Марксистская теория научно-исторического познания

В литературе много внимания уделяется общественно-политическим причинам распространения марксизма в различных странах, меньше — гносеологическим. Для исторической науки марксизм обеспечивал единство теоретических и методологических посылок при проведении конкретных исследований, стройность и последовательность понятий и категорий. Марксизм синтезировал многие предшествующие течения общественной мысли, давая им твердую и однозначную оценку. Он избавлял от «головной боли» разбираться в сложных вопросах познания, в путанице экономических, политических, социальных и прочих теорий. Как писал В.И. Ленин, «хаос и произвол, царившие до сих пор во взглядах на историю и политику, сменились поразительно цельной и стройной научной теорией...»⁵

Марксизм стоит на том, что прошлое подчиняется законам общественного развития. Теоретик должен быть не «гносеологическим Робинзоном», запутывающимся в мире метафизических, основанных не на опыте конструкций, а человеком, включенным в социальную жизнь. В качестве источников научно-исторического познания должны выступать как материальные свидетельства о прошлом (орудия труда, здания, сооружения и пр.), так и идеальные, духовные (язык, тексты и т. п.). Историк в своей работе осмысливает сведения источников. Результаты этой мыслительной деятельности не только дают новое знание, но и активно влияют на структуру и содержание научно-исторического труда.

Многие положения марксизма органически вошли в плоть и кровь историко-познавательной деятельности. Марксизм настаивает на возможности рационального объяснения общественной жизни, способами которого являются путь восхождения от абстрактного к конкретному, от субъективного к объективному, единство исторического и логического, анализ и синтез, диалектика в познании относительной и абсолютной истин. Только общественная практика, согласно марксизму, может служить критерием истинности знания. Теоретико-познавательное истолкование начинается там, где теоретические конструкции интерпретируются с точки зрения их соответствия реальности. В этой связи историческое исследование выступает как анализ свидетельств, содержащихся в источниках, выделения в них достоверного, подтверждающего обоснованность теории, или проблематичного, заставляющего корректировать существующие теоретические представления.

Основополагающим принципом марксистского научно-исторического исследования стал историзм, усвоенный марксизмом из философии истории и возникший в борьбе против бессодержательного эмпиризма, провиденциализма и грубого географического детерминизма. Историзм предполагает рассматривать историю как внутренне закономерный и причинно обусловленный процесс развития общества. В «классический» историзм заложена идея прогресса — закономерного восхождения истории от низших ступеней к высшим. Однако, провозгласив коммунизм конечной целью истории («концом истории»⁶), марксизм приходил в противоречие с принципом историзма. Все другие понимания историзма марксизм отвергает как проявления релятивизма.

Таким образом, марксизм предлагал сочетание общих принципов исследования с ассимиляцией новых исторических свидетельств. Но поскольку его адепты особенно настаивали на том, что марксизм единственно верное учение, то использование таких свидетельств сводилось к доказательству его правоты и отбрасыванию того, что ему противоречит. Ключом для понимания и объяснения исторических событий в марксизме являются законы материалистической диалектики и исторического материализма.

Исторический материализм

Исторический материализм, согласно марксизму, есть приложение диалектического материализма к изучению общественных явлений и процессов — марксистская теоретическая социология. В основе ее лежит понятие формации — способа организации и существования общества на определенной ступени исторического развития. Каждая формация есть совокупность производительных сил и производственных отношений, составляющих базис общества — способ производства. Над ним возвышается надстройка — идеология, политика, право, наука, религия, духовная жизнь. В материальном производстве следует искать основу всей истории общества, которая есть смена одних социальных организмов (социумов) другими. Конфликт между новыми производительными силами и старыми производственными отношениями находит свое проявление в борьбе антагонистических классов и решается путем социальной революции. Содержание истории — это борьба классов, а революции рассматриваются как локомотивы истории. Основополагающим исследовательским принципом ее изучения выступает партийность — обязанность быть на стороне передового общественного класса, в качестве какового у марксистов рассматривался рабочий класс, а у советских историков — «боевой испытанный авангард рабочего класса — коммунистическая партия».

Сегодня важно отнестись к марксизму не предвзято. Это обусловлено целым рядом причин. Марксистские положения органически входят во многие современные теории исторического познания или развиваются в полемике с ними. На основе марксизма (марксизма-ленинизма) осуществлялись общественные преобразования в СССР и других странах и без учета этого обстоятельства не могут быть поняты и объяснены исторически, даже если исследователь вооружается другими, отличными от марксизма, учениями и идеологиями. Марксизм долгое время являлся в нашей стране теорией и методологией всех общественных наук и до сих пор (даже в перевернутом виде) лежит в основе большинства научно-исторических построений. В этой связи важно посмотреть, что представляло собой советское источниковедение.

Советское источниковедение

Именно в рамках советской исторической науки произошла кристаллизация источниковедения как дисциплины с определенным кругом задач и специализацией. Его особенности и опыт развития применительно к отечественной истории новейшего времени были проанализированы в работе «Профессионализм историка и идеологическая конъюнктура. Проблемы источниковедения советской истории». (М., 1994). Это позволяет ограничиться лишь отдельными наблюдениями обобщающего характера, применимыми, естественно, только к изучению советского периода.

Становление советского источниковедения протекало в довольно сложной обстановке. На формирование предмета, его задач и структуры оказало влияние дореволюционное источниковедение, которое развивалось в тесной связи с западной общественной и исторической мыслью. Однако в отечественном источниковедении не прослеживалось четких методологических установок. Скорее господствовал эклектизм. Этот эклектизм отразился в становлении источниковедения как особой исторической дисциплины и служил основой для спорадических дискуссий о сущности и значении последней.

На источниковедение повлияло довольно путаное разделение источников на остатки и предание (традицию), которое, несмотря на критику, прочно утвердилось в качестве методологического принципа и служило основой для оценки источников по степени «объективности» и «субъективности». В основание классификации источников легли типы, виды, разновидности и группы. Одни из них рассматривались как основные, другие — как вспомогательные, одни — более достоверные, другие — менее. Так, при использовании мемуаров как источников к ним предъявлялось столько претензий, что у большинства историков не без основания возникало скептическое к ним отношение.

В методах долгое время преобладало, «топорное и инертное разделение» (М.М. Бахтин) на внешнюю и внутреннюю критику 12 источников. Положения марксизма с трудом усваивались историками, воспитанными в условиях дореволюционных школ. На словах признавая марксистско-ленинскую методологию, многие в душе оставались на прежних позициях.

Традиции отечественного источниковедения закладывались на изучении преимущественно древней истории (летописей, литературных памятников, актовых материалов и т. п.). В соответствии с этим определялись классификация источников и круг вспомогательных исторических дисциплин, необходимых для их изучения (дипломатика, палеография, археография и др.). Эволюция фактической базы исторических исследований по мере продвижения к истории нового и новейшего времени мало принималась в расчет и отражалась в жестких классификационных схемах, куда чисто механически добавлялись новые виды и разновидности (статистические источники, мемуары, периодическая печать и др.). Предполагалось, что формационный подход в исторической науке как бы автоматически снимает эту проблему. На самом деле видовые классификации источников не укладывались в рамки формационного подхода.

Предметом внимания историков был прежде всего круг первоисточников. Наибольшая ценность признавалась за исследованием архивных документов. Обращение к ним служило критерием продвижения вперед исторического знания и объективности исследования.

Коль скоро количественное и качественное разнообразие архивных документов по истории новейшего времени было несопоставимо с предшествующей историей, то происходило выделение все большего числа новых вспомогательных исторических дисциплин, которое вело к постоянной специализации и утрате целостности исторического видения. О синтезе этих дисциплин вопроса никто не ставил, хотя было совершенно очевидно, что для успешной работы с отдельными видами и разновидностями источников, например со статистикой или периодической печатью, нужны были более широкие знания, чем владение отдельными вспомогательными историческими дисциплинами.

За пределами источниковедения оставались огромные пласты материалов, которые выступают либо производными от первичных, либо не связанными своим происхождением с архивами. На этой основе складывались парадоксы. Так, на фоне относительной скудности литературные памятники рассматривались как источники по истории России до начала XIX в., а дальше, когда они начали появляться в большом числе, они, наоборот,- исчезали из поля зрения историков.

В источниковедении новейшего времени почти не рассматривались изобразительные, аудиовизуальные средства и прочие источники информации, не менее важные для исторического исследования, чем традиционные письменные документы.

В результате в своей более или менее завершенной форме, отраженной в учебниках, современное источниковедение — это работа преимущественно с определенным кругом письменных источников.

Большинству историков было присуще внутреннее убеждение, что только дореволюционное источниковедение и есть настоящая работа с источниками, тогда как источниковедение после 1917 г. — сплошная идеология. Это отражалось в подходах к методике исследования. Ее можно было четко проследить в отношении досоветских источников, но чем ближе к современности, тем более обзорными становились источниковедческие работы.

В оценке значения отдельных групп источников преобладал партийный и государственно-институциональный подход, явно устанавливающий иерархию их ценности для историков. Для советского времени главными и наиболее достоверными считались партийные документы. Их изучение признавалось наиболее важным. Более того, специально для истории КПСС создавалось отдельное историко-партийное источниковедение. Дальше по значимости шли законы и нормативно-распорядительные акты. Выделялась плановая документация как особый вид источников советского времени, хотя каждому ясно, что планы и действительность далеко не одно и то же. Такой подход давал возможность исследовать, как действует в истории власть, ее учреждения и институты. Общество здесь выступает как пассивный элемент, как продукт деятельности власти.

Логическим следствием стало выделение выдающихся личностей как творцов истории. Вокруг них складывались целые пласты исторических трудов, а источниковедческие исследования, посвященные изучению их наследия, превращались в самостоятельные направления источниковедческой работы, например источниковедческая лениниана.

Характерной чертой источниковедения как дисциплины оставался отрыв его теоретических вопросов от конкретных проблем исторических исследований⁷. Теоретическое источниковедение занималось специальными проблемами: что есть источник в свете ленинской теории отражения, разработкой универсальной классификации, бесконечным уточнением терминов⁸. Многие дискуссии, возникающие на этой почве, выглядели как бесплодные и схоластические. Не случайно в среде историков сложилась стойкая антипатия к такому источниковедению. На практике же исследователи-историки придерживались принципа «каждый сам себе историк и каждый сам себе источниковед», что в сущности означало позицию крайнего методологического индивидуализма или отказа от какой-либо методологии вообще и оправдание простого «нанизывания фактов».

В целом в источниковедении советского периода явно довлела идеология, которая превратилась в систему марксистских догм, не подлежащих ревизии и обсуждению. Однако нельзя сказать, что в понимании целей и задач работы историка с источниками не происходило никаких изменений! Во-первых, система этих догм допускала в определенных пределах развитие теории исторического познания, постановку новых тем и сюжетов. Во-вторых, несмотря на изоляцию советских ученых от внешнего мира, они не оставались в стороне от развития мировой общественной мысли. В этом случае неизбежной была теоретическая, методологическая и идеологическая контаминация. Чтобы учесть эти изменения, необходимо проследить движение общественной мысли, противостоящей или развивающей марксистскую теорию исторического познания, прежде всего в социальных теориях — взглядах на историю общества, которые так или иначе находили отражение в исторических трудах и способствовали совершенствованию творческой лаборатории историка.