На себя русецкий не мог взять открытый лист.

Ему бы не дали. Он не археолог даже формально. Добыча листа оказалась моей проблемой. Но Ганжа с Генингом охотно помогли. Лист взяли на Володю Генинга. И я поехал спасать договор под Николаев. Там прокладывали какой-то газопровод, на пути стояли курганы. Бригада бродила без дела. Соляры нет. Трактора сгнили. Газовый городок погряз в слякоти и тусклом пьянстве. Обычная социалистическая стройка. Русецкий оформил на работу меня и всю мою группу. Команда состояла из Таньки Ойстрах, моей верной лаборантки Ирки Дынник и Сережи Гизера, которого я устроил в соседнюю экспедицию. Бедный Гизер в декабре копал где-то под Черкассами. Я забыл, что именно. Какую-то муть седьмого века, послекиммерийскую. Кажется, чернолесская культура. Они называли ее славянской и пели украинские пляски...

Несмотря на то, что Русецкий нас всех взял на оклады, деньги еще предстояло заработать. Шансов тому не было решительно никаких. Наступал октябрь, становилось холодно, трактора бездействуют. Сначала мы с Иркой приехали в этот газовый городок под селом Заселье вдвоем. Там проходила железная дорога. Это была единственная связь с внешним миром. Периодически из Херсона шел маленький дизелечек, мимо Снегиревки в Николаев, и обратно. Нас поселили в трубу.

В какую трубу?

Здоровенная круглая труба, диаметром три с половиной метра. Стоит на каменном цоколе. Лесенка, дверь. Внутри комната, кухонька. Очень все хорошо. Вокруг вагончики. А мы жили в трубе. Строители сделали из нее маленькую гостиницу. Там даже сортир был. И довольно уютная спальня. На две кровати. Там иногда топили.

Мы с Иркой обжили трубу и начали выходить на разведку. Вокруг болото и слякоть. Пасмурно. Через день льет дождь. Тоска. Бензина и соляры нет в помине. Люди тыняются без дела. Копать нечем. Я стал бродить по городку. Главный инженер мне сказал, что, может, подвезут через неделю-другую топливо. А может и не подвезут... А на дворе скоро снег выпадет, представляешь? Выглядели мы с Иркой экзотично и сразу вызвали интерес у местного населения. Ко мне пришел водитель самосвала, и мы немедленно выпили. Его звали Мирослав. Родом из-под Ивано-Франковска. Мы с ним обсудили все жизненные проблемы, в результате чего Мирослав сказал, что солярка находится в какой-то цистерне и сейчас он ее достанет. А бензин есть в каком-то баке. Потом он сел на самосвал и повез меня на курганы. Мы поехали, посмотрели курганы. Самый большой явно принадлежал ямной культуре.

Потом мы с Иркой купили в Николаеве книжку по хиромантии и сели изучать свои руки. Пришел Мирослав, и мы начали ему тоже гадать. Прогноз на будущее оказался благоприятным и водитель сказал, что солярки хватит. На следующий день мы поехали на курган с двумя бульдозерами и самосвалом. Вдвоем с Иркой разбили бровку, запустили технику и принялись копать. Время от времени Мирослав ездил на самосвале за выпивкой. Люди подтянулись. Приехал Бонд. Появился Саша Субботин. Джон мне подкинул еще пару человек. Образовался отряд.

Договор был на восемьдесят тысяч. Чтобы закрыть процентовки, следовало выработать эту сумму. Расценки на курганы я хорошо знал. Курган до метра стоил десять тысяч. До двух – двадцать. И так далее. Шесть метров – это шестьдесят тысяч. Наш основной курган достигал высоты примерно четыре с половиной метра. Но на нем стояла геодезическая вышка. И я решил, что именно она покажет мне истинные размеры этого кургана. После того, как курган снесен, никто не узнает, как он выглядел на самом деле. Как я нарисую в отчете, так и будет. Я пририсовал насыпь, с тем, чтобы газовики не сомневались в трудоспособности населения ямной эпохи. А геодезическую вышку скинул при помощи бульдозера, чтобы все забыли, как она выглядит. Потому что нельзя копать курганы, на которых стоят геодезические вышки.

Нам повезло. Впускных погребений было маловато. Несколько штук. Зато ямные оказались роскошными. С каменными закладами, с инвентарем. Бригадир нашей деятельности не сопротивлялся. Если бульдозеристы спиздили солярку и хотят нам помочь, то ему не жалко. Единственное что его интересовало, это зарплата. Он сказал, что сам платить им не будет. Я заявил, что заплачу сам. Он спросил: «Сколько?».