Тогда такому начальнику не выдадут открытый лист на следующий сезон.

В Институте свои люди. Они могут дать, если хорошо попросить. Вот, Римма Дмитриевна Бондарь так несколько десятилетий копала Орловку. Все материалы до сих пор неясно где. Ничего не опубликовано, отчетов нет. Доступа к материалам тоже нет. В музей, вопреки требованиям Полевого комитета, она материал не сдала и может не сдавать его очень долго. Есть археологи, которые тащат материал домой, и держат его, допустим, под кроватью. После чего кормят Полевой комитет обещаниями написать отчет. Такое происходит сплошь и рядом, если только не были найдены драгоценности.

Посторонний человек может смотреть на материал с утра до вечера. Но только смотреть. А опубликовать его без ведома автора раскопок не имеет права. Обязательно вспыхнет скандал по поводу нарушения авторских прав.

Это тормозило развитие науки...

Еще бы. Институт археологии – это обычное феодальное государство со своими вотчинами. Мало того, без согласия автора отчеты в архиве первые три года хранения не выдавались. Если автор умер, тогда выдавались. Да и то не каждому. Для работы с материалом и отчетом в архиве Института требовали справку от автора находки. Начальник экспедиции должен был расписаться на заявлении: «не возражаю». В противном случае, тебе отчет в архиве не дадут.

В середине семидесятых начинает активно развиваться курганная археология. Курганные могильники включают материалы всех эпох. Каким образом решался на кургане вопрос с распределением материала среди раскопщиков?

Очень просто. Каждый был занят своей плановой темой, которая была связана с его научными интересами. Моя многолетняя начальница Александра Васильевна Гудкова занималась черняховской культурой. А я занимался средневековыми кочевниками. Копали мы курганы. И меньше всего ее колыхали средневековые кочевники, поэтому она мне их спокойно отдавала. И все отдавали. Я нашел себе, тем самым, экологическую нишу. Мне никто не препятствовал заниматься этой темой, потому что кочевники никому не нужны. Было принято считать это «этнографией». Археология заканчивалась где-то четвертым веком нашей эры, эпохой Великого переселения народов. Считалось, что дальше все написано в документах, копать нет смысла. Такое мнение бытовало до восьмидесятых. И даже господствовало.

Я помню, когда мне утвердили плановую тему по средневековым кочевникам, моя первая начальница Ира Алексеева искренне пожалела меня: «Бедный мальчик! Что же ты будешь делать без материала? Хочешь, я поделюсь?». Она занималась ямниками, у нее их было, как грязи. Добрая женщина...

Почему средневекового материала не было в научном обороте? Ведь курганы копали не один десяток лет...

Они срезали бульдозером эти погребения, не хотели их видеть. Говорили, что такие памятники не заслуживают внимания. На Украине я оказался первым археологом, который стал обращать специальное внимание на кочевые погребения причерноморской степи. И мои книги «Кочевники Северо-западного Причерноморья в эпоху средневековья» и «Тайны причерноморских курганов» является первыми медиевистическими монографиями по истории этого края.

Тем не менее, Лев Самойлович Клейн вычислил евразийские «очаги миграций» («генераторы народов») еще в семьдесят четвертом году, когда материала по кочевникам практически не было. Одним из мощнейших «генераторов» объявлялся Восточный, в монгольских степях, то есть кочевой.

Да, он исключительная умница - вычислил эти потоки миграций по более древним материалам. Археологические раскопки более поздних памятников лишь подтвердили первичные выводы Клейна о бесконечных сменах этих миграционных потоков. Эта теория родилась не только благодаря одному Клейну. Он, конечно же, гениально все сформулировал. В принципе никто не следил за этими миграционными изменениями для более поздних хронологических периодов. Что, кстати, меня даже удивляет.

Степная курганная археология подтвердила идею о восточном «генераторе народов», которые выплескивал сюда эти волны кочевников. Сейчас это почти всем кажется достаточно очевидным. Но традиционные археологи старой выучки, поколения предшествующего моему, в принципе не занимались поздними кочевниками. И не рассматривали их серьезно. Еще у Тойнби сформулировано такое представление: «Это не история». По устоявшемуся убеждению, кочевое общество не имело истории – как история животных сообществ, не имеющих своей культуры.

Причем, тут налицо явное недоразумение. Вроде бы это были точно такие же люди, как скифы или сарматы. Тем не менее, те древнее и жили в античности, значит, они достойны внимания. Никто никоим образом не формулировал приоритеты научных занятий. Поэтому с эпохи Великого переселения народов археология, как бы, прекращалась. Прекращалась отчасти еще и оттого, что сложно было выделить памятники этих народов. Атрибуция кочевнических древностей до середины пятидесятых годов двадцатого столетия не существовала. Основательно этим вопросом впервые занялись два советских московских археолога – Светлана Александровна Плетнева и Герман Алексеевич Федоров-Давыдов. Плетнева написала диссертацию «Печенеги, торки, половцы в южнорусских степях» (все эти степи тогда назывались «южнорусские»). А Федоров-Давыдов защитил докторскую по Золотой Орде. Ему принадлежит заслуга создания классификации, типологии и периодизации всех средневековых кочевнических древностей в ІХ-XIV веках. Она стала инструментальной, отныне стало возможным заниматься и их региональным изучением. Вот почему я и «прыгнул» на эту тему. В нашей «южноукраинской» археологии этой традиции не существовало в принципе. В Киеве, конечно, работал отдел средневековой археологии, но он занимался исключительно Киевской Русью, раскопками древнего Киева и Галича, или, там, Чернигова. Например, нынешний директор киевского Института академик ПэПэ Толочко копал древний Киев, на чем, собственно, себе карьеру и сделал.

А степной частью Украины практически никто серьезно не занимался. Если кому-то и доставались при раскопках средневековые погребения, то их либо срезали, либо не желали думать на эту тему. Специалистов соответствующих не было. Но Клейну не понадобились археологические материалы средневековья для создания теории «генераторов народов» - он ее сформулировал на более ранних сведениях. Так называемая эпоха кочевого скотоводства начинается, когда человек изобрел всадничество, научился ездить верхом на лошади. Этот рубеж можно выделить в раннем железном веке, который датируется примерно киммерийским временем либо рубежом второго и первого тысячелетия до нашей эры. Рубеж плавающий, но, тем не менее, маркируется также и появлением письменных источников для нашей территории. Что является признаком информационной революции. Существенно увеличилась скорость передачи информации. Если до появления всадничества, человек мог передвигаться только со скоростью человека же, то с появлением лошади эта скорость резко увеличилась. Скажем, волы или прочие коровы, запряженные в повозки, двигались не быстрее человека. У ямников были лошади, но они на них не скакали. Они их разводили, ели, использовали как тягловую силу.

С появлением всадничества стало возможным необычайное повышение производительности скотоводческого труда. Всего лишь несколько всадников могут охранять довольно большие стада. А когда все мужское население скачет на лошадях, представляешь себе, какие это скорости? Какая армия может получиться? Ранее лошади использовались, например, в Египте. Но для упряжки в колесницах. Лошадей начали приручать еще хетты, но они не использовались в военном деле массово, поскольку Малая Азия – не степная местность.

Скифы и киммерийцы сами родом, вроде бы, с Алтая и его окрестностей. Оседлав лошадь, большие массы населения, особенно если наступает засуха, и выгорают пастбища, преодолевали в поисках новых земель огромные расстояния. Буквально один климатический толчок сдвигал кочевые народы к Причерноморью. Начинались войны между соседями, одни других «просили подвинуться». Поэтому восточный «очаг миграций» возник вокруг зон пустынь. Такова суть теории Клейна.

Поначалу кочевники кидались на восток, в Китай. Туда ближе. А китайцы начали строить свои Великие китайские стены при Цынь Ши Хуаньди. И делали это крайне успешно. Ведь китайская стена это не та стена, которую показывают по телевизору. Стен было очень много. Туристам демонстрируют совсем уж новострой... Потом династия Хань приступила к возведению новой стены. Строительство на огромных расстояниях шло очень быстро. Этим занималось огромное количество людей. Но не так сложно было ее построить, как охранять. Эти «стены», на самом деле, были земляными. Из досок сооружалась опалубка, забутовывали ее камнем и грунтом. На вершине ставили частокол. Если туда пригнать несколько миллионов человек, то они совершенно спокойно построят такую стену за считанные годы. Населения китайцам хватало.