Основные характеристики и особенности изучения следственных дел нквд

В центральном и региональных архивах системы ФСБ РФ, а также в некоторых госархивах в настоящее время хранится значительный по объему и весьма полный делопроизводственный комплекс следственных дел граждан, осужденных в советский период по политическим мотивам⁸⁷.

Если верить статистике политзаключенных в СССР, с 1918 по 1991 г. было осуждено в судебном и внесудебном порядке по разным подсчетам от 3,8 до 6,1 млн человек. Однако не по всем категориям репрессированных велось полноценное расследование. Многие подвергались, например, ссылке и высылке в административном порядке. Следственные дела обязательно заводились в отношении лиц, осужденных к мерам уголовного наказания. Даже с учетом неполной сохранности следственных материалов первых лет советской власти и архивных утрат военного времени в архивах спецслужб к моменту распада СССР должны были храниться миллионы архивных следственных дел граждан, репрессированных в советский период.

Это число косвенно подтверждается данными о количестве реабилитированных (поскольку, главным образом, именно на основании пересмотра следственных дел прокуратурой принимаются решения о реабилитации). По сообщению Генеральной прокуратуры РФ и МВД РФ, с 1953 по 1 января 2000 г. были реабилитированы в общей сложности более 4 млн чел., в том числе около 2,5 млн граждан, осужденных к мерам уголовного наказания. Нужно иметь в виду, что процесс реабилитации не завершен, и что имеется немалый процент отрицательных заключений в ходе пересмотра следственных дел.

Поскольку большинство архивных следственных дел сталинского периода ныне отвечают трем основным требованиям: юридически они закончены производством, не содержат секретных сведений об оперативно-розыскной деятельности спецслужб и приняты решения о реабилитации проходивших по ним лиц, следственные дела в принципе должны быть доступны для научного использования. Однако в силу ряда причин, прежде всего закона о личной тайне, ограничения сохраняются. Наиболее благоприятным для научного использования следственных дел был период первой половины 1990-х годов, после указа Президента от 24 августа 1991 г. о передаче архивов госбезопасности в ведение государственных архивных органов и принятия 18 октября 1991 г. Закона РСФСР «О реабилитации жертв политических репрессий».

При рассмотрении следственного делопроизводства необходимо иметь в виду некоторые обстоятельства, определившие его специфику. Так, согласно букве закона, органы безопасности в 1920—1938 гг. могли вести только дознание, и лишь с 1938 г. получили право осуществлять полноценное предварительное расследование по политическим делам. На деле же, по мнению специалистов, сотрудники спецслужб беспрепятственно осуществляли любые следственные действия в полном объеме. Более того, в 1920—1930-е годы имело место фактическое соединение в рамках одного ведомства (НКВД и его предшественников) 4-х основных функций уголовной юстиции: оперативной и следственной работы, рассмотрения дел с вынесением приговора и исполнения наказаний. Объективно такая централизация порождала бесконтрольность. При этом даже некоторые структуры спецслужб (например, секретно-политический отдел ОГПУ—НКВД) осуществляли и агентурную разработку подозреваемых, и их арест, и следствие. С учетом такой ведомственной специфики становится понятным, почему отраженная в следственном делопроизводстве доказательная база в значительной степени строилась на основе оперативных данных (донесения секретных осведомителей, наружное наблюдение, перлюстрация корреспонденции и др.), почему допускалась предвзятость и подгонка под них (вплоть до фальсификации) выводов следствия, почему информация, полученная оперативным путем, использовалась следователем НКВД без соответствующей тщательной перепроверки, почему итоги предварительного расследования принимались на веру при вынесении приговора, почему явные ошибки скрывались и не исправлялись на последующих этапах следственно-правовой цепочки.

Обращает на себя внимание и то обстоятельство, что подозреваемые в политических преступлениях, как правило, сначала арестовывались, а затем, когда они уже находились в тяжелых условиях тюрьмы, с ними проводились следственные действия. Это наблюдение подтверждает и статистика: в 1920—1940-е годы число арестованных и привлеченных к уголовной ответственности по политическим мотивам почти совпадает.

При анализе конкретных дел важно постоянно соотносить ход следственных действий с подчас стремительно меняющимся историческим контекстом: с идеологическими кампаниями в стране, общей сменой курса и руководства спецслужбами и др. Следственное делопроизводство в немалой степени зависело от ведомственных инструкций, приказов и распоряжений НКВД, издававшихся, в свою очередь, во исполнение решений партии и правительства. Иначе, к примеру, невозможно верно оценить отраженные в следственном делопроизводстве перемены, произошедшие после ноября—декабря 1938 г. Приказом НКВД СССР от 26 ноября 1938 г., изданном во исполнение ранее принятого постановления СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 17 ноября 1938 г. «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия», были внесены существенные коррективы в практику ареста и следствия. Предусматривалось прекращение «массовых операций» периода «ежовщины» и провозглашался строго индивидуальный подход к подозреваемому. Отменялись такие не предусмотренные УПК документы следственного делопроизводства, как созданные в недрах спецслужб справки и меморандумы на арест (они действительно с этого времени практически исчезли из практики следственного делопроизводства). Намечалось усилить прокурорский контроль за правомерностью арестов, следственных действий и приговоров. Одновременно были упразднены «двойки» и «тройки» при НКВД (соответственно решения этих органов перестают встречаться в следственных делах), но внесудебные функции ОСО и коллегии НКВД сохранялись. И хотя эти решения выполнялись непоследовательно, носили, скорее, характер «выпуска пара» и не изменили сути репрессивной политики, они, тем не менее, положительно отразились на судьбах многих арестованных. В частности, по следственным делам прослеживается несколько волн пересмотра и направления дел на доследование, увеличение доли дел, переданных на рассмотрение общегражданских судов, участие прокурорских работников в допросах лиц, от которых поступили жалобы на незаконные методы ведения следствия, «чистка» кадров и даже привлечение наиболее одиозных следователей к уголовной ответственности под маской очищения от врагов народа в системе НКВД.

В начале изучения конкретного дела следует обратить внимание на то, готовилось ли оно к рассмотрению в судебном (здесь в свою очередь важно знать, в открытом или закрытом заседании) или во внесудебном порядке, поскольку от этого зависела специфика следственных действий и особенности документации. Поток дел между судебными и внесудебными органами дифференцировался таким образом, что в судебную систему направлялись наиболее «подготовленные» дела, в отношении результатов рассмотрения которых у следствия не было сомнений, а также дела, не содержащие данных об агентуре и оперативных методах работы спецслужб. Следствие, предполагавшее судебную процедуру рассмотрения дел (в особенности это прослеживается на примере открытых «показательных» процессов), готовилось в отношении доказательной базы, как правило, более тщательно, целой бригадой следователей с высокопоставленными «кураторами» и сравнительно дольше, чем обычное следствие, ориентировавшееся на вынесение приговора во внесудебном порядке. С учетом того, что в открытом суде отказы от признательных показаний, полученных на предварительном следствии под давлением, носили массовый характер, следствие для подтверждения объективных доказательств вины привлекало экспертов. Соответственно, в следственных делах будущих «показательных» политических процессов отложились материалы экспертиз (постановление о назначении экспертизы и состава экспертов, результаты экспертизы и др.) Экспертизы касались в том числе личных архивов, рукописей и переписки, материалов творческой деятельности подследственных. Они были призваны подкрепить версию следствия.

В отношении рядовых граждан следственные дела были поставлены на поток и экспертизы, как правило, не назначались, а сами следственные действия совершались в кратчайший срок, в упрощенном порядке. Это не могло не сказаться на качестве следствия, причем особенно выделялся в данном отношении период с середины 1937 до середины 1938 г. С арестованными проводилось 2—3 допроса, объем протоколов редко превышал 4—6 страниц. Элементарное сопоставление их лаконичного текста со временем, которое подозреваемые проводили в кабинете следователя, а также данные других источников приводят к выводу, что следователь фиксировал в протоколах не все, а выборочно — только то, что подтверждало версию обвинения.

В отличие от дел на рядовых граждан в процессе подготовки особо важных для власти политических процессов, в которых в качестве обвиняемых фигурировали видные лица партии и государства, деятели науки и культуры, которые имели международный резонанс и были рассчитаны на формирование общественного мнения, материалы, в том числе протоколы допросов и очных ставок, готовились и редактировались тщательно, в соответствии с единым заранее разработанным сценарием, а затем уже давались на подпись подследственному. Установление авторства такого рода источников, прошедших множество этапов «согласований», как и решение вопросов об их достоверности, полноте и проч. представляет особенную сложность для исследователя.

Сейчас известно, например, что подготовка следственного делопроизводства по делу «Еврейского антифашистского комитета», по которому в 1952 г. состоялся закрытый судебный процесс, была на контроле лично у Сталина. В ходе изучения этого многотомного следственного дела 1948—1952 гг. удалось установить несколько этапов «редактирования» протоколов допросов. Первоначально показания, полученные следователями (в большинстве случаев с применением физических и психологических мер воздействия), «обрабатывались» в секретариате министра ГБ. Далее они вместе с докладными записками и отчетами направлялись Сталину. Только за два первых месяца следствия ему было послано около 20 протоколов допросов арестованных. Но после возобновления следствия в 1951 г. ситуация поменялась с точностью до наоборот: Сталин лично подготовил и передал через министра ГБ С.Г. Игнатьева вопросник для ведения повторных допросов арестованных.

В литературе уже упоминались доказанные примеры фальсификации материалов политических процессов 1920—1930-х годов, а именно: до признания арестованными своей вины протоколы допросов и очных ставок, как правило, не составлялись; иногда одним протоколом оформлялось задним числом сразу несколько допросов, в том числе и в отсутствие подозреваемого. Тем самым предварительное следствие теряло юридическую почву и превращалось в режиссуру фарса открытого судебного разбирательства. Впервые приемы политического следствия, широко использованные при Сталине, были разработаны и апробированы во время подготовки отрытого судебного процесса 1922 г. над руководителями партии эсеров. По иронии судьбы многие причастные к нему большевистские лидеры впоследствии оказались жертвами знакомых им следственных методов.

Конечно, процессуальные нарушения имели место в 1930-е годы и в ходе следствия по «рядовым» политическим делам, однако здесь, с одной стороны, все делалось грубее и проще, а с другой, — откровенные смысловые фальсификации и подтасовки документации следователями не носили массового характера, т.к. в этом не было необходимости (как уже говорилось, «обычные» дела не предавались огласке и, как правило, решались во внесудебных инстанциях, в том числе в рамках того же ведомства — НКВД). Другое дело, что в них сравнительно часто встречаются факты формальных процессуальных нарушений, отражавшихся на ведении следственного делопроизводства. Они почти не скрывались и воспринимались как едва ли не норма (отсутствие подписей и оформление документов задним числом, неверное написание фамилий и имен в ордере и справке на арест, несовпадение дат составления и согласования документов, использование заранее подписанных прокурорами чистых бланков ордеров на арест и др.).

Следственные дела НКВД различны по объему. В зависимости от сроков следствия (от нескольких дней до нескольких лет), интенсивности следственных действий, количества обвиняемых и проч. они могут содержать от 20—50 до тыс. страниц в многотомных делах. В литературе имеются упоминания и о делах еще меньшего объема. Так, следственное делопроизводство арестованной М., обвиненной в недоносительстве на мужа и приговоренной к расстрелу, уместилось всего на 7 страницах, включая 1 страницу единственного допроса. Однако это было, скорее всего, исключение. Как правило, следственные дела имеют в своем составе типичный набор делопроизводственных документов, характеризующих обязательные следственные действия и отражающих их результаты. Значительная группа документов — первая группа источников, находящихся в составе следственного дела, связана с задержанием, Подготовкой и проведением ареста подозреваемого.