Преступления против гомосексуалистов

Феминисты указывают, что понимание наси­лия существенно различается у представителей разного пола и что на него оказывают влияние исходящие из «здравого смысла» представле­ния о риске и ответственности. Поскольку обычно считается, что женщины менее спо­собны защитить себя против насильственного нападения, здравый смысл якобы подсказы­вает, что им надо изменить свое поведение, чтобы уменьшить риск стать жертвой наси­лия. Например, женщинам не только не сле­дует ходить без провожатых по небезопас­ным районам и по вечерам, но им следует быть осторожными и не одеваться вызывающе и не вести себя так, чтобы их поведение мог­ло быть неправильно истолковано. Женщин, которые нарушают указанные правила, можно обвинить в том, что они -«сами напрашива­ются на неприятность». На суде их поведение может быть использовано как обстоятельство, смягчающее вину насильника {Richardson and May 1999; Dobash and Dobash 1992).

Было высказано мнение, согласно кото­рому аналогичная логика «здравого смысла» применима и в случае насильственных актов против гомосексуалистов и лесбиянок. Об­следование жертв преступлений показывает, что люди с нетрадиционной сексуальной ори­ентацией часто подвергаются насилию и пре­следованиям. Общенациональное обследова­ние 4 000 гомосексуалистов и лесбиянок засви­детельствовало, что за предшествующие пять

лет одна третья часть гомосексуалистов и од­на четвертая часть лесбиянок были жертвами по меньшей мере одного насильственного на­падения. Одна треть подверглась в той или иной форме преследованиям, включая угро­зы и нападения. А подавляющее большинство из них — 73 % — подверглись на публике сло­весным оскорблениям (Mason and Palmer 1996; цит. по: Richardson and May 1999)-

Диана Ричардсон и Хэйзел Мэй утвержда­ют, что поскольку люди с нетрадиционной сек­суальной ориентацией по-прежнему являются презираемыми и отверженными во многих обществах, наблюдается тенденция считать их «заслуживающими» преступления, а не его невинными жертвами. Гомосексуальные отно­шения все еще рассматриваются как явление частной жизни людей, тогда как в публичной жизни господствуют гетеросексуальные отно­шения, признаваемые нормой. По этой при­чине, согласно Ричардсон и Мэй, лесбиянки и геи, нарушающие это соглашение о приват­ности — публичности и проявляющие свои гомосексуальные отношения на публике, ча­сто порицаются за то, что они напрашиваются на преступление. Существует мнение, что про­явление гомосексуальности в публичной сфере представляет собой якобы форму провокации.

Такое мнение образует основу довода о законной защите, вызванной «паническим страхом перед гомосексуалистами», который может быть использован в судебных системах Великобритании и Америки, чтобы заменить обвинение в убийстве обвинением в непре­думышленном лишении жизни. Представший перед судом убийца может заявить, что не­желательное гомосексуальное предложение за­ставило его потерять над собой контроль и на­пасть на жертву. Такой метод защиты был не­давно успешно применен молодым человеком в американском штате Вайоминг в судебном процессе по делу об убийстве студента уни­верситета Мэтью Шепарда. Обвиняемый и два других человека зверски избили Шепарда око­ло бара, а потом отвезли его в лес и, привязав к дереву, оставили его в лесу, где он и умер пять дней спустя. В подобных случаях насилие в отношении гомосексуалистов, вызванное го-мофобией, воспринимается как извиняющая реакция, а неотъемлемая «индивидуальность» или право на жизнь жертвы не принимается в расчет или отрицается. Преступления, по­добные убийству Мэтью Шепарда, побудили многие социальные группы выступить с при-

Жертвы преступлений и преступники

 

зывом принять законы против «преступлений на почве ненависти» и защитить людей, от­носящихся к группам, которые по-прежнему остаются в обществе униженными.

Молодежь и преступность

Наибольший страх у людей вызывают «улич­ные преступления» (такие как воровство, гра­бежи, разбойные нападения и изнасилования), которые в основном рассматриваются как ха­рактерные для молодых людей из рабочего класса. При освещении в средствах массовой информации роста преступности внимание часто фокусируется на «моральном упадке» в среде молодых людей, и такие явления как вандализм, прогуливание уроков и употребле­ние наркотиков изображаются как иллюстра­ция «вседозволенности», все более распро­страняющейся в обществе. По мнению ряда социологов, попытки связать молодежь с кри­минальной деятельностью отнюдь не являются чем-то новым. Молодежь часто рассматрива­ется как показатель здоровья и благополучия самого общества.

Как мы видели выше (рис. 8.3), офици­альная статистика преступлений действитель­но свидетельствует о более высоком уровне правонарушений среди молодых людей. Две пятых всех правонарушителей, получивших предупреждение или осужденных за уголов­ные преступления в 1997 г., относились к воз­растной группе до 21 года. И для мужчин, и для женщин больше всего преступлений совершается в возрасте 18 лет (HMSO 1999)-Вместе с тем, как заметил Джон Манси, к вы­сказываниям о связи молодежи с преступно­стью следует относиться с известной осторож­ностью. По его мнению, «моральная паника» по поводу юношеской преступности, вполне возможно, не отражает сколько-нибудь точно социальную действительность.

Изолированный пример преступления, совершенного молодым человеком, может символически трансформироваться в полный «кризис детства», требующий жесткой реакции в духе политики «закона и порядка» (Muncie 1999)- Широко известное убийство двухлет­него Джеймса Балджера двумя десятилетними подростками является примером того, как мо­ральное возмущение может отвлечь внимание общественности от более широких социаль­ных проблем. В данном случае замкнутая цепь видеокамер в торговом центре зафиксирова­ла образ старших мальчиков, которые вели

за руку малыша Балджера, и этот образ запе­чатлелся в сознании людей. По мнению Манси, это жестокое убийство явилось определенной вехой в том, как стали изображаться молодеж­ные преступления политиками и средствами массовой информации. Даже детей стали пред­ставлять как потенциальную страшную угро­зу. Десятилетние мальчики были заклеймлены как «демоны», «чудовища» и «звери», и гораз­до меньше внимания было уделено личным историям малолетних преступников или тому факту, что, несмотря на ранние проявления склонности к жестокости и агрессии у одного из мальчиков, никаких мер к нему не было принято (Muncie 1999).

Сходным образом следует проявлять ос­торожность относительно распространенного мнения, будто бы большая часть молодежных преступлений совершается в связи с наркоти­ками. Так, Манси заметил, что согласно об­щепринятому представлению грабежи, напри­мер, совершаются молодыми людьми, чтобы добыть деньги для покупки наркотиков. Ис­следования последнего времени показывают, что употребление наркотиков и алкоголя в сре­де молодежи относительно «нормализовалось». Обследование почти 7 000 подростков в воз­расте 15 и 16 лет обнаружило, что более 94% из них употребляют алкоголь, примерно од­на треть за предшествовавшие обследованию тридцать дней выкурила хотя бы одну сигарету и 42 % хотя бы однажды попробовали запре­щенные наркотики (Miller and Plant 1996). Тенденция в употреблении наркотиков изме­нилась: сдвиг от «тяжелых» наркотиков, таких как героин, к сочетанию субстанций, подоб­ных амфетаминам, алкоголя и экстази. В осо­бенности экстази стал наркотиком, который символизирует определенный образ жизни, ассоциируемый с рейвом и субкультурой клу­бов, а не с дорогостоящими наркотическими пристрастиями. По утверждению Манси, «вой­на с наркотиками» приводит к криминализа­ции больших групп молодежи, которые обыч­но в целом законопослушны (Muncie 1999)-

Изучение молодежной преступности в большинстве случаев сопряжено с трудно­стями. Дело в том, что преступление пред­полагает нарушение закона, юношеская же преступность часто ассоциируется с действи­ями, которые, строго говоря, преступления­ми не являются. Антиобщественное поведе­ние, субкультуры и неконформность молодых людей можно рассматривать как правонару-

Глава 8. Преступление и девиантное поведение

 

шение, но в действительности они не пред­ставляют собой криминального поведения.