Тенденции в системе профессиональной занятости

Работа всегда заложена в более широкую эко­номическую систему. В современных обще­ствах эта система зависит от индустриаль­ного производства. Современная индустрия, как подчеркивалось в других разделах данной книги, фундаментально отличается от досовре-менных систем производства, которые, прежде всего, были основаны на сельском хозяйстве. Большинство людей работало в поле или за­ботилось о скоте. Напротив, в современных обществах лишь малая часть населения занята в агрономии, а фермерство как таковое под­верглось индустриализации — работа в основ­ном выполняется не вручную, а с помощью машин.

Современная индустрия постоянно меня­ется сама по себе — технологические измене­ния являются одним из основных ее призна­ков. Технология — это применение научных разработок для совершенствования оборудо­вания с целью достижения большей производ­ственной эффективности. Характер индустри­ального производства также меняется по отно­шению к более широким общественным и эко­номическим факторам. Если мы рассмотрим систему профессиональной занятости инду­стриальных стран в течение XX в., мы сможем увидеть этот феномен очень четко-, изменения в глобальной экономике и технологический прогресс привели к глубоким трансформаци­ям выполняемых нами типов работ. В начале XX в. на рынке труда преобладали места для ра­бочих на производстве, но постепенно баланс

Тенденции в системе профессиональной занятости

Женщины (в %-м отношении)

Мужчины (в %-м отношении)

Специалисты Полуспециалисты Квалифици­рованные служащие Квалифицированные работники физического труда Полуквалифицированные Неквалифицированные Другие

20 10 0

Рис. 13.1. Население трудоспособного возраста, по признакам пола и класса.

Соединенное Королевство. 1999 г.

Источник: Labour Force Survey. Office for National Statistics. From Social Trends. 30. 2000.

P. 26. Crown copyright.

Высококвалифи-' цированные

сместился в сторону должностей «белых ворот­ничков» в сфере услуг (см. рис. 13.1 и 13-2).

В 1900 г. более трех четвертей имеющего работу населения были заняты физическим трудом. Около 28 % из них были квалифици­рованными работниками, 35 % — полуквали­фицированными, а 10% не имели квалифи­кации. Профессий для «белых воротничков» было сравнительно немного. К середине сто­летия работники физического труда состав­ляли менее двух третей населения, занятого на оплачиваемой работе, а труд служащих, соответственно, получил распространение.

В 1971 и в 1981 гг. были проведены пе­реписи населения Соединенного Королевства. За этот период пропорция людей, занятых на работах для «синих воротничков», снизи­лась от 62 до 56 % у мужчин и от 43 до 36 % у женщин. Профессиональные и менеджерские должности, занимаемые мужчинами, увеличи­лись до примерно 1 млн. К 1981 г. рутинной ра­ботой служащих занимались на 170000 мень­ше мужчин, но ею же были заняты на 250 000 больше женщин. Уменьшение работ, связан­ных с физическим трудом, вплотную совпа­ло со снижением количества людей, занятых производством продукции. В 1981 г. производ­ством занимались на 700000 меньше мужчин и на 420 000 меньше женщин, чем за десять лет до этого.

Эти тенденции актуальны сегодня, но они в некоторой степени выровнялись. Обследова­ние трудовых ресурсов (Labour Force Survey),

Работники сфер,

обслуживания и торговли

 

Квалифицированные работники
физического труда I

 

Неквалифицированные работники
физического труда I I

-J------ 1—--- 1----- 1

-0,4 -0,2

0,2

0.4 0,6 Изменение за год как процент обшей занятости в 1992 г.

0,8

Мужчины

Женщины

Рис. 13.2. Изменения в трудовой занятости

мужчин и женщин по роду занятий. 1992-1998 гг.

Источник: European Commission. Employment

in Europe, 1999. P. 12.

 

проведенное правительством в 1998 г., пока­зало, что лишь 25% мужчин и 10% женщин работают в промышленности. Это разительно отличается от резкого подъема численности тех, кто работает в сфере финансовых или деловых услуг: в 1981 г. всего лишь 10% муж­чин работали в этом секторе, но к 1998 г. эта цифра выросла до 16 %. Среди женщин наблюдался подъем от 12% в 1981 г. до 19% в 1998 г.

 

Много спорят по поводу причин подоб­ных изменений. Этих причин, по-видимому, несколько. Одна из них — постоянное вве­дение рационализирующей производство тех­ники, пиком которого стало распространение в индустрии в последние годы информаци-

Глава 13. Труд и экономическая жизнь

 

онных технологий. Другая — подъем произ­водственной индустрии за пределами Запада, в особенности на Дальнем Востоке. Более ста­рые виды промышленности западных стран прошли через серьезные сокращения из-за своей неконкурентоспособности по сравне­нию с более эффективными производителями с Дальнего Востока, чей труд стоит дешевле.

Более подробно о контрастах экономическо­го роста в развивающемся мире см. в раз­деле «Новые промышленные страны (НПС)» на с. 47-48.

Экономика знания

Принимая во внимание эти цифры, некото­рые наблюдатели предположили, что сейчас происходит переход к новому типу общества, важнейшей основой которого уже не является индустриализм. По мнению этих наблюдате­лей, мы вступаем в фазу развития, совершенно отличную от индустриальной эры. Этому ново­му общественному порядку давали множество названий, например постиндустриальное об­щество, век информации, а также «новая» эко­номика. Однако термин, получивший наибо­лее широкое распространение, — экономика знания.

О технологической инфраструктуре экономи­ки знания см. раздел «Почему происходит глобализация» на с. 57, а также врезку, оза­главленную «Возникновение „сетевых работ­ников"» на с. 262.

Точное определение экономики знания сформулировать сложно, но, в общих чер­тах, это такая экономика, в которой идеи, информация и различные формы знания под­крепляют собой новшества и экономический рост. В экономике знания большая часть тру­довых резервов занята не физическим произ­водством и дистрибуцией материальных това­ров, а их дизайном, разработкой, технологи­ей, маркетингом, продажей и обслуживанием. Подобных служащих можно назвать работни­ками экономики знания. В экономике знания господствуют постоянный поток информации и точек зрения, а также мощный потенци­ал науки и техники. Вот что отмечал Чарльз Лидбитер (Charles Leadbeater):

Большинство из нас зарабатывает деньги «из воздуха»: мы не производим ничего, что мож­но взвесить, потрогать или с легкостью изме-

рить. Наш продукт не разгружают в портах, не хранят на складах и не посылают в же­лезнодорожных вагонах. Большинство из нас зарабатывает на жизнь с помощью оказания услуг, высказывания суждений, выдачи ин­формации и анализа, будь то в телефонном центре, кабинете юриста, правительственном департаменте или научной лаборатории. Все мы занимаемся «воздушным бизнесом» (Lead­beater 1999, vii).

Случай Энрико и его сына Рико, кото­рый мы описали в начале данной главы, чет­ко иллюстрирует этот сдвиг в сторону эко­номики знания. Работа Энрико была типич­ной для многих работ индустриальной эры, так как она была связана с физическим тру­дом, дающим ощутимые результаты (чистое и опрятное административное здание). В от­личие от этого, Рико — работник экономики знания; его работа консультанта фокусируется на использовании и применении информа­ции. Он не производит напрямую ничего, что можно было бы увидеть или измерить тради­ционным способом.

Насколько же распространена экономика знания в начале XXI в.?

В недавнем исследовании, выполненном Организацией по экономическому сотрудни­честву и развитию (ОЭСР), была сделана по­пытка оценить, насколько экономика знания распространена в развитых странах, с по­мощью измерения процентного соотношения отраслей промышленности, базирующихся на знаниях, относительно экономики страны в целом (см. рис. 13.3).

Отрасли индустрии, основанные на зна­ниях, понимаются широко и включают в себя технологию, образование и обучение, проект-но-конструкторскую работу, а также финан­совый и инвестиционный секторы. В целом среди стран, входящих в ОЭСР, отрасли инду­стрии, базирующиеся на знаниях, в середине 1990-х отвечали более чем за половину всего экономического продукта. У Западной Герма­нии был высокий показатель — 58,6 %, и более 50 % были показателями у США, Япония, Вели­кобритании и Франции.

Инвестиции в экономику знания — в фор­ме государственного образования, затрат на разработку компьютерных программ, а также на проектно-конструкторскую работу — сего­дня составляют важную часть бюджета многих стран. К примеру, Швеция в 1995 г. вложила в экономику знания 10,6% от своего валово­го внутреннего продукта. Почти столько же

Разделение труда и экономическая зависимость

 

Экономика знания как % от общей экономики, 1996

[_ _| Знания

ЛЩ Физический "■■■ труд

Швеция

Франция

Велико­британия

США

ЕС

ОЭСР

Германия

Австралия

Япония

Италия

О 5 10 15 20 25 30 Инвестиции как % от ВВП, 1995

•Западная Германия

Рис. 13.3. Роль экономики знания по инвестициям и продукции, по странам и экономическим регио­нам. 1995-1996 гг.

Источники: OECD. From The Economist. 16 Oct. 1999. P. 145.

вложила Франция благодаря своим большим затратам на государственное образование.

Признано, что экономика знания являет­ся сложным феноменом для исследования — с точки зрения и количества, и качества! Цен­ность физических предметов измерить проще, чем некие «невесомые» идеи. Однако нельзя отрицать, что приобретение и применение знаний становится все более важным в эко­номиках западных обществ, что мы с вами увидим в данной главе.

Разделение труда и экономическая зависимость

Одним из наиболее характерных призна­ков экономической системы современных об­ществ является наличие весьма сложного раз­деления труда: труд со временем разделил­ся на громадное количество различных про­фессий, в которых люди специализируются. В традиционных обществах труд, не связанный с сельским хозяйством, подразумевал владение каким-нибудь ремеслом. Ремесленные навыки

получали в течение продолжительного пери­ода пребывания в подмастерьях, и такой ра­ботник обычно выполнял все аспекты произ­водственного процесса от начала и до конца. Например, слесарь, делающий плуг, сковал бы железо, придал ему форму и собрал само ору­дие. С подъемом современного промышленно­го производства большинство традиционных ремесел исчезли полностью, их заменили на­выки, из которых состоят процессы крупно­масштабного производства. Электрик, работа­ющий сегодня в промышленности, к примеру, может проверять и чинить только часть опре­деленного типа машин; другие люди будут заниматься остальными частями и другими машинами.

Современное общество также стало сви­детелем перемены местоположения работы. До индустриализации большинство работы выполнялось дома и завершалось коллектив­но всеми членами семейства. Прогресс в об­ласти промышленной технологии, например, машинное оборудование, работающее на элек­тричестве и угле, способствовал разделению работы и дома. Фабрики, находившиеся во вла­дении предпринимателей, стали точкой отсче­та в промышленном развитии: в них нахо­дилась большая часть машинного и прочего оборудования, и массовое производство на­чало затмевать мелкое ремесленничество, ба­зировавшееся дома. Людей, искавших работу на фабрике, обучали выполнять некое специа­лизированное задание и платили за эту работу жалование. Управляющие смотрели за тем, как работа выполняется, они же занимались введе­нием новых методов работы, увеличивавших продуктивность и дисциплину рабочих.

Контраст между разделением труда в тра­диционном и современном обществах, дей­ствительно, огромен. Даже в самых больших традиционных обществах обычно существо­вало не более чем двадцать или тридцать основных ремесел, включая такие специали­зированные общественные роли, как купец, солдат и священник. В современной индустри­альной системе существуют буквально тысячи различных профессий. В переписи населе­ния Соединенного Королевства перечисляется около 20 000 различных должностей в британ­ской экономике. В традиционных общинах большинство населения работало на фермах и было экономически независимым. Они са­ми производили для себя еду, одежду и другие предметы, необходимые в обиходе. В противо-

Глава 13. Труд и экономическая жизнь

«Работа и технология»

Социологов всегда интересовала связь между технологией и работой. Как повлиял на наш опыт работы тот тип технологии, который для нее применяется? По мере прогресса индустри­ализации, технология стала играть важнейшую роль на рабочем месте, будь то автоматизация фабрик или компьютеризация работы в офисе. Сегодняшняя революция в области информаци­онной технологии вновь привлекла внимание к данному вопросу. Технология может привес­ти к большей эффективности и продуктивности, но как она влияет на то, как воспринимается сама работа теми, кто ее выполняет? Для социо­логов одним из основных вопросов является то, как переход к более сложным системам влияет на характер работы и на учреждения, в которых она выполняется.

Автоматизация

Концепция автоматизации, или программируе­мого машинного оборудования, была введена в середине 1800-х гг., когда американец Кри­стофер Спенсер изобрел автомат — программи­руемый токарный станок, который делал вин­ты, гайки и шестерни. Влияние автоматизации возросло с появлением роботов — автомати­ческих приспособлений, выполнявших функции, за которые обычно отвечали работники-люди. В некотором количестве роботов впервые ввели в индустрию в 1946 г., когда было изобретено приспособление для автоматического регулиро­вания машинного оборудования в инженерной промышленности. Более сложные роботы, одна­ко, восходят лишь к 1970-м гг., когда их ста­ли оснащать микропроцессорами. Сегодня робо­ты могут выполнять множество таких заданий, как сварка, окраска распылением, подъем и пе­ренос деталей. Йекоторые роботы могут отли­чать запасные части на ощупь, тогда как дру­гие определяют некоторое количество объектов визуально.

Распространение автоматизации вызвало горячий спор среди социологов и экспертов по производственным отношениям по поводу воздействия новой технологии на рабочих, их на­выки и уровень их заинтересованности в работе. В своей влиятельной работе «Отчуждение и сво­бода» Роберт Блаунер исследовал опыт рабо­чих из четырех разных отраслей промышленнос­ти с различными уровнями технологии (Btauner 1964). Используя идеи Дюркгейма и Маркса, Блаунер ввел концепцию отчуждения и изме­рил, насколько работники в каждой из отраслей индустрии испытывали отчуждение в форме бес­помощности, бессмысленности, изоляции и само­отстранения. Он пришел к выводу, что рабочие на сборочных конвейерах чувствовали больше отчуждения, чем все остальные, но что уровни отчуждения были несколько ниже на тех рабо­тах, где использовалась автоматизация. Иными словами, Блаунер утверждал, что введение ав­томатизации на фабриках являлось причиной изменения в обратную сторону доселе стойкой тенденции к повышенному отчуждению рабочих. Автоматизация помогла объединить трудовые ре­сурсы и дала рабочим ощущение контроля над своим трудом, которого не хватало другим фор­мам технологии.

Совсем иное мнение было представлено Гарри Брейверманом в его знаменитой работе «Труд и монополистический капитал» (Braverman 1974). С точки зрения Брейвермана, автомати­зация стала частью общего процесса сокраще­ния квалифицированных промышленных трудо­вых ресурсов. Навязывая тейлористские методы организации (см. с. 340) и разбивая трудовой процесс на специализированные задания, ме­неджеры могли контролировать рабочую силу. И в промышленности, и в современных офи­сах введение технологии способствовало этой общей «деградации» работы с помощью ограни­чения потребности в творческом участии чело-

 

положность этому, основной чертой современ­ных обществ является необычайное распро­странение экономической взаимозависимо­сти. Для получения продуктов и услуг, которые поддерживают нашу жизнь, все мы зависим от огромного числа других работников, на­ходящихся сегодня по всему миру. За редким исключением, основная масса людей в совре­менных обществах не производит той еды, которую она ест, домов, в которых живет, или товаров, которые потребляет.

Социологи прошлого много писали о по­тенциальных последствиях разделения тру­да—и для отдельных работников, и для обще­ства в целом. С точки зрения Маркса, движение в сторону индустриализации и оплачиваемого труда непременно приводит к отчуждению среди рабочих. Будучи нанятыми на фабрике, рабочие полностью теряют контроль над сво­им трудом. Им придется выполнять рутинные, монотонные задания, которые лишат их рабо­ту существенных творческих достоинств. Он

Разделение труда и экономическая зависимость

 

века. Вместо этого, все что требовалось — было некое недумающее, нерефлексирующее «тело», способное бесконечно выполнять одно и то же неквалифицированное задание.

Информационные технологии

Противоположные взгляды Блаунера и Брейвер-мана на воздействие автоматизации сегодня от­ражаются в спорах о влиянии информационных технологий (ИТ) на рабочем месте. Безусловно нет сомнения, что Интернет, электронная почта, проведение телеконференций и е-коммерция ме­няют то, как ведут дело различные компании. Но они также оказывают воздействие на то, как служащие день за днем работают. Те, кто подходит к этому вопросу оптимистически, как Блаунер, утверждают, что информационная тех­нология произведет революцию в мире труда, создавая новые, более гибкие методы работы. Эти возможности позволят нам отойти от рутины и отчуждающих аспектов промышленной работы и войти в более свободный век информации, дающий работникам больше контроля и боль­ше возможностей делать вклад в трудовой про­цесс. Защитников-энтузиастов технологического прогресса иногда называют технологическими детерминистами, поскольку они верят в способ­ность технологии определять характер и форму работы как таковой.

Другие же не уверены, что информацион­ная технология вызовет исключительно позитив­ную трансформацию работы. Шошэна Зубофф в своем исследовании на тему использования ИТ фирмами пришла к выводу, что менеджмент может сознательно начать использовать ИТ ра­ди совершенно иных целей (Zuboff 1988). Если ИТ используются как творческая, децентрализу­ющая сила, они могут помочь сломать строгие иерархии, вовлечь большее число работников в процесс принятия решений и привести к бо­лее непосредственному участию в повседневных делах компании. С другой стороны, с такой же ■ легкостью их можно использовать как способ

усиления иерархии и наблюдения. Усвоение ИТ на рабочем месте может сократить взаимодей­ствия лицом к лицу, блокировать каналы от­ветственности и преобразовать офис в систему самостоятельных и изолированных модулей. При таком подходе влияние информационных техно­логий воспринимается в зависимости от того, с какими целями оно используется, а также того, как пользующиеся этими технологиями понима­ют их роль.

Распространение информационных техно­логий, безусловно, даст большее число инте­ресных возможностей для некоторых сегментов трудовой силы. Например, в области СМИ, рекла­мы и дизайна, ИТ улучшают творчество в про­фессиональной сфере и позволяют делать пер­сональные стили работы более гибкими. Имен­но у квалифицированных, ценных работников на ответственных должностях наиболее близок к осуществлению образ «сетевых работников» и «дистанционного доступа». Однако на другом конце данного спектра находятся тысячи низ­кооплачиваемых неквалифицированных индиви­дов, работающих в центрах обработки заказов и компаниях, занимающихся вводом данных. Эти должности, которые во многом являются про­дуктом телекоммуникационного бума последних лет, характеризуются уровнем изоляции и от­чуждения, который может конкурировать с тем, что испытывали «деквалифицированные» рабо­чие Брейвермана. Служащие центров обработки заказов, которые осуществляют бронирование путешествий и финансовые сделки, работают со­гласно строго стандартизованному порядку, в ко­тором мало или вообще нет места свободным действиям или творческому вкладу со сторо­ны работника. За служащими пристально следят, а их взаимодействия с покупателями записыва­ются на пленку «для гарантии качества». «Ин­формационная революция», по-видимому, про­извела на свет множество рутинных, неквалифи­цированных должностей, сравнимых с теми, что были в промышленной экономике.

 

утверждал, что рабочие в капиталистической системе, в конце концов, усваивают инстру­ментальный настрой по отношению к работе и видят ее лишь как способ заработать себе на жизнь.

Дюркгейм смотрел на разделение труда более оптимистически, хотя он тоже при­знавал его возможные негативные послед­ствия. Согласно Дюркгейму, специализация ролей усилила бы общественную солидар­ность внутри общин. Вместо того чтобы жить

в качестве отдельных, автономных элемен­тов, люди были бы связаны благодаря сво­ей взаимозависимости. Солидарность усили­валась бы с помощью различных по сво­им направлениям взаимоотношений произ­водства и потребления. Дюркгейм считал та­кое распределение очень эффективным, хотя он также осознавал, что общественная соли­дарность могла бы нарушиться, если бы пере­мена произошла слишком быстро. Он назы­вал ощущение отсутствия каких-либо норм,

Глава 13. Труд и экономическая жизнь

 

появляющееся в результате этого, аномией (см. с. 24-25).

Подходы Тейлора и Форда

Более двух веков назад Адам Смит — один из основателей современной экономики — признавал преимущества, которые дает разде­ление труда для повышения продуктивности. Его самую известную работу «Благосостояние наций» (Smith 1776) открывает описание раз­деления труда на фабрике булавок. Человек, работающий в одиночку, возможно, мог бы де­лать 20 булавок в день. Однако, если разбить задания этого рабочего на некоторое число простых операций, десять работников, выпол­няющих специализированные виды работ, со­трудничая друг с другом, вместе могли бы производить 48 000 булавок в день. Иными словами, производительность одного работ­ника увеличивается от 20 до 4 800 булавок, т. е. каждый специалист производил бы в 240 раз больше, чем при самостоятельной работе.

Более века спустя эти идеи нашли наи­более четкое выражение в работах Фредерика Уинслоу Тейлора, американского консультанта по менеджменту. Подход Тейлора к тому, что он называл научным менеджментам, состоял в подробном изучении индустриальных про­цессов с целью разбить их на простые опера­ции, которые можно было бы четко рассчитать по времени и организовать. Согласно Тейлору, каждое задание можно пристально и объек­тивно рассмотреть, чтобы определить «един­ственный лучший способ» его выполнения.

Тейлоризм, как стали называть научный менеджмент, был не просто академическим исследованием — он широко повлиял на орга­низацию промышленного производства и тех­нологию. Многие фабрики применяли методы Тейлора, желая максимально увеличить объ­ем промышленного производства и поднять уровень продуктивности рабочих. Работники находились под пристальным наблюдением менеджмента, что гарантировало быстрое и ак­куратное выполнение работы в соответствии с точными указаниями начальства. Чтобы спо­собствовать эффективности труда, была введе­на система поощрительной оплаты, согласно которой рабочие зарабатывали согласно сво­им уровням продукгивности.

Тейлора интересовало повышение про­мышленной эффективности, но его мало вол­новали ее результаты. Массовое производство

требует массовых рынков сбыта, и промыш­ленник Генри Форд был одним из первых, кто увидел эту связь. Фордизм — продолжение тейлоровских принципов научного менедж­мента — термин, используемый для обозначе­ния системы массового производства, привя­занного к развитию массовых рынков сбыта.

Форд спроектировал свой первый автоза­вод в г. Хайленд Парк, штат Мичиган, в 1908 г. для производства только одного товара — авто­мобиля «Форд» модели Т, — тем самым позво­ляя ввести специализированные инструменты и оборудование, рассчитанные на скорость, точность и простоту в использовании.

Если тейлоризм фокусировался на наибо­лее эффективном способе выполнения опре­деленных заданий, фордизм развил эту тео­рию дальше, сводя отдельные задания в си­стему непрерывно текущего производства. Од­ним из наиболее значительных нововведений Форда стало создание движущегося сборочно­го конвейера. Каждый рабочий на конвейере Форда имел определенное задание, например, подгонку ручек левосторонней двери по мере того, как корпуса автомобилей продвигались по конвейеру. К 1929 г., когда закончили про­изводство модели Т, было выпущено более 15 000 машин.