Заглавная страница Избранные статьи Случайная статья Познавательные статьи Новые добавления Обратная связь FAQ Написать работу КАТЕГОРИИ: АрхеологияБиология Генетика География Информатика История Логика Маркетинг Математика Менеджмент Механика Педагогика Религия Социология Технологии Физика Философия Финансы Химия Экология ТОП 10 на сайте Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрацииТехника нижней прямой подачи мяча. Франко-прусская война (причины и последствия) Организация работы процедурного кабинета Смысловое и механическое запоминание, их место и роль в усвоении знаний Коммуникативные барьеры и пути их преодоления Обработка изделий медицинского назначения многократного применения Образцы текста публицистического стиля Четыре типа изменения баланса Задачи с ответами для Всероссийской олимпиады по праву Мы поможем в написании ваших работ! ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?
Влияние общества на человека
Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрации Практические работы по географии для 6 класса Организация работы процедурного кабинета Изменения в неживой природе осенью Уборка процедурного кабинета Сольфеджио. Все правила по сольфеджио Балочные системы. Определение реакций опор и моментов защемления |
Итоговые материалы следствияСодержание книги
Похожие статьи вашей тематики
Поиск на нашем сайте
Третья группа материалов следственного дела относится к судебному или внесудебному рассмотрению дела обвиняемого, вынесению и исполнению приговора. Сюда входит протокол судебного заседания с приговором или выносимое заочно решение внесудебного органа, а также справки об исполнении приговора (в случае расстрела) либо наряды на отправку в места заключения. В следственных делах периода массовых репрессий встречаются приговоры и решения следующих судебных и внесудебных органов: 1. общегражданские суды, военные трибуналы на местах во главе с Военной коллегией Верховного Суда СССР; 2. ОСО при НКВД и коллегии НКВД, а также «двойки» и «тройки» при НКВД (до 26 ноября 1938 г.). Процедура рассмотрения дел в каждой из этих структур имела свою специфику. Однако и заседания военных трибуналов, включая Военную коллегию Верховного Суда СССР, проводились с процессуальными нарушениями. Нередко на одно заседание выносилось до 200 дел, что исключало возможность вникнуть в каждый случай, тем более внимательно изучить материалы следствия. Судьи оказывались в роли статистов, штампующих квалификацию статей УК, предложенную следствием. Сравнительное исследование приговоров и протоколов судебных заседаний демонстрирует предвзятость, обвинительный уклон в ходе следствия и суда, когда, вопреки закону, сомнительные или положительные моменты не трактовались в пользу обвиняемого. Снисхождение не делалось ни в отношении пожилых людей, ни инвалидов или несовершеннолетних. В нарушение международных норм без уведомления дипломатических представительств арестовывались и осуждались иностранные граждане. Не учитывалось наличие правительственных наград, революционные и боевые заслуги и проч. Приговор мог быть смягчен лишь в случае содействия следствию в отношении «вины» других подозреваемых в качестве камерного агента. Следователь и судья требовали от арестованного полной откровенности во всем, начиная с личной жизни и кончая выполнения секретных миссий. Поскольку речь шла о жизни и смерти, арестованные предпочитали ничего не скрывать и сообщали строго конфиденциальные данные. Однако значимые факты такого рода, могущие свидетельствовать о невиновности подозреваемого (например, о причинах смены фамилии, гражданства и документов, пребывания за границей или общения с иностранцами), как правило, намеренно либо в силу недостатка времени не проверялись в 1930-е годы в соответствующих компетентных органах. Проверка осуществлялась прокуратурой позднее, в связи с реабилитацией. Поскольку материалы спецпроверок имеются в деле и они обыкновенно подтверждают показания подозреваемых, у современного исследователя есть возможность оценить степень предвзятости следствия. К примеру, только в 1955 г. выяснилось, что репрессированный в 1939 г. инженер столичного Станкозавода В., в биографии которого следователи увидели слишком много подозрительного, в 1925—1929 гг. действительно был сотрудником разведупра РККА и выполнял задания за границей. Вероятно, своевременный запрос и подтверждение этих данных могли спасти его жизнь, но следователь привел дело к приговору. Встречаются также случаи, когда излишняя откровенность подозреваемого оборачивалась против него самого с соответствующей интерпретацией в обвинительном заключении. Бытовые разговоры, совместная работа или учеба, дружеские встречи и молодежные вечеринки, интересные для современного историка, изучающего советскую жизнь, нередко квалифицировались в приговорах как тайное общение заговорщиков. Многие заключенные были настолько измотаны тюрьмой и допросами, психологическим давлением, признаниями других арестованных, крахом привычных истин, страхом за себя, родных и близких, смешанным с чувством партийного долга, что совершенно запутывались в оценке своих прошлых поступков. Именно протокол судебного заседания становится единственным источником о моральном состоянии человека после следствия, а при вынесении смертного приговора судебный протокол превращается в последний прижизненный документ арестованного НКВД. Отдельного разговора заслуживает логика выносимых в период массовых репрессий приговоров и решений внесудебных органов. Все попытки установить на основании следственного делопроизводства четкие закономерности или формальные критерии, когда за определенные деяния (действительные или мнимые) следовали соответствующие или сходные по их тяжести приговоры, оказались напрасными. Встречаются случаи, когда наличие аргументированного обвинительного заключения по нескольким статьям УК заканчивалось сравнительно «мягким» пяти- или восьмилетним сроком, и наоборот, заключенные за «преступления» объективно меньшей тяжести приговаривались к расстрелу. Судя по всему, это свидетельствует не только о субъективности следователей и судей, но и о том, что на принятие решений могли влиять посторонние факторы, не отраженные в следственных делах. «Тройки» рассматривали на каждом заседании по 400—500 дел, что превращалось в профанацию правосудия. Сами тексты их решений могут отсутствовать в следственных делах 1937—1938 гг. В частности, как правило, их нет в отношении приговоренных к расстрелу. Считалось, что их «заменяет» подшитый в дело акт о приведении приговора в исполнение, в котором имеется ссылка на соответствующее решение внесудебного органа и дата приведения приговора в исполнение. Там же, где они есть, постановления внесудебных органов (в следственных делах имеются справки или выписки в отношении конкретного лица) представляют собой краткие протокольные записи, состоящие из двух пунктов — «слушали» и «постановили». В отличие от обычных протоколов, из которых по крайней мере ясно, кто именно докладывал вопрос, кто выступал в прениях и т. д., из них невозможно сделать заключение о реальном механизме подготовки и принятия решений. Неизвестно также, составлялись ли в 1930-е годы (и сохранились ли) какие-либо подготовительные материалы к заседаниям ОСО, «троек» и пр. Сравнительно мало информативны и имеющиеся в нашем распоряжении приговоры Военной коллегии Верховного Суда СССР. Судя по всему, «болванки» приговоров готовились заранее на основании текстов обвинительных заключений. Потому-то эти документы так схожи не только в обосновывающей части, но и по стилистике. Несколько иная ситуация с хранящимися в делах протоколами судебных заседаний. Они могут как не выходить за рамки формального подтверждения итогов предварительного расследования, так и содержать исключительно важную и даже уникальную историческую информацию, в том числе не относящуюся непосредственно к данному делу. В качестве примера можно привести протокол заседания Военной коллегии Верховного Суда СССР по делу упомянутого Г.И. Семенова от 8 октября 1937 г. Заседание длилось всего тридцать минут. Тем не менее, видимо, именно здесь Семенов поставил окончательную точку под вопросом о своей роли в покушении на Ленина в 1918 г. После оглашения обвинительного заключения Семенов заявил, что виновным в участии в организации «правых» себя не признает, но виновен в том, что «в свое время организовал покушение на убийство Ленина и, кроме того, организовал убийство Володарского». С точки зрения элементарной логики, невероятно, чтобы, отказываясь от ложных показаний, «выбитых» из него на предварительном следствии, Семенов решил оговорить себя и сознаться в еще большем преступлении. Так протокол судебного заседания, находящийся в составе следственного дела, помог пролить свет на одну из тайн советской истории. В случае направления заключенным (из тюрьмы до этапа либо уже из лагеря) ходатайства о пересмотре дела, в следственных делах концентрировались и соответствующие постановления о результате рассмотрения жалоб. Они также заслуживают специального изучения как с источниковедческой, так и с правоведческой точки зрения. В частности, в постановлении по жалобе А. на имя наркома внутренних дел содержится обоснование отказа в пересмотре его дела от 4 мая 1940 г.: отказать, так как оба свидетеля, уличивших его на следствии в контрреволюционной деятельности, уже расстреляны и не могут быть заново допрошены (!). В следственных делах также имеются копии актов о приведении приговоров в исполнение, относящихся к данному заключенному и содержащих сведения о дате приведения приговора в исполнение, на основании которой с большой долей вероятности можно определить место захоронения расстрелянных. Исследователю следует иметь в виду правовую специфику 1930-х годов, когда приговоры, с одной стороны, безусловно, основывались на результатах предварительного расследования, облекая их в юридическую форму. Но с другой стороны, они не только формально, но и по существу выходили за его рамки, поскольку на выносимые судебными, а тем более внесудебными органами решения оказывали влияние посторонние объективные и субъективные факторы: правовая культура судей и членов внесудебных инстанций, политическая конъюнктура и изменчивые представления об общественной опасности тех или иных деяний, ведомственные интересы (в частности, НКВД), указания начальства и др. Вышесказанное свидетельствует о том, что для всестороннего изучения обстоятельств вынесения приговоров и решений необходимо, но недостаточно проработать собственно материалы следствия. Следует обращаться также к другим источникам, в частности к политическим документам данного периода, к архивам правовых органов, принимавших решения (включая материалы их партячеек), к изучению персонального состава судей и проч. Конкретные приговоры историку важно рассматривать и в более общем контексте, что стало возможным после рассекречивания статистики репрессий. Так, ныне довольно точно известно, когда и какое количество дел рассматривалось в 1930-е годы в судебном и внесудебном порядке, какие именно приговоры выносились какой инстанцией, какое количество подозреваемых приговаривалось к расстрелу, заключению в ИТЛ, а какое оправдывалось. Несомненно, анализ следственных дел 1937—1938 гг. с «нетипичными» оправдательными приговорами также заслуживает специального изучения.
|
||||
Последнее изменение этой страницы: 2017-02-08; просмотров: 626; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы! infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 3.143.247.51 (0.011 с.) |