Особенности изучения современного российского законодательства

Современная Российская Федерация представляет собой федеративное государство (89 субъектов Федерации) с республиканской формой правления, основанное на иных конституционных принципах и демократических ценностях, чем СССР. Вопрос о том, является ли Россия начала XXI в. президентской или парламентской республикой формально и по существу, трактуется специалистами по-разному. Действующая Конституция 1993 г. закрепила, что глава государства — Президент, высшим законодательным и представительным органом является Федеральное Собрание (Госдума и Совет Федерации), исполнительную власть в стране осуществляет правительство. Парламент не обладает правом контроля за деятельностью исполнительной власти.

Власть, таким образом, разделена на законодательную, исполнительную и судебную, в то время как при СССР строгое разделение властей отсутствовало: лежащая в основе государства система советов осуществляла одновременно законодательные и исполнительные функции. На деле же, как известно, все ключевые вопросы решались на уровне руководства КПСС.

Как и прежде, кроме центральной ныне существует разветвленная система региональных и местных органов власти. Конституция 1993 г. разграничила их компетенцию, установив перечни вопросов, относящихся, во-первых, к исключительному ведению федеральных органов (оборона, госбезопасность, внешнеполитическая деятельность и др.) и, во-вторых, к совместному ведению центра и субъектов. Все остальные функции отданы на места. Тем самым по сравнению с советским периодом в рамках курса на децентрализацию власти осуществлено кардинальное перераспределение полномочий за счет освобождения центра и повышения властной нагрузки на места. Соответственно по сравнению с СССР заметно возросло количество, самостоятельный статус, а также юридический и практический вес регионального (республиканского и местного) законодательства. Данную особенность необходимо иметь в виду в связи с изучением современного российского законодательства.

С началом перестройки и вплоть до настоящего времени в системе высших органов государственной власти СССР и России неоднократно происходили существенные изменения. Можно выделить их следующие основные этапы. В 1988 г. был принят Закон об изменениях и дополнениях к Конституции СССР 1977 г., в соответствии с которым возникла новая система высших органов власти — Съезд народных депутатов и постоянно действующий ВС СССР из их числа. Новым явлением стали закрепленные законодательно альтернативные выборы. Состоявшийся в 1989 г. 1-й съезд народных депутатов СССР сформировал постоянно действующий двухпалатный парламент, названный, правда, по-прежнему Верховный Совет СССР. Съезд и ВС стали высшими законодательными органами государства. Третий источник законодательной власти появился в марте 1990 г., когда 3-й съезд народных депутатов СССР впервые в отечественной истории ввел пост Президента СССР (им стал М.С. Горбачев), наделенного широкими полномочиями. Тот же съезд отменил 6-ю статью Конституции СССР «о руководящей и направляющей роли КПСС в советском обществе». Это означало ликвидацию однопартийной системы в стране. С этого времени, в частности, исчезла распространенная в советское время практика издания совместных постановлений партийных, государственных и хозяйственных органов, имевших силу закона. Узаконение многопартийности привело к заметному расширению круга игроков на правовом поле, преследующих собственные интересы, подчас расходящиеся с государственными.

Началом второго этапа кардинального изменения современного законодательства следует считать создание «параллельных систем» власти в начале 1990-х годов и ликвидацию союзного государства. Его характерными особенностями стали: облеченный сначала в декларативную, а затем в юридическую форму «парад» республиканских суверенитетов в рамках СССР (конец 1980—1991 гг.), перекинувшийся на регионы России с угрозой целостности государства; формирование системы законодательной власти РФ — правопреемницы СССР, соответствующей новому общественному строю, «война законов». В некоторых республиках действие союзного законодательства вообще не признавалось (Прибалтика), в других — допускалось при условии непротиворечия республиканскому законодательству.

Хроника данного этапа выглядит следующим образом. В мае 1990 г. 1-й съезд народных депутатов РФ принял вслед за другими республиками СССР декларацию о государственном суверенитете России и о верховенстве российского законодательства над общесоюзным. Председателем ВС РСФСР избирается Б.Н. Ельцин. В конце 1990 г. ВС РСФСР принял Законы «О земельной реформе» и «О крестьянском (фермерском) хозяйстве», сознательно направленные на конфронтацию с союзным законодательством и раздувание «войны законов». Они предусматривали возможность частной собственности на землю для ведения личного подсобного и крестьянского хозяйства, развитие предпринимательской деятельности (общесоюзное законодательство не было столь радикальным: оно давало лишь возможность аренды или пожизненного наследуемого владения землей).

Несмотря на решение прошедшего в марте 1991 г. всенародного референдума о сохранении Союза, в декабре 1991 г. усилиями прежде всего лидеров России, Украины и Белоруссии СССР был распущен. Президент СССР М.С. Горбачев сложил с себя полномочия. События 1991 г. способствовали укреплению президентской власти, чему в 1993 г. не смогли противостоять даже объединенные усилия оппозиции, российского парламента и вице- президента РФ. В 1992—1993 гг. в условиях противоборства с Верховным Советом, вопреки Конституции, президент объявил свои решения имеющими высшую юридическую силу и приступил к изданию указов, относящихся по компетенции к исключительному ведению Верховного Совета РСФСР. Они стали подменять законы и даже вносить изменения в ранее принятые акты, включая Конституцию (указы о правилах приватизации, о земельной реформе и ликвидации колхозов). События октября—декабря 1993 г., завершившиеся созданием новой системы высших органов власти России, с правовой точки зрения не могут квалифицироваться иначе как государственный переворот.

Третий этап (1993—1999 гг.) характеризовался закреплением новой системы власти с резким формально-юридическим усилением президентской и исполнительной вертикали после принятия Конституции 1993 г. и фактическим ее ослаблением в условиях последующей недееспособности Президента Ельцина. Активно шел процесс сознательного разгосударствления экономики, в результате чего центр потерял важные экономические рычаги власти. Сепаратистские тенденции привели к реальной угрозе целостности федеративного государства. В рамках данного этапа в РФ наблюдалось продолжение «войны законов», противостояние регионов и центра. В случае с Чечней это привело к затяжным военным действиям. До сих пор не разрешено и множество «мирных коллизий», например федерального и столичного законодательства, по-разному трактующих обязательность прописки граждан в Москве.

Многие «родимые пятна» современного нормотворчества следует искать в периоде перестройки. Действительно, для него оказались свойственны торопливость в выборе юридических решений, более слабая по сравнению с предшествующим периодом профессиональная проработанность законопроектов, а также непродуманность их последствий. Тенденция «революционного наскока» — характерная черта законотворчества конца 1980-х — начала 1990-х годов. По подсчетам специалистов, за 1,5 года деятельности, с мая 1990 по декабрь 1991 г. ВС РСФСР принял 95 законов, около 40 из которых относятся к категории важнейших — источников конституционного права. За это же время 5 раз вносились изменения и дополнения в действующую Конституцию РСФСР, в результате чего ее нормы вошли в противоречие с Конституцией СССР. Опытные юристы хватались за голову, когда в Верховном Совете России судьбоносные для страны законодательные нормы принимались в «революционном порядке», прямо «с голоса». Заметим, что даже тексты первых декретов советской власти, не проходившие стадии законодательной инициативы, предварительной проектной проработки и обсуждения, готовились заранее и не принимались «с голоса».

В других же случаях, в противоположность провозглашенному курсу на демократизацию, многие правовые акты готовились келейно. Сказанное относится, например, к неоднозначно воспринятым общественностью законам об индивидуальной трудовой деятельности, о кооперации и о госпредприятии, к указам о митингах и демонстрациях, не говоря уже о финансово-экономических мероприятиях. Источниковедческое изучение многих этих ставших уже историей норм, как и президентских указов, столкнется с тем, что обстоятельства их принятия, как и имена инициаторов, авторов и разработчиков, до сих пор неизвестны.

При изучении источников следует учесть, что система современного российского законодательства существенно усложнилась по сравнению с советским временем. Формально, в соответствии с Конституцией 1993 г., она включает Конституцию, федеральные законы и законодательные акты «равноправных субъектов Российской Федерации». Кроме того, в 1992—1993 гг. многие законы вводились в действие президентскими указами. Однако в целом в 1990-е годы роль федерального центра и соответственно значение федерального законодательства в жизни страны существенно ослабли. Не только республики в составе РФ, но и края, области и города федерального значения, автономные области и округа воспользовались конституционным правом издавать собственные законы. В некоторых из них утверждалось верховенство местного законодательства над федеральным, выдвигались претензии на самостоятельную внешнеполитическую и внешнеэкономическую деятельность, оборону, госсимволику и др. Так, действовавшие к 2000 г. Конституции Татарстана, Тувы, Якутии не признавали верховенство Конституции РФ 1993 г. и федеральных законов на своей территории. Еще более сложная ситуация сложилась в связи с несоответствием официального законодательства негласной практике взаимоотношений федерального центра с субъектами федерации (налоговые льготы, юридические послабления и др. получали «лояльные» региональные лидеры, и наоборот). Новым явлением в новейшей отечественной истории стало заключение центром не предусмотренных Конституцией особых сепаратных соглашений с некоторыми влиятельными субъектами федерации. Все это не только ломало федеральный принцип государственного устройства и нарушало конституционную норму равноправия субъектов федерации, но и закрепленную в Конституции 1993 г. иерархию правовой системы государства. Согласно ей, на первом месте по значимости и юридической силе стоит Конституция РФ, обязательная для выполнения на всей территории России; на втором — впервые в практике отечественной юриспруденции — нормы международного права. Далее следуют федеральные конституционные законы и федеральные законы, затем уже законы и акты субъектов РФ.

Однако правовое поле современной России, объявившей себя правопреемницей СССР, много сложнее. К концу XX в. правовые отношения в российском обществе оказались юридически обеспечены следующим образом:

1. российское законодательство, отразившее новые постсоветские реалии;

2. продолжающее действовать, правда, нередко лишь формально, прежнее советское законодательство;

3. правоотношения, остающиеся законодательно неурегулированными (в некоторых случаях действуют временные правила, инструкции на уровне региональных норм и ведомственных актов).

Таким образом, как и в первые годы советской власти, в нынешней правовой системе, наряду с новым законодательством, формально продолжают функционировать старые законы и правовые акты (в части, не противоречащей новому законодательству).

За 1990-е годы происходило постоянное обновление корпуса юридических актов, отражавших сложившиеся реалии современной жизни. Только в период 1990—1997 гг. Верховным Советом РФ и сменившей его Госдумой было принято более 600 федеральных законов по разным отраслям права. Заметно обновилось конституционное право, гражданское, семейное, уголовное, аграрное отрасли права. К числу наиболее отсталых от жизни правоведы до недавнего времени относили трудовое законодательство, которое фактически не защищало работников в случае банкротства предприятий, задержки или невыплат зарплаты, необоснованного увольнения и др. В 2001 г. вместо советского 1970 г., наконец, был принят новый КЗОТ, отразивший современные реалии.

Пожалуй, самым динамичным и сложным для исследования является пенсионное законодательство. В самостоятельное направление можно выделить законодательство о предоставлении населению платных услуг (особенно в сфере образования и медицинского обслуживания). Появились и новые отрасли права: налоговое, антимонопольное, природоохранное и экологическое, заметно усложнилось банковское законодательство. В последние годы в специальные правовые рамки введена организация системы государственной службы РФ.

Специфика современного российского законодательства состоит в том, что оно несет на себе печать затянувшегося очередного переходного периода в отечественной истории. Отсюда его противоречивость, усугубляющаяся отсутствием у законодателя и в обществе четких представлений о перспективах развития страны, а также о путях вывода ее из кризиса. По признанию специалистов в области юриспруденции, за годы реформ процесс совершенствования законодательства велся бессистемно и нецеленаправленно. Многие ключевые юридические проблемы современности имеют столь глубокие исторические корни и вызывают настолько ожесточенные споры в обществе, что их решение вынужденно откладывалось «до лучших времен». Среди последних — вопрос о частной собственности на сельхозугодья, об отмене смертной казни и др. Правоведы отмечают многочисленные изъяны и нестыковки современного законодательства, невозможное в советские времена перманентное отсутствие единой трактовки содержания норм практикующими юристами, фактический слом централизованной правовой системы федерального государства в период руководства страной Б.Н. Ельцина. В связи с этим предпринимаемые В.В. Путиным попытки укрепления государственной вертикали власти, хотя и не всегда юридически безупречные (как в случае с созданием не предусмотренных Конституцией федеральных округов), встречают поддержку значительной части населения.

Причины неоднозначной оценки законодательства горбачевского и ельцинского времени лежат в его крайней противоречивости. Так, наряду с получившими в целом положительную оценку правовыми актами, способствовавшими с формально-юридической точки зрения расширению экономических свобод граждан (право заниматься частнопредпринимательской деятельностью, нанимать работников, иметь в собственности средства производства и др.) и их политических прав (многопартийность, обязательность опубликования правовых актов, в противном случае теряющих юридическую силу; легализация права граждан на забастовки и законодательное установление порядка их проведения; либеральное законодательство о свободе совести и религиозных организациях, о печати и независимых СМИ, способствовавшее отмене цензуры и созданию «четвертой власти» в России; отмена обязательности прописки; альтернативные выборы; законодательство о правах потребителей; повышение роли адвокатов в ходе следствия и суда, введение системы присяжных заседателей; возможность эмиграции и свободного въезда-выезда из страны; реабилитация репрессированных и др.), в разных областях правовых отношений принято немало антидемократичных норм, нарушающих права человека.

В частности, по сравнению с советским временем существенно увеличились возможности разросшихся численно и структурно (ФСБ, обычная и муниципальная милиция, налоговая полиция, СБП, ФАПСИ и др.) правоохранительных органов в плане обыска, задержания граждан, продления сроков содержания под стражей без предъявления обвинения и др. Возвращение реабилитированных народов на родину предков на практике нередко осуществлялось за счет ограничения прав местного населения. Так справедливый, но слабо проработанный закон, не учитывающий реалий сегодняшнего дня, может спровоцировать нарушение других законов, что порождает целый клубок не только юридических, но и острых социальных противоречий и конфликтов. Для современной России отмеченная ситуация весьма типична. Конкретно-исторический подход требуется и в отношении поднятого на щит юридического принципа «разрешено то, что не запрещено», реализованного в России не только буквально, но и в условиях отсутствия стройной системы законодательства, крайней неурегулированности правовых отношений, наличия острых юридических коллизий. Это привело к многочисленным злоупотреблениям и дискредитации демократических норм, ассоциирующихся в массовом сознании с вседозволенностью.

Как и в отношении советского законодательства, при исследовании российских норм особенно остро встает вопрос о сравнении закрепленных в законах 1990-х годов деклараций с практикой их реализации. Не секрет, что ряд важных демократических статей, прописанных в Конституции РФ 1993 г., десять лет спустя продолжали оставаться лишь на бумаге или выродились в фарс (бесплатное образование, медицина, практика альтернативных выборов, невозможность для подавляющего большинства едва сводящих концы с концами граждан воспользоваться услугами дорогих адвокатов или поехать отдыхать за рубеж). Весьма тревожными симптомами является понижение цены человеческой жизни, общая дегуманизация общества, коррозия моральных норм, вопиющее расслоение на бедных и богатых. Много вопросов вызывает фактическое превращение православной церкви в особо приближенную к власти конфессию, что осуществляется вопреки закону, с предоставлением ей налоговых льгот в бизнесе.

Как и раньше, многие рядовые люди не верят, что могут существенно повлиять на деятельность государства, что их мнение будет услышано и учтено. Однако, в отличие от прежних времен, когда существовала разветвленная и отлаженная сеть бюро жалоб, начиная с ЦК КПСС и кончая «жалобной книгой» в каждом магазине, позволявшая обычному человеку искать правду и заступничество, а бесполезно было бороться в судебном и ином порядке, как правило, лишь с представителями номенклатуры, современный россиянин оказывается в неравном положении втройне: по отношению к представителям госструктур, к «денежному мешку» и к братве, у которых «все схвачено».

Постсоветское время породило немало парадоксов в юридической сфере, над которыми предстоит поработать историкам. Одним из знаковых событий 1990-х годов явилось то, что государство, призванное стоять на страже закона, стало одним из главных и циничных нарушителей законодательства. Начиная с ликвидации СССР, введения антиконституционных президентских указов 1992—1993 гг., расстрела парламента в 1993 г., локальных войн и конфликтов (много вопросов вызывают правовые основы применения военной силы в Вильнюсе, Риге, Тбилиси, Баку, Чечне), массовых невыплат заработной платы бюджетникам, пенсий и пособий до фактического отказа от закрепленных в Конституции социальных завоеваний под тем предлогом, что это требует от государства немалых финансовых вложений. Ответной реакцией стал взрыв правового нигилизма населения, не сравнимый с советскими временами. В конце XX в. по уровню преступности и количеству заключенных Россия вышла на одно из первых мест в мире.

Новым явлением, с которым столкнется историк, стало немалое количество «мертвых» законов, принятых, как правило, вослед свершившегося факта, не подкрепленных юридическим механизмом реализации или властной волей руководителей добиваться их выполнения. Особенно насыщен такого рода примерами 1990 г., когда развернулась «война законов» и СССР находился на грани распада. В апреле был принят так и неисполненный закон «Об усилении ответственности за национальное неравноправие граждан и насильственное нарушение территории Союза ССР», в июле — указ Президента СССР «О запрещении создания вооруженных формирований, не предусмотренных законодательством СССР, изъятии оружия в случае его незаконного хранения». В октябре 1990 г. появился на свет изначально мертворожденный закон «Об обеспечении действия законов и иных актов законодательства Союза ССР», в котором практика ограничения союзного законодательства в республиках объявлялась противоправной. Однако, как и в предыдущих актах, здесь не предусматривалось четкой системы санкций за такого рода нарушения в отношении виновных должностных лиц и структур, отчасти потому, что реальный механизм правового регулирования центром на местах был уже утрачен. Подтверждением этому стало невиданное в отечественной законодательной практике перекладывание юридической ответственности на единственную работающую вертикаль: согласно данному закону, правительству разрешалось освобождать от должности руководителей госпредприятий союзного значения, не обеспечивших соблюдение актов СССР.

Таким образом, российское законодательство сохранило многие черты предшествующего, включая его декларативность (в условиях потери управляемости остается лишь заявлять о принципах; отсутствие четкого государственного механизма и источников реализации законов приводят к злоупотреблениям, к усилению зависимости граждан от бюрократического аппарата и др.), идеологизированность (законы о замене советской символики, о разгосударствлении и приватизации принимались во имя ослабления экономических и политических рычагов прежнего государства любой ценой и создания нового класса собственников) и мифологизированность (на смену мифу о коммунистическом рае пришел миф о скорой «сладкой жизни» при капитализме).

Призванные стоять на страже законов и следить за их единообразным исполнением на всей территории страны и в отношении всех граждан, системы суда и прокуратуры в течение 1990-х годов неудовлетворительно выполняли свои функции. В 2000 г. по поручению Президента РФ В.В. Путина Генеральная прокуратура начала экспертную оценку соответствия принятого в 1990-е годы местного и регионального законодательства общефедеральному. Уже к началу 2001 г. Генпрокуратура подготовила более 4 000 (!) актов о несоответствии. Одновременно можно констатировать, что по сравнению с советскими временами «подконтрольность» власти принимаемых судебными органами решений даже усилилась.

Нельзя не заметить и того, что в концепции и практике законодательных действий государства 1990-х годов присутствует немало принципиально нового. Диагностируя социальную апатию населения, неразвитость институтов гражданского общества, правозащитники и политологи склонны кивать на советское прошлое, не замечая того, что метастазы уходят уже глубоко в современную действительность. Хорошо заметно это по новой законодательной идеологии. Формально провозглашенный в качестве основного приоритет прав личности над интересами общества и государства в действительности зачастую оказывается либо на бумаге, либо извращается и сводится к правам для «избранных». Более того, современная ситуация в юридическом плане в некоторых аспектах выглядит даже хуже, чем во времена СССР. Так, современное российское избирательное право проигрывает по сравнению с советской системой в плане реализации гарантий прав и свобод граждан. Из реальной практики исчезли такие прежде эффективные формы участия народа в управлении государством, как регулярные отчеты депутатов всех уровней перед своими избирателями. Фактически не осуществима сейчас и демократическая процедура досрочного отзыва не оправдавших доверие депутатов. Граждане лишились права законодательной инициативы, поскольку не могут вносить проекты законов наиболее доступным способом — через свои партии и общественные организации. В отличие от советского, в российском законодательстве не предусмотрен и механизм влияния граждан на досрочное прекращение полномочий запятнавших себя должностных лиц и государственных органов. Как недемократичные расценены многими правоведами нормы ст. 3 «Закона о референдуме в Российской Федерации» (7 июля 1995 г.), предусматривающие двойное повышение ценза для инициирования референдума (с 1 до 2 млн голосов) и ограничивающие перечень вопросов, выносимых на всенародное рассмотрение. Например, на референдум не может быть вынесен, как показывает недавний опыт, один из главных — вопрос о досрочном прекращении полномочий Президента России. В Целом же при анализе законодательных источников следует иметь в виду, что действующая ныне избирательная система реализует принципиально новую модель взаимоотношений общества (населения) и государства: граждане могут реально влиять на власть только в момент выборов.

В отличие от советских руководителей, стремившихся к диалогу с народом и к получению формального «мандата доверия» большинства населения на значимые юридические действия (конечно, можно спорить об искренности и действенности такого диалога), руководители «демократической» России при подготовке и принятии многих юридических актов откровенно пренебрегли мнением населения. Наиболее показательный пример — «тройственное» беловежское соглашение о роспуске СССР, принятое вопреки результатам референдума. Манипулирование общественным мнением, циничное отношение к социально незащищенным категориям граждан, сознательное сокрытие негативных последствий реформ, следование в юридической практике личным амбициям и клановым материальным интересам, — все это те новые тенденции, без учета которых невозможно анализировать законодательные источники по истории современной России.

Специфика современного российского нормотворчества нашла яркое отражение в языке, в речевых практиках, мимо чего не может пройти историк. Родился и приобрел широкую известность позорный термин «проплаченный закон». Не только рядовые граждане, но и официальные лица используют для характеристики ситуации в стране словосочетание «правовой беспредел», вероятно, не отдавая отчета в том, что юридический термин здесь органично соединен с блатным жаргоном, лучше многотомных исследований отражая специфику времени. Все это ставит в повестку дня вопрос об использовании дискурсивного подхода для исследования законодательства.

Историк, работающий с законами, обязан откликнуться и на те изменения, которые произошли по сравнению с советским периодом в отраслях права. Так, пока что совершенно не изучены законы и подзаконные нормативные акты, а также их практическая реализация в ходе приватизации, в банковско-кредитной сфере, в страховании, в области налогообложения, частного предпринимательства и иных новых для отечественных специалистов отраслях права.

В связи с вхождением России в международное правовое пространство, появляется необходимость выработки приемов анализа специфических документов, отражающих коллизии международного и национального законодательства, поскольку у юридических и физических лиц появилась возможность защищать свои права, оспаривая не только правомерность судебных решений, но и соответствие национального законодательства нормам международного права (в частности, в области прав человека).

Как представляется, по сравнению с изучением советского законодательства определенной корректировке должны подвергнутся традиционные методы и стороны анализа правовых актов. Важным этапом их источниковедческой критики должно стать исследование процесса лоббирования законов. Отсутствие данного термина в советском источниковедении не должно никого смущать. Несомненно, в той или иной степени то, что на современном языке принято называть лоббированием, присутствовало в СССР, где существовали мощные политические, социально-профессиональные, ведомственные, национально-региональные и иные группировки и элиты, заинтересованные в «проталкивании» и юридическом закреплении своих особых преимуществ — в первоочередном госфинансировании, кадровом обеспечении, предоставлении социальных и материальных льгот и т. д. (напомним, что нормативная база льгот и привилегий, принимавшихся на государственном и ведомственном уровне, не публиковалась и остается до сих пор практически не изученной). Среди наиболее очевидных лоббистов послевоенного времени выступают партийная номенклатура, региональные элиты, военно-промышленный и ядерно-космический комплексы, тесно связанная с ними наука, могущественные топливно-энергетический комплекс (ТЭК) и агропромышленный комплекс (АПК). В условиях распределительной системы социализма сам процесс лоббирования был исключительно латентным, однако осуществляли его и претворяли в жизнь, в том числе в юридической форме, конкретные люди, далеко не всегда занимавшие первые места в советской табели о рангах. О них пока мало что известно.

В отношении современного российского нормотворчества вопрос о роли лоббирования не вызывает, кажется, никаких сомнений. В период правления Б.Н. Ельцина многие указы, санкционированные президентом и правительством распоряжения и назначения осуществлялись не в интересах общества и государства, а исходя из потребностей так называемой «семьи», конкретных финансово-экономических групп и отдельных олигархов. В отличие от большинства стран Запада, где лоббирование законодательства осуществляется легально, в соответствии с юридическими нормами, в России этот процесс на всех уровнях власти формально продолжает носить латентный характер, что превращает его в полукриминальный бизнес. Такое «нецивилизованное» лоббирование четко ассоциируется с коррупцией.

Специальной источниковедческой проработки требует вопрос о методике исследования законов, принятых в единой увязке, как результат так называемого пакетного соглашения, как правило, в результате взаимных уступок заинтересованных сторон или депутатских фракций. Подобные ситуации отсутствовали в практике советского нормотворчества. Все это существенно затрудняет работу историка по исследованию современного законодательства, принятого даже на уровне Государственной Думы (не говоря уже о значительно более обширном региональном и местном нормотворчестве): от реального рождения законодательной инициативы, процесса согласования норм в разных ветвях власти, структурах парламента до его обсуждения фракциями и депутатскими группами и, наконец, принятия во всех чтениях.

Следует учитывать и принципиально новую ситуацию, связанную с широким использованием в последние годы компьютеров при подготовке, доработке и редактировании законопроектов. Так как, с точки зрения пользователей, подготовительные материалы и разные варианты закона — безусловный информационный «мусор», регулярно вычищаемый из ограниченной памяти компьютера. Исследователю современного законодательства зачастую остается ностальгировать о временах, когда «то, что было написано пером...», и смириться с невозможностью восстановить традиционными методами процесс инициирования и основные этапы подготовки законопроекта. Однако поскольку основные действующие лица законодательных баталий еще живы, в некоторой степени восполнить указанный пробел в принципе позволяют приемы интервью и устной истории.

Таким образом, как представляется, при изучении современного российского законодательства усложняется и изменяется во многих аспектах и акцентах традиционная структура источниковедческой критики. В частности, со времен перестройки «размывается» в общем довольно четкая для советского периода проблема авторства закона. Существенно возрастает значение тщательного анализа многочисленных этапов прохождения юридического акта с изучением соответствующих редакций и поправок. Хотя с источниковедческой точки зрения ни один из актов современной России пока не изучен, уже сейчас ясно: данная работа потребует от историка, кроме специальной юридической подготовки, незаурядных знаний в области политологии, социологии и практики парламентаризма.

Глава 2