Проблема общественной динамики

Характерной особенностью советских массовых документов, определяющей как их физические объемы, так и конкретные правила обработки отдельных видов данных, является крайне высокая, экстраординарная мобильность граждан, их социальных перемещений. Общественная динамика, наиболее интенсивная в 1920— 30-е годы, выражалась в возникновении новых профессий, социальных групп и слоев, связанных со сменой общественного устройства. Обратной стороной массовых репрессий также было ускорение социальной мобильности — продвижение на место тех, кто был расстрелян, попал в заключение или снят с должности — одних и движение «вниз» за пределы общества — других. В результате стремительной карьеры, демонстрации общественной активности человек десятки раз менял место работы — его постоянно переводили из комсомольских органов в партийные, из партийных в совнархозы, из совнархозов в министерства и т. д. Таким образом, к моменту оформления пенсии в архивах уже хранилось множество личных листков по учету кадров на этого человека. Но все ли это? Конечно же, нет. Партийный работник, который принадлежал к номенклатуре того или иного уровня, когда-то вступал в партию, бывал делегатом партийных конференций различного уровня. Такие люди с большой степенью вероятности избирались депутатами Советов различного уровня, представлялись к государственным наградам и выезжали за границу. И наконец, они оформляли персональную пенсию. И каждый раз они заполняли множество документов (или необходимые документы заполнялись за них), которые хранятся в отечественных архивах. Конечно же, у рядового гражданина не было столь большого числа жизненных перемещений. Тем не менее, все учились в школе, многие — в институте или техникуме, получали паспорта, вступали в профсоюз, в комсомол или в партию, регистрировались по месту жительства, лечения, получали жилье, выходили на пенсию. В советских документах прослеживается единый механизм реализации социальных прав граждан (пенсионное обеспечение, право на жилье, образование, медицинское обслуживание, отдых и т. д.). Поэтому с десяток личных документов на обычного человека — ситуация вполне обыкновенная для нашей страны. Следует заметить, что профессиональные, должностные перемещения параллельно отражались в приказах и протоколах, хранящихся в фондах советских предприятий и учреждений.

В сталинский период для многих категорий работников существовала вероятность подвергнуться репрессиям и оказаться исключенным из общественной жизни. Социальные страхи такого рода оказывали существенное влияние на характер и содержание массовой документации, заставляя людей скрывать компрометирующие сведения или, наоборот, представлять их в выгодном для официальной политики свете. Каждое перемещение человека, как вверх, так и вниз по социальной лестнице, порождало колоссальные потоки новых документов.

Особое место в системе советского общества принадлежало номенклатуре, где действовали как общие, так и специфические принципы формирования руководящих кадров. В первые годы после революции главным критерием выдвижения была партийная принадлежность и партийный стаж, значимость которых сохранилась до конца советского строя, а также активное участие в событиях революции и Гражданской войны. Профессиональные качества, как показывает изучение состава руководящих органов, поначалу не имели существенного значения, и лишь впоследствии стали оказывать воздействие при назначении на ответственный пост. Включение в номенклатуру также было связано с определенными социальными и поведенческими критериями. Желающим попасть в число номенклатурных кадров нужно было постоянно демонстрировать политическую активность, неустанную общественную деятельность, необходимые для советского руководителя деловые качества. Ценились рабоче-крестьянское происхождение, стаж работы на производстве, служба в армии, военный опыт. Ответработники, которые не справились с возложенными на них поручениями, если не подвергались репрессиям, то «не выпадали из обоймы», а назначались на другие участки управления. Эта практика «тусования карточной колоды» стала особенно очевидна после прекращения массовых репрессий. Таким образом, образовывалась своеобразная управленческая квазиэлита со своими закономерностями воспроизводства, доступ в которую по мере роста этого бюрократического слоя становился все более регламентированным и связанным круговой порукой, зависел от родственных связей.

Образование номенклатуры считается специфической чертой советского строя, хотя сходные черты подбора управленческих кадров можно проследить и в других странах. Но что особенно очевидно — историческая преемственность, унаследованная от сословно-иерархической структуры дореволюционной России, где вплоть до 1917 г. существовала Табель о рангах. Номенклатура тоже стала своеобразной «табелью о рангах» (номенклатурные списки № 1, 2, 3 и пр.). Существование номенклатуры оказывало влияние на весь строй государственного управления, на принципы руководства, выдвижения и продвижения по ступенькам карьеры, а в более широком плане на всю общественную жизнь. Любопытны также неоднократные попытки современной российской власти установить своего рода «табель о рангах» в государственных учреждениях.

Вообще, к изучению социальной динамики российского и советского общества гораздо шире, чем принято полагать, применимы принципы ранговой корреляции, позволяющие анализировать факторы перемещений не только по ступенькам власти и управления, но и профессиональной карьеры (движение рабочих по тарифным разрядам, инженерным должностям, присвоение очередных научных, офицерских званий и пр.).