Начальник ПМК Д. И. Абрамзон

Парк им. Шевченко, прибрежные склоны

 

Один из самых распространенных вопросов, который задают археологу, касается золота. Люди часто интересуются, много ли кладов удалось найти. Все подобные диалоги, как правило, заканчиваются следующим ответом: «Упаси боже найти золото».

Да уж… Коллеги и начальство по плечу уж точно не похлопают. От зависти лопнут...

Вам удалось сделать одну из наиболее значительных находок в Одесской области, научную ценность которой переоценить трудно. Некоторые украшения «принцессы из Михайловки» превосходят по роскоши аналоги эрмитажных коллекций. Обстоятельства находки были вами неоднократно опубликованы. Давайте поговорим о социальном контексте этого открытия.

Хорошо, но давай начнем издалека... Непосредственной задачей Отдела являлось проведение охранных археологических раскопок на местах строительства будущих трубопроводов, трасс или оросительных систем. Едва устанавливалась благоприятная погода, где-то с апреля-мая, мы, как правило, уезжали в поле. Поездка в экспедицию стала сродни наркотической зависимости. Летний сезон без полевых работ казался немыслимым... Это была вторая моя экспедиция, в которой я работал под начальством Леонида Васильевича Субботина. Экспедиция была довольно длительной и самой дорогой в Отделе – закопать нужно было тысяч сто. Рублей, разумеется. Наша база располагалась в селе Траповка Татарбунарского района. Вокруг села находились разные курганы. Разные по размеру и времени происхождения. Гелик по распределению после университета попал именно в это село, где и проработал школьным учителем три года. В селе к нему прекрасно относились и были готовы всячески помогать экспедиции. Нам председатель сразу отвел под базу хороший дом. В нашем Отделе Гелик тогда работал лаборантом. Как водится, Владимир Никифорович всячески его угнетал, не давая плановой темы, а также не координируя тему диссертации. Все, как полагается.

Курганы входили в зону строительства Дунай-Днестровской оросительной системы. Кроме того, Гелик до этого там нашел какой-то зольник. Леонид Васильевич был замечательным начальником. Вся экспедиция обитала в трех комнатах. Субботин, как начальник, жил в самой маленькой, но отдельной. Первый раз в жизни Леонид Васильевич увидел большое количество денег. По периметру его комнатушки рядами выстроились десятки бутылок водки. Эту водку он все время пил. При этом полевые деньги честно раздавал сотрудникам. На раскоп не ходил вовсе. Не был в состоянии. По идее именно начальник экспедиции должен обеспечивать ее организацию. Но администрированием Субботин занимался лишь тогда, когда мог подняться. Это было не так уж часто. В его подчинении работало два начальника отряда. То есть мы с Сережей Дворяниновым. А Гелик считался нашим лаборантом, хотя он реально выполнял функции начальника отряда. Но работали мы все на равных.

Деньги у нас то были, то заканчивались. Как правило, их не было, и в данном случае вовсе не по вине начальника экспедиции. Наоборот, Субботин честно пытался предотвратить излишние растраты сотрудников ценными советами, как надо питаться. Сам он не питался ничем, кроме водки. Деньги на кормежку экспедиции давал. А если не давал, так только в тех случаях, когда у него их не было. Деньги поступали из Киева, частями. Каждый из нас пропивал свои полевые довольно быстро. Однажды экспедиционные девушки захотели молока на утро. Стоило оно очень немного. Субботин начинал подсчеты и приходил в ужас: «Зачем вам молоко? Оно же стоит три целых бутылки водки!».

Траповка находится на левом берегу озера Сасык, приблизительно в пятнадцати километрах от выката озерных вод в море. Сасык отделен от моря длинной и узкой песчаной косой. Ближе к морю располагалось село Лиман, затем Приморское. А у самого морского берега был разбит маленький курортный поселок Расейка. Мы туда ходили купаться. Добирались пешком или на попутках. Самая эффективная методика ловли попуток была проста и отработана – выставить парочку девиц в купальниках на трассу, а самим спрятаться в кустах. Если шофер грузовика клюнет на добычу и остановится, нужно мгновенно выскакивать и залезать в кузов. После этого он никуда не денется. Ездили мы на шару.

На пляже в Расейке стояло несколько чахлых будок. В одной из них продавали вино в разгар сезона. На этот пляж приезжали жители со всего района. Как правило, по выходным. На песке можно было собирать бутылки и сдавать. А деньги, естественно, пропивать. В выходные дни мы всегда ездили в эту Расейку за бутылками. Девушками нашими являлись Ива и Галка, нынешняя жена Сапога, а также некоторое количество приблудных. На пляже почти всегда возникали драки по поводу сбора бутылок, потому что кроме нас, там работали свои люди.

Местные гранды на своих машинах или мотоциклах пытались клеить наших девушек. Это также вызывало нарастание социальной напряженности, потому что мы требовали компенсации в виде выпивки. В один из выходных мы познакомились с Колей, сыном начальника саратской милиции, который приезжал в Расейку на своем желтом «москвиче». У него всегда была с собой десятилитровая канистра «Солнце в бокале». Это – местный крепляк, выпьешь его на солнце, и жизнь становится еще более яркой и привлекательной. Ему сильно понравилась наша Ива, которую он тут же начал уволакивать в машину. Ива была пьяна и сопротивлялась вяло. Тогда мы поссорились с сыном начальника саратской милиции и завязали потасовку. В итоге Иву мы отбили, потом выпили вместе, расцеловались и разъехались...

Через несколько лет в этих же местах, в селе Михайловка, состоялась другая экспедиция, уже под руководством Ивана Тихоновича Чернякова. Это – тот же берег Сасыка, но выше на пару десятков километров. Черняков, в отличие от Субботина, морил экспедицию голодом, не выдавал полевые вообще. Он руководил экспедицией следующим образом: шел в село и договаривался, чтобы нас кормили. Потом уезжал в Одессу на две недели. А нас не кормили, потому что Черняков не дал поварам денег. Ни поварам, ни их начальству. Как именно он договаривался, науке неизвестно. Неделями начальник сидел в городе, в поле ему жить не хотелось. Когда наши первичные запасы денег кончились, мы стали побираться по полям. На «сэкономленные» деньги Черняков, как доносили злопыхатели, купил цветной телевизор и еще какое-то дерьмо по велению своей тогдашней жены. По тем временам все это было необычайно круто. Потом на оставшиеся деньги он от нее ушел к другой женщине и уехал в Киев, где стал начальником полевого комитета. Не знаю, во сколько это ему обошлось.

Черняков был человеком нервным, дерганным, непостоянным. Он все время то пил, то завязывал. «Вся жизнь полосами», как писал Венечка Ерофеев. И пил не так, как мы. Мы пили весело и радостно. А он с детства нажирался с бульдозеристами, шоферами и ханыгами под будками. Делал это мрачно, с суицидальным оттенком. Когда-то, в былинные времена, – ходили легенды, – Черняков был талантливым человеком, но когда я его застал, он был жадным, злобным и мелочным. Наверное, его стала раздражать наша молодость и жизнерадостность.

Чем же он вас кормил?

Ничем. Он об этом не заботился. В колхозе договаривался формально, под обещания о грядущих золотых дождях. Нам выдавал какую-то мизерную сумму, примерно рублей двадцать, и обещал на следующий день привезти полевые. И уезжал на две недели. Потом уверял, что полевых не выдало начальство. Поначалу в экспедиции было довольно много людей. Под Маяками собирались строить атомную электростанцию, потом раздумали. Но договор был заключен и раскопки проведены. Планируемый участок застройки требовал большого отряда. В селе Заря, около Михайловки, нас было человек двадцать пять. Это считалось огромной экспедицией. К нам приезжали какие-то люди из города. Своеобразные личности, полубомжи, полутрудяги, экстрасенсы. Среди них была подруга Джона – Машка, которая умела профессионально воровать индюков. У нее был удивительно порочный вид, даже в одежде. Но человеком была весьма душевным и заботливым. Очень компанейская. Добиралась из Одессы в экспедицию на попутках, лучше на мотоциклистах. Если видела индюка, то останавливала мотоцикл, выходила, сворачивала ему (индюку) шею, а потом шла к хозяину, чтобы он его упаковал, а то неудобно так везти. Потом привозила этого индюка в голодную экспедицию, и мы устраивали пир.

Было также множество случайных и странных личностей. Например, человек по имени Витя Кленов. Он все время учил наизусть толстый англо-русский словарь. Долго учил, каждый сезон. Когда кончилась советская власть, он стал ездить в Непал и там сидеть на горе. Или под горой. Или тот же Славик Чернов, по кличке Блэк. Он давно умер...

Из-за того же?

Да, от алкоголизма. Блэк был намного старше нас. Знакомство с ним оказалось для меня социальной дефлорацией. Когда мы поступили в университет, нам было по семнадцать лет. И нас всех отправили, перед зачислением, отрабатывать на хозработах. В тот год как раз приводили в порядок корпуса университета в Шампанском переулке. Там находилась какая-то лаборатория. Мы занимались рытьем канавы, во время чего я и познакомился с Хасей и Сережей Мохненко. Славик Чернов был на восемь лет старше нас. Бывший военный моряк, служил на флоте. Такой матерый, здоровенный дядька. Очень приятный и обаятельный. Блэк стал у канавы, посмотрел на это дело и сказал, что надо выпить. До этого дня я в жизни ничего не пил. Блэк объявил: «Мы должны скинуться. Нам полагается отработать неделю. Этот нам запишет неделю. Он стоит две бутылки портвейна». С этими словами Блэк указал пальцем куда-то в сторону, где стоял нервный дядька с красным лицом. Мы скинули гроши на две бутылки портвейна. Блэк занес презент бригадиру, тот все подписал и нас отпустил.

Учился Блэк безобразно. Пил довольно много. Его выгнали со второго курса. Вторым университетским патриархом был Саша Субботин, младший брат Леонида Васильевича. Саша тоже не доучился до пятого курса. Он был нашим ольвийским императором. Должности этой он честно добился. Дело было так. Мы поехали на практику в Ольвию. Саша к тому времени уже имел некоторый опыт археологических раскопок и поэтому объявил себя ольвийским императором. Пил он мертвецки. Однажды пошел на почту и позвонил в Николаев. Потребовал, чтобы над его империей перестали летать самолеты, иначе мы их будем сбивать. Требовал совершенно серьезно. Его отчислили в конце первого курса. Саша до сих пор носит кличку «Император». Блэка выгнали через год. Он потом восстановился и окончил университет лет на десять позже, чем мы. У Блэка было одно хорошее качество: он страшно любил копать. Поэтому Станок взял его лаборантом в Отдел.

Блэк был хорошим мужиком, но не нашего стиля. За ним постоянно таскались какие-то непотребные шлюхи. Из-за Блэка нас в итоге и выгнали с деревенской базы. По причине нарушения нравственных устоев. Мы жили на какой-то ферме, места было мало. Многие спали на улице. Блэк в том числе. Однажды он решил с девицами трахаться на раскладушке. Прямо в селе Заря, у входа на ферму. Утром на работу пришли доярки, увидели голую, ритмично движущуюся задницу Блэка, возмутились и пожаловались председателю. В результате нас выгнали и отказались кормить. А Чернякова как не было, так и нет.

«Случайные люди» были вольнонаемниками?

Отдел нанимал их по трудовому соглашению. Они получали зарплату, без полевых. А мы, как штатные сотрудники, получали, вернее не получали, еще и полевые. Для нас экспедиция считалась командировкой. Причем, там тоже были свои химины куры. Например, везде командировочные стабильны, независимо от должности командируемого. Скажем, министру платят по закону такие же командировочные, как и жалкой уборщице. А нам полевые, то есть деньги на пропитание, почему-то выплачивали в зависимости от должности. У начальника экспедиции были очень большие полевые. Девяносто рублей. Я, как зам начальника, получал семьдесят два рубля. Начальник отряда получал шестьдесят пять рублей. Научный сотрудник получал пятьдесят четыре рубля, а лаборанты по сорок пять. Это было регламентировано. Кроме того, любой начальник оформлял на работу множество мертвых душ.

Остальное зависело от конкретных обстоятельств и желания членов экспедиции. Начальник мог раздать полевые сотрудникам, и они питались, как хотели. Можно было скинуться и нанять кухарку. Можно договориться с колхозом и питаться на полевых кухнях. Большинство приличных начальников записывали мертвые души, за счет чего, конечно же, наваривали. Но это мало кого беспокоило, потому что реальным работникам честно выплачивали деньги. И даже могли еще набавить, чтобы не было всяких дел. Субботин, например, так поступал. Гудкова так поступала. Все так поступали. Кроме Чернякова, этот пиздил бабло тотально, как перед смертью.