История, теории общественного развития и познания

Представления о развитии общества разрабатывались в рамках теоретической социологии и философии истории. Социология как наука сложилась еще в XIX в. под влиянием позитивизма.

С самого начала она пыталась реконструировать главные фазы исторической эволюции и описать изменения социальной структуры общества. Развитие общества представлялось позитивистам в виде более или менее прямой эволюции и движения механических конгломератов людей (эволюционизм). В дальнейшем в теоретической социологии больше места стали занимать вопросы о природе социальной реальности, специфики изучения общественных процессов, соотношения науки и мировоззрения, а также нормы и ценности культуры и особенно религии. Историко-эволюционный подход уступал место структурно-аналитическому. В этой связи складывались разные теоретические ориентации, где все больше места занимала критика исторического материализма как универсальной методологии общественных наук. Если сам марксизм строился на критике предшествующих течений общественной мысли, то с конца XIX — начала XX в. экономические, социальные, политические и прочие теории основывались на полемике с марксизмом, предлагая в лице таких видных мыслителей, как Э. Дюркгейм, М. Вебер, Г. Зиммель, В. Зомбарт, 3. Фрейд, В. Парето и др., иные взгляды на роль экономики, общества и человека в истории. Многие из них пробовали свои силы на поприще истории.

Э. Дюркгейм, например, много внимания уделял исследованию прошлых ценностных норм и аномии, т. е. отклонений, социальных аномалий, различных форм религиозной жизни, коллективных представлений. Творчество Дюркгейма было более тесно связано с позитивистской традицией. Он был сторонником распространения рационализма на область познания исторических явлений, применения строгих методов по образцу естественных наук.

Сильную конкуренцию марксизму в качестве теории исторического познания составило учение М. Вебера, предлагающее более широкую и не столь однозначную трактовку исторического процесса, как исторический материализм. Вебер находился под сильным влиянием идиографического метода и скептически относился к рационализму, хотя признавал его господство в европейском мышлении нового времени. Для исследования общественных процессов Вебер создал релятивистскую теорию идеальных типов, которая состояла в конструировании некоторых образов-схем, позволяющих удобным способом упорядочивать эмпирический материал, добываемый историческими исследованиями. Объявляя марксовы формации, например, не объективными категориями, а способами идеальной типизации общественных отношений, он прокладывал путь методологическому индивидуализму или методологическому плюрализму. Отдавая дань материальному производству, он указывал на громадное значение рациональности европейского мышления нового времени, распространения протестантской этики в установлении капитализма. Рационализация, по Веберу, ведет к тому, что мир кажется все более прозрачным, т. е. ясным, доступным для познания и изменения, освобождается от магии и суеверия («расколдовывание мира»). На место экономического понятия классов и классовой борьбы как основного содержания истории, Вебер ставил многомерность классовых различий, которые являются столь же важными, как и отношения собственности, и служат источниками социальных конфликтов. Вебер не формулировал, в отличие от Маркса, конечной цели истории, а, анализируя тенденции общественного развития, указывал, что будущее общество скорее всего будет не диктатурой пролетариата, а господством бюрократии, исследованию которой Вебер отводил большое место в своих трудах ⁹.

Г. Зиммель, испытывая сильное влияние философов Ф. Ницше и А. Бергсона, направлял свои усилия на исследование творческого становления личности в истории, основанного на внутренних переживаниях, эмоциях, интуиции, которые сохраняются при всех конкретно-исторических изменениях ¹⁰. В. Зомбарт соединял в своих трудах огромный фактический материал по экономической истории с теоретическими обобщениями в русле духа и этики капитализма ¹¹.

В. Парето настаивал на соединении в исследованиях логико-экспериментальной методологии и человеческих поступков, которые определяются преимущественно не рациональными, а инстинктивными побуждениями. Они-то и составляют основу для исторического движения. Но на их основании возникают производные поступки, формулируемые в виде различных учений, которые, охватывая массы, могут превращаться в идеологические, исторические и религиозные доктрины. Комбинация логических и нелогических поступков создает общественный баланс интересов, служит основой для антагонизма и социального неравенства. Способностью руководить обладают немногие. Они составляют элиты общества и вождей. История — арена постоянной борьбы элит и вождей за власть, главным образом в форме насилия. Вожди и элиты принуждают массы к повиновению. Исходя из этого, историческое исследование должно быть направлено на изучение действий элит и вождей. Идеи Парето в последующем легли в основу концепции тоталитаризма и ее приложениям к истории ряда стран.

Среди различных школ и направлений все больше места стала занимать критика социализма, особенно после революции 1917 г. в России. Особой непримиримостью к социалистическим идеям отличался труд австрийского экономиста Л. фон Мизеса. Его книга «Социализм», написанная с позиций крайнего либерального субъективизма и методологического индивидуализма и опубликованная в 1922 г., не оказала заметного влияния в те годы, но была востребована позже, в частности в трудах его ученика Ф. Хайека, также внесшего свой вклад в создание теории тоталитаризма ¹².

На критике марксизма и социалистических идей специализировались многие отечественные ученые и политики, эмигрировавшие из России. Среди них следует отметить многочисленные труды П.А. Сорокина, который, не оказавшись «пророком в своем отечестве», сыграл заметную роль в развитии американской социологии. Историческая концепция Сорокина предстает как динамика в разной степени интегрированных культурных и социальных систем, где господствуют разные представления о природе исторической истины и методах ее познания. На основе соединения чувственного, рационального и интуитивного методов восприятия истины формируются структуры общественных отношений, а также право, наука, искусство, мораль и пр. Радикальные перемены в обществе осуществляются в результате кризисов, войн и революций. Кризис «культуры чувства» стал предпосылкой распространения материализма и рационализма, характерных для «безжалостного» и «безбожного» XX в.

Сильное воздействие на становление социальной психологии и исторической антропологии оказало учение 3. Фрейда и его последователей. Сердцевину учения Фрейда составлял «физиологический материализм», признание особой роли чувственных влечений, в частности сексуальных, в развитии человека и общества. Фрейд распространял сферу психического на область изучения истории мифологии, фольклора, религии.

От перечисленных выше имен ведут свое происхождение многие современные экономические, социальные и политические теории, которые, по идее, должны были стать руководством для эмпирических исследований. И, действительно, в ряде стран по мере развертывания конкретных исследований такая связь обнаруживалась, хотя и в неявно выраженной форме. Среди философских школ, имеющих локальное значение, нужно упомянуть американский прагматизм, идеи которого оказывали воздействие на практику исторических и социологических исследований в США, в частности на концепцию символического интеракционизма Г. Дж. Мида. Методологию истории прагматизм требовал рассматривать в контексте решения проблем, которые встают перед людьми в различных жизненных обстоятельствах в процессе практической деятельности. В этом состоит смысл исторического познания, преодоления сомнения и выбора наилучших средств для достижения цели. Истинность знания определяется его полезностью и успехом. Ясно, что подобные представления как нельзя лучше соответствовали обоснованию особой «миссионерской» роли США в истории XX в. и созданию «героической модели» американской истории.

В свою очередь сами эти теории испытывали на себе влияние философских школ, отрицающих присутствие рационального начала в общественном развитии: философия жизни, феноменология, интуитивизм и пр. Необычайным успехом в 1920-е годы пользовалась книга О. Шпенглера «Закат Европы», который, выделив различные типы культур в историческом развитии, делал упор на кризисе европоцентристской модели и ее перерождении в «цивилизацию», не обладающую творческим духовным началом.

Английский историк А. Тойнби в своем обширном труде «Исследование (постижение) истории» мыслил развитие человечества как круговорот локальных цивилизаций, каждая из которых проходит стадии возникновения, роста, надлома и разложения.

Заметное влияние на историю оказывали религиозные философские школы, особенно среди ученых, эмигрировавших или высланных из России после революции.

Следует указать также на слияние географического детерминизма с геополитическими представлениями об историческом процессе, специфически воспринятое нацистской идеологией для обоснования особой роли в истории германских (арийских) народов, «необходимого жизненного пространства» и территориальной экспансии.

Смешением геополитических и религиозных концепций философии истории стало отечественное евразийство, рожденное в эмигрантских кругах российской интеллигенции, рефлексирующей на то, что произошло в России в начале XX в. Евразийство с точки зрения познания истории резко противостояло попыткам рационального объяснения исторических событий, перенося его в область религии и мистики, иррациональных свойств русского народа и его «евразийской миссии».

Евразийство поглотило в себе различные стороны традиционного славянофильства и почвенничества, своеобразно преломилось в творчестве таких мыслителей, как Н.А. Бердяев, С.Н. Булгаков, И.А. Ильин, Л.П. Карсавин, П.А. Флоренский, С.Н. Франк и др.

Особо следует отметить историческую философию Бердяева. Суть философии истории по Бердяеву — ее избавление от объективации, которая обладает неустранимыми свойствами существующего бытия. Главное — понять смысл и назначение истории, которые реализуются в соответствии с мегаисторическим Божественным промыслом. С этой точки зрения должен рассматриваться его труд «Истоки и смысл русского коммунизма». Отрыв от конкретики приводил автора к парадоксальным выводам. С одной стороны, вина за случившееся в стране в XX в. возлагалась на российскую интеллигенцию вследствие ее политической ангажированности, с другой — следовали обвинения интеллигенции в аполитичности и безразличии к историческим судьбам страны.

Различные идеи и теории истории общества в первой половине века стали переплетаться практически в нераспутываемый клубок. Многие из них, не воспринятые в свое время, были подхвачены позже. Например, труды российского ученого Г.Г. Шпета, который сегодня рассматривается как один из основоположников исторической антропологии, герменевтики и дискурса¹³.

Отечественный марксизм 1920-х годов испытал сильное влияние зарубежных социологических теорий и философии. Только сталинская догматизация марксизма воспрепятствовала этому процессу, хотя, как показывают многие труды, созданные в этот период, не могла остановить развитие отечественной творческой мысли.

К отдельным положениям различных школ в отношении исторического познания, видимо, еще придется возвращаться. Тут важно подчеркнуть другое: длительное время они не оказывали решительного воздействия на практику исторических исследований. Многие из школ рассматривались историками в качестве «картонных декораций», маскирующих пробелы в конкретных исторических знаниях, а сами ученые — «обольстительными эссеистами», труды которых имеют мало общего с настоящей историей. В этой связи следует обратить внимание на попытку исторического синтеза, предпринятую школой Анналов в 1930-е годы.

Анналы

Поначалу Анналы испытывали на себе сильное влияние так называемой социологической школы, сформировавшейся в условиях позитивистской ориентации. От Э. Дюркгейма Анналы восприняли идеи изучения устойчивых общественных структур и обращения к тем элементам, которые их составляют. Основоположники школы М. Блок и Л. Февр развернули настоящие «бои за историю». В своих трудах они призывали историков не просто переписывать источники, а воссоздавать прошлое, прибегая для этого к помощи смежных дисциплин, подкрепляющих и дополняющих одна другую¹⁴. Но, как указывал М. Блок, «наука расчленяет действительность лишь для того, чтобы лучше рассмотреть благодаря перекрестным огням, лучи которых непрестанно сходятся и пересекаются. Опасность возникает с того момента, когда каждый прожектор начинает претендовать на то, что он видит все...»¹⁵. История как наука, изучающая глубинные пласты экономической, социальной и духовной жизни, нуждается в новом понятийном аппарате и качественно иной методике изучения источников.

Во главу угла ставились проблемы обобщения и синтеза частных результатов, получаемых науками об обществе и человеке. Как отмечал М. Блок, удобство всяких «измов» прежде взяло верх над попытками понять историю изнутри. Стратегия исторического исследования — мыслить масштабными проблемами, но ограничиваться только теми, которые можно проверить на основе изучения источников. Анналы призывали также к широким сравнительным исследованиям, которые должны служить как способом типизации исторических явлений, так и их индивидуализации, а в целом — исторического синтеза.

Основой для исторического синтеза является включение изучения источника в исторический контекст (диахронный и синхронный). М. Блок настаивал на «борьбе с источником» — особом умении задавать вопросы при анализе сообщаемых им исторических свидетельств. Исторический источник в принципе неисчерпаем — его познавательные возможности зависят от способности историков вопрошать их по-новому, с тех сторон, с которых они еще не изучались, от умения «подслушивать» то, что не лежит на поверхности. В этой связи необходимо различать «намеренные» и «ненамеренные» свидетельства и отдавать предпочтение вторым.

Анналы предлагали новые приемы изучения исторических свидетельств, более разнообразные, более сложные и гибкие. Классификация источников, по их мнению, должна быть приближена к контурам самой действительности. Для исследования содержания источника важно использование приемов исторической семантики, анализа языка. На этой основе неизбежна интеграция источниковедческих проблем в общее русло теоретических и методологических проблем исторической науки¹⁶. В своих трудах основоположники Анналов впервые ввели понятие менталитета, как особого склада ума, присущего людям той или иной исторической эпохи и устанавливаемого на основе изучения языка источников.

Исследовательские установки переживающей становление школы Анналов вошли в резкое столкновение с предшествующей историографией, усугубленное полемическим задором и тягой ко всему новому. Так, Анналы резко отрицательно оценили послереволюционные труды П.Н. Милюкова по истории России, которые он издавал в эмиграции, и благожелательно относились к работам советских авторов. В трудах представителей школы вместо «театра власти», действий царей, вождей, президентов, прочих сильных мира сего на сцену истории выходили совершенно другие актеры — рядовые участники исторического процесса.