Пиппи совсем не такая. Она пла­чет над мертвой птичкой, оберегает детей от опасности, стремит­ся быть внимательной к взрослым людям, не питая к ним враж­ды, пока ее не обидят. Поэтому мама Томми и Аннике доверяет ей своих детей, поэтому тетя Лаура после беседы с Пиппи начи­нает чувствовать себя лучше.

Пожалуй, самая знаменитая книга Линдгрен — ее трилогия о Малыше и Карлсоне («Карлсон, который живет на крыше», «Кар­лсон, который живет на крыше, опять прилетел», «Карлсон, ко­торый живет на крыше, проказничает опять»). Это смешная и тро­гательная сказка, забавные афоризмы из которой вошли в нашу речь («От пирогов не толстеют», «Спокойствие, только спокой­ствие», «Пустяки, дело житейское», «Красивый, в меру упитан­ный мужчина в самом расцвете сил»), интерпретируется, однако, по-разному. Некоторые исследователи понимают Карлсона как «вто­рое "я"» Малыша, его выдумку. Вот как пишет об этом Л. Брауде:

 

Линдгрен словно раздваивает своего героя, превращая его в двух маль­чиков. Один — серьезный и старательный домашний ребенок, другой — маленький бесенок, живущий на крыше и беззаветно предающийся весе­лым шалостям. <... > Когда Малыша хвалят, он — Малыш, когда ругают — он Карлсон.

 

С одной стороны, Карлсон — воплощение детской мечты о волшебном друге; конечно, он похож и на типичного для ребен­ка вымышленного персонажа, на которого можно «списать» раз­битую посуду и который разрушит одиночество, в котором ока­зался Малыш. Но с другой стороны, Карлсон часто изображен эгоистичным и деспотичным по отношению к Малышу, их отно­шения едва ли строятся по модели, придуманной мальчиком (иначе почему ему достаются только те лакомства, которые не успел съесть Карлсон?). Так что в своем поведении Карлсон достаточно неза­висим.

Кроме того, Малыш не так уж безнадежно одинок. У него есть друзья — Кристер и Гунилла; его любят родители и брат с сестрой; в конце первой книги появляется собака. И самое интересное — Карлсон уже в конце первой книги знакомится с родителями Малыша, а в третьей его видят многие жители квартала и их на­блюдения попадают в газеты. Но вот смотрят они на героя разны­ми глазами.

Для взрослых это просто маленький озорник, только с про­пеллером, а для Малыша — самый лучший в мире Карлсон. Мо­жет быть, Карлсон не двойник Малыша, не его мечта, а тот ребе­нок, который живет в каждом взрослом человеке? Поэтому он постепенно становится виден родителям Малыша, его брату и сестре (которые, несмотря на свой очень подростковый возраст, любят младшего брата), фрекен Бок, дяде Юлиусу?

Исследователи не могут не отметить множества «недостатков» Карлсона: он чуть не каждый месяц требует у Малыша подарков «на день рождения», жульничает, ломает чужие игрушки, съедает все самое вкусное, требует к себе постоянного внимания, не уме­ет проигрывать, все поворачивает по-своему и не терпит отказов, выражая свое неудовольствие традиционным «нет, так я не иг­раю». Однако почему Малыш так легко прощает ему эти недостат­ки? И почему Карлсон так привлекателен для юных читателей, которые не отказались бы иметь такого друга? Потому ли только, что он озорник, а всякому, даже самому послушному ребенку хочется свободы и веселого озорства?

Еще один вопрос: почему Карлсон назван не по имени, а по фамилии? И каков возраст героя — взрослый он или ребенок?

Интересно, как Малыш комментирует испуг воров Филле и Рулле:

 

Люди настолько глупы, что верят в привидения. Просто смешно! — воскликнул он. — Папа говорит, что вообще ничего сверхъестественного не существует. <...> Дураки эти воры — они подумали, что из буфета вылетело привидение! А на самом деле это был просто Карлсон, кото­рый живет на крыше. Ничего сверхъестественного.

 

Может быть, так — естественно и просто — и нужно относить­ся к этому герою, который привлекает и взрослых и маленьких читателей своим здоровым оптимизмом и простодушным винни-пуховским эгоизмом человека, убежденного в том, что мир пре­красен и создан исключительно для него?

Кроме сказок и повестей Линдгрен написала множество рас­сказов, веселых и печальных. Но во всех произведениях сохраня­лась главная ее черта — доброта и бережное, внимательное отно­шение к миру детства.

Младшей современницей Линдгрен, не уступающей ей по из­вестности, была финская писательница Туве Янссон (1914 — 2001), которую ее почитатели называют «мамой муми-троллей». Как и Топелиус, Янссон родилась и жила в Финляндии, но писала по-шведски.

Отцом ее был известный финский скульптор Виктор Янссон, а сама Туве с 14 лет иллюстрировала книги и после окончания средней школы изучала искусство в Хельсинки, Стокгольме, Па­риже. В тридцатые годы, поспорив о чем-то с братом Ларсом, она, чтобы его подразнить, нарисовала на стене маленькое забавное существо, похожее на бегемотика... Так родился новый сказоч­ный герой, которому суждено было прославиться и прославить свою создательницу, — Муми-тролль.

В 1945 году Туве Янссон опубликовала свою первую, написан­ную еще в тридцатые годы книжку — «Маленькие тролли и боль­шое наводнение» — с собственными иллюстрациями. Слияние двух видов искусства — литературы и рисунка — важная черта творче­ства Янссон, создавшей свой собственный удивительный сказоч­ный или даже, скорее, мифологический мир и населившей его неповторимыми, яркими, запоминающимися героями. События всегда начинаются в Долине муми-троллей (Муми-доле), но по­степенно выходят все дальше за ее пределы. Долина — отправная точка и конечный пункт всех странствий и приключений.

Янссон снабжает свои книги подобной картой Муми-дола и планом дома муми-троллей. Астрид Линдгрен говорила, что в та­ком волшебном месте, как эта долина, она желала бы жить в детстве. На карте мы видим дом муми-троллей, Одинокие горы, пещеру, остров хаттифнатов, реку с песчаной отмелью, а также сирень, жасмин, табак и дровяной сарай — малое и большое, вечное и временное равнозначно в этом мире.

Дом муми-троллей — это своего рода идеальное жилище, кра­сивое, построенное собственными руками, уютное, обжитое, от­крытое для всех друзей и одновременно защищающее от невзгод. Это дом-крепость, но вовсе не потому, что он неприступен. На­против, он уязвим, и от метеоритного дождя герои будут прятать­ся в пещере, но в духовном смысле — это крепость, это оплот, потому что это дом, в котором живут любовь и доброта. Этот дом (макет которого, сделанный под руководством Янссон, можно уви­деть в музее библиотеки города Тампере) имеет необычную форму: круглая голубая башня. Здесь есть комнаты для всех членов семьи, для гостей, — званых и незваных, а также, конечно, несколько чуланов и «комната для всякой всячины».

В книгах Янссон большое место занимает образ острова. «Ска­зочные острова» — так называлась экспозиция в музее Янссон в городе Тампере в 2003 — 2005 годах. Это и настоящие острова, как тот, куда уезжает семейство муми-троллей в повести «Папа и море», или остров хаттифнатов; и острова-убежища, как пещера, где прячутся герои от кометы, или плавучий театр, где они спаса­ются от наводнения; и «человеческие острова», которые рождает воображение. «Если кому и пожелаю чего-нибудь хорошего, же­лаю ему острова, у которого нет адреса», — говорила писательница.

Творчество Янссон чрезвычайно самобытно, и хотя ее, как и Линдгрен, можно назвать продолжательницей традиции сканди­навской литературной сказки, своеобразного в ее творчестве боль­ше, чем традиционного.

«Шляпа волшебника» — самая «сказочная» из повестей о муми-троллях. В ней забавно смешиваются волшебное и бытовое: чудес­ная шляпа совершает самые разные фокусы-превращения, но од­новременно в сказке фигурирует газета, которую читает муми-папа; телеграмма, посланная семейством; а в своем превратив­шемся в джунгли доме герои играют в Тарзана. Волшебник, каза­лось бы, вполне традиционный сказочный образ. Но именно с ним связан главный эффект неожиданности: оказывается, он, во-первых, не злой, как казалось героям; во-вторых, вовсе не все­сильный: он не может достать Королевский рубин, а исполнять умеет только чужие желания.

Основной мотив повести «Комета прилетает» — страх перед катастрофой, перед огромным внешним миром (черным космо­сом) и стремление к надежности. Муми-тролль и Снифф отправ­ляются в опасное путешествие в Одинокие горы, чтобы выяс­нить, что за «ужасность» грозит им всем, и узнают точный день и час предполагаемого «конца света», а заодно убеждаются в том, что космос на самом деле черный, а не голубой. Последнее их неприятно поражает — и понятно, почему. До сих пор мир казался добрым, теплым и ласковым, теперь же им открывается исти­на — Земля затеряна в черном, холодном, равнодушном простран­стве и в любой момент может погибнуть. Но, приобретая конк­ретные формы, катастрофа как будто начитает казаться героям менее страшной. Интересно, что по мере приближения кометы герои словно бы привыкают к ней, и у них даже рождается что-то вроде жалости к этому одинокому небесному телу.

Спасение от катастрофы, как им кажется, может принести лишь возвращение домой, в Муми-дол, хотя комета, очевидно, «наце­лилась» именно туда. Поэтому они так упорно стремятся в родную долину, несмотря на то что все ее жители спасаются бегством, покидая свои дома. Муми-дол — это спасение от одиночества, незащищенности в огромном мире (недаром им приходится пере­секать Одинокие горы). Здесь и вера в свой дом, и вера в маму, которая к возвращению сына печет торт. И оказывается, что вер­нуть потерянный браслет кокетливой фрекен Снорк или утешить Сниффа изумрудным ожерельем для его любимой киски важнее всего, и никакой конец света не отменяет этих человеческих цен­ностей, человеческих проблем. (Как считал Маленький принц у Экзюпери, «хорошо, когда есть друг, даже если надо умереть».) Характеры персонажей в книгах Туве Янссон очерчены очень выпукло и определенно. Муми-тролль — добрый, чувствительный и отважный. В путешествии и по возвращении из него он проявля­ет себя как настоящий герой, спасая фрекен Снорк, в последние минуты перед прилетом кометы отправляясь искать пропавшего Сниффа. А оказавшись в обсерватории, он так радостно взволно­ван тем, что фрекен Снорк, которую он к этому моменту еще ни разу не встречал, не погибла в пропасти, что забывает, зачем пришел.

Зверюшка Снифф сочетает в себе повышенную тревожность, комплекс неполноценности (убеждение, что его никто не лю­бит), нервную суетливость и развитое чувство собственничества («хватательный рефлекс»). Можно было бы сказать, что он жад­ный и трусливый, но такие определения делают Сниффа отрицательным персонажем, а у Туве Янссон мы не чувствуем осужде­ния. В конце концов ее герои — дети, им свойственны слабости, которые можно простить. В случае с тортом Муми-мама недаром ощущает свою вину: показав, что любит сына больше, чем Сниффа, она попала в самое больное место маленького зверька.

Поэтому Сниффу так нужна маленькая киска. Во-первых, это будет его киска, а Сниффу, как мы говорили, важно иметь что-то для себя, безраздельно. Кроме того, это укрепит его авторитет. (Он думает о том, как Муми-тролль будет завидовать, как все удивятся.) Но, может быть, важнее все-таки то, что, вспоминая котенка, Снифф мечтает о том, как тот будет любить его и даст любить себя, как будет тосковать по нему, всюду за ним ходить, важно, что это «маленький хорошенький мягкий котенок».

Снусмумрик — странник и философ. В нем сочетаются любовь к свободе (значит, в какой-то мере бездомность) с ощущением себя повсюду как дома (потому желтая палатка — его дом — все­гда у него с собой). Он равнодушен к вещам, спокоен в критичес­ких ситуациях, все понимает без лишних слов и всегда способен поднять дух приунывших друзей своими песенками. Поэтому са­мый, а то и единственный дорогой для него предмет — это его губная гармошка.

 

— Мой список можешь уже получить! — сказал Снусмумрик со сме­хом. — Губная гармошка. Три звездочки!

 

Жизненная философия Снусмумрика прекрасно выражена в словах, обращенных к Сниффу, которому не удалось унести с собой гранаты из гранатовой пещеры:

 

Я знаю. Всегда тяжело, когда хочешь что-то иметь, унести его с со­бой, чтобы оно принадлежало только тебе. А я просто смотрю на них, а когда ухожу, они остаются у меня в памяти. Есть более приятные заня­тия, чем таскать чемоданы.

 

Характерно, что при этом Снусмумрик вовсе не осуждает Сниффа, а сочувствует ему. (Ведь Снифф, с его желанием иметь, не может быть свободен.)

Что дает героям, прежде всего Муми-троллю, это путешествие? Это его первый самостоятельный (без мамы) выход за пределы ласковой долины в большой мир; столкновение с «черным космо­сом» — угрозой жизни, возможными жизненными катастрофами. В нем он имеет возможность проявить себя и находит двух существ, которые станут для него самыми близкими и дорогими, — Снус­мумрика и фрекен Снорк. И понимает, что значит для всякого живого существа его дом — надежная крепость в тревожном мире. «У себя дома ничего не страшно», — говорит Муми-тролль.

«Опасное лето» — пожалуй, самая смешная из книг о муми-троллях. В ней мы находим множество примет современного мира: театр, парк с его смотрителем, полицейских и тюрьмы. Самые смешные страницы книги связаны с драматургическим опытом Муми-папы — сочинением трагедии — и исполнением ее семей­ством муми-троллей.

Одновременно в ней звучит и немало серьезных тем. Наверное, главная из них — об изменчивости и неизменном. «Но с другой стороны, почему обязательно все должно быть так, как ты при­вык?» — думала мама Муми-тролля, столкнувшись со странным и непривычным миром театра. Постепенно этот мир, бывший свое­образным «островом мечты» для театральной крысы Эммы, увле­кает временных обитателей плавучего театра. Он становится обе­тованной землей для Мисы, которая на глазах превращается из несчастного забитого создания («Луна, как я, — грустно подума­ла Миса, — такая же одинокая и такая же круглая») в примадон­ну («Они аплодировали мне, — прошептала она про себя. — О, как я счастлива! Я буду всегда, всегда вот так счастлива!»).

Интересен эпизод книги, когда Миса, обиженная тем, что фрекен Снорк и дочь Мюмлы раскритиковали ее прическу, и фре­кен Снорк, которую Миса в отместку упрекнула за то, что она ходит без платья, оказываются в дебрях закулисного мира. Миса попадает в комнату, где находится множество париков и начина­ет примерять их один за другим, не в силах выбрать. А фрекен Снорк заходит в гардероб, где висит множество прекрасных пла­тьев. Их оказалось слишком много. Фрекен Снорк поняла, что ей никогда не успеть примерить их, не решить, какое из них самое красивое. Поэтому она убегает из гардероба, так ничего и не надев. А Миса уходит, не взяв чудесные золотистые локоны.

Но в дальнейшем судьбы их складываются по-разному: Миса обретает на сцене театра возможность быть не самой собой («Будь я самой прекрасной Мисой на свете, тогда все было бы иначе»), а фрекен Снорк возвращается к себе. Как в книге «Шляпа вол­шебника», оказывается, что ей вовсе не нужны большие глаза с длинными ресницами, так и здесь ей ни к чему платья, а роль на сцене — всего лишь игра, а не новая жизнь.

Происходит поворот и в судьбе несчастной Филифьонки, пле­мянницы маэстро Филифьонка, которая каждый год приглашает своего дядюшку с женой на праздник летнего солнцестояния. Ее родственники игнорируют ее приглашение, однако она упорно посылает им открытки и готовит праздничный обед, хотя считает их совсем не симпатичными, — из чувства долга. И вот она сидит над пустой тарелкой и плачет, пока появившиеся Муми-тролль и фрекен Снорк не подают ей идею, которая переворачивает ее жизнь: «А вместо них ты не можешь пригласить нас, ведь мы та­кие симпатичные?!» В результате «Филифьонка просияла, словно сбросила с души огромную тяжесть», и решила, что остаток сво­ей жизни будет праздновать, с кем захочется.

Пожалуй, главное в этой книге — ощущение человеческой сво­боды. Снусмумрик расправляется с ненавистным сторожем парка и срывает все запрещающие таблички. Благодаря ему обретают свободу «мохнатые лесные малютки», которые «ненавидели и этот парк, и песочницу, в которой их заставляют играть», потому что «хотели лазать по деревьям, стоять на голове, бегать по траве». Таблички находят Филифьонка и фрекен Снорк и разжигают из них костер Иванова дня. Надписи «Запрещается сидеть на траве! Запрещается собирать цветы! Запрещается петь!» горят в огне, а Филифьонка танцует и поет: «Никаких дядюшек! Никаких тету­шек! Никогда, никогда!»

Тема самоопределения и свободы связана и с малышкой Мю. Смытая с палубы плавучего театра, она уютно устраивается в ма­миной шкатулке, забравшись в клубок ангорской шерсти. Встре­тив Снусмумрика, малышка Мю сперва плотно закусывает, а за­тем заявляет, что ей нравится спать в карманах.

Недаром из всех своих героев писательница больше всего лю­бит Снусмумрика, «который мечтает быть свободным», и малыш­ку Мю, «которая относится к жизни легко». Чувство свободы не­обыкновенно дорого писательнице. «Надо быть там, где хочется», — говорит она.

Своими любимыми книгами Янссон называла повести «Вол­шебная зима», «Папа и море», «В конец ноября». Надо сказать, что от книги к книге герои ее становятся взрослее; взрослеет и потенциальный читатель. Если «Маленькие тролли и большое на­воднение», «Мемуары папы Муми-тролля», «Шляпа волшебни­ка» доступны самым юным читателям, то последние повести — скорее для подростков. Наверное, поэтому они гораздо грустнее ее первых книг.

«Волшебная зима» и «Папа и море» — это история нравствен­ного взросления Муми-тролля. В первой из них Муми-тролль, не­ожиданно проснувшийся от спячки, открывает для себя совер­шенно новый мир. Оставшись один, без поддержки мамы, герой чувствует себя в нем совсем чужим. Однако, преодолевая страх, он входит в этот мир. Он встречается в лесу с мудрой Туу-тикки, которая говорит: «Нужно доходить до всего своим умом и пере­живать все тоже одному». Туу-тикки помогает Муми-троллю, но не пытается его утешить, объяснить, что мир не умер, что за зимой придет лето — он должен понять и почувствовать это сам. Эту мудрость он пытается передать фрекен Снорк, когда та хочет защитить от холода первый росток крокуса, прикрыв его на ночь стаканом: «Пусть справляется собственными силами. Я думаю, он вырастет крепче, если ему придется трудновато!»

Во второй книге все члены семейства муми-троллей пережива­ют душевный кризис, а Муми-тролль уже не ребенок, а подрос­ток. В этой книге намечено его отделение от семьи, уход в свой, независимый мир. Из книги исчезает фрекен Снорк — его трога­тельная детская любовь. Нет здесь и его верного друга Снусмумри­ка. Вместо этого он сталкивается с отношениями, новыми и не­простыми для него, такими, как влюбленность в Морскую ло­шадку или отношения с Моррой, история преображения кото­рой — «оттаивания» — самое потрясающее в этой повести.

Последняя книга о муми-троллях — «В конце ноября». В ней само семейство муми-троллей находится на острове. А в их доме собираются другие герои, ищущие счастья, желающие изменить­ся или изменить свою жизнь. Эта книга — самая взрослая из дет­ских книг Янссон. Каждый герой, оказавшийся в доме, прожива­ет важный для себя период жизни. Герои не столько меняются или меняют жизнь, сколько приближаются к своей подлинной сути. Филифьонка не может перестать быть Филифьонкой и стать Муми-мамой, но она с помощью Снусмумрика открывает в себе музы­кальный дар, который помогает ей бороться со страхом. Хемуль избавляется от иллюзий по поводу самого себя, Хомса Тофт — по поводу Муми-мамы. В конце книги герои устраивают в доме гене­ральную уборку, а затем расходятся. Эта уборка в доме, который они покидают, кажется символичной — они наводят порядок в собственной душе и готовы к новой жизни. Снусмумрик находит потерянные такты, вернее, они сами находят его, когда он ока­зывается к этому готов.

В последних книгах Янссон немало печального, но общее ощу­щение гармоничных начал жизни остается. Финалы книг Янссон очень показательны — они всегда лиричны и проникнуты ощуще­нием счастья бытия.

Мир Янссон — мир добрый, освещенный светом домашней лампы. В своей речи, произнесенной по поводу присуждения ей золотой медали Андерсена, писательница говорила:

 

Вечерний чай на веранде, отец, который заводит часы. Это всегда неизменно.

Отец будет заводить часы во все времена, и поэтому Мир не может быть уничтожен.

Вопросы и задания

1.Чем необычны и привлекательны для детей такие герои А.Линдгрен, как Пиппи Длинныйчулок и Карлсон?

2. Что объединяет сказки А.Линдгрен и ее реалистические повести о детях?

3. Чем необычен и интересен сказочный мир, созданный Т. Янссон?

4. Можно ли отнести книги Т. Янссон к литературе фэнтези?

Глава 10. Познавательная литература для детей