Вы говорите, что плавание – проявление критического ума, который не свойственен человеку и животному по природе. Но лошади, слоны тоже плавают.

Безусловно. Но они не создали культуры. Возможно, для них это менее противоестественно, чем для человека. Впрочем, кто тебе сказал, что лошадь глупее тебя? Или слон. Это очень разумные животные. Я, например, Хулентия не считаю глупее себя. Он вообще милый, деликатный кот. Просто он книжки читать не умеет. И мне его искренне жаль – он плохо умеет структурировать свое время.

Я подозреваю, что элитное разделение человечества образовалось по некоторым причинам. Культура появилась за счет критического движения ума. Она стала возникать, когда более слабые группы обезьян были вытеснены с деревьев и попали в саванну, где оказались в экстремальной обстановке. Это не мое изобретение, таково нынешнее состояние изучения антропогенеза. Выжить в тех условиях, куда попали первые прагоминиды, было вообще невозможно. Но обезьяна, в принципе, универсальное животное. Наши обезьяньи предки в саване получили по полной программе. Представляешь себе, что такое саванна? Это же жуть какая-то! На дерево хотя бы не каждый гепард залезет. Они, конечно, лазают по деревьям, но обезьяна может смыться, потому что гепарды не так хорошо прыгают по веткам. А внизу тебя под каждым кустом достанут. Считается, что наших предков вытолкнули более сильные обезьяны – гориллы, шимпанзе. В итоге, те вынуждены приспосабливаться к условиям враждебной среды. В частности, за счет выработки особенно гибкой социальной организации.

Человек животное универсальное. Мы умеем все, но понемногу. Бегаем мы плохо, кусаемся тоже. У нас нет естественного тяжелого вооружения, как у тигров, грифов или слонов. Нужно было изобрести мощную социальную организацию, а также искусственные орудия труда, чтобы справиться с природными врагами новой экологической ниши. А также изобрести коллективный отпор. Так возникла культура. И человек выиграл борьбу за существование. Культура – это хитрость, изобретение в борьбе за выживание, она не может возникнуть вне экстремальных условий. В данном случае, человеку повезло. Или не повезло. Я не думаю, что если бы мы сейчас с тобой были павианами и сидели на берегу там не знаю какой реки, то чувствовали бы себя менее счастливо. О том, какая культура существует у животных, нам совершенно неведомо…

То есть, культура - это критическое движение ума, а плавание – проявление высокой способности критически мыслить…

Верно. Извини за подобные отступления от сюжета, но мы сегодня на пляже и у меня возникают хорошие ассоциации. Потому что настрой пляжный. Я бич-бой – пляжный мальчик. Я вырос на Ланжероне, а более всего в Аркадии. На Аркадийском мысу проводили практически все лето. Мы сидели под скалой, ловили бычков. Берега были скалистые, не такие как сейчас – покатые, снивелированные. На центральном аркадийском пляже стоял пирс. Было два песчаных пляжа в Аркадии – центральный и военный, чуть в стороне. Остальные пляжи были скальные, вплоть до Десятой станции, и в другую сторону – вплоть до Отрады. Везде были скалки. Между пляжами курсировало два катера, по маршруту от Лузановки и до самой Черноморки.

«Морские трамвайчики». В детстве мы гуляли с родителями по центру города, затем спускались в порт и добирались ими домой, на Шестнадцатую станцию Большого Фонтана…

Да, они назывались «морскими трамвайчиками». Я вспомнил название катеров – «Прут» и «Жемчужина». «Прут» был побольше, «Жемчужина» поменьше. «Кометы» ходили в Херсон и в сторону Измаила, и даже в сторону Евпатории. Например, мы с Геной Тощевым и Светой Андрух ездили в Евпаторию на комете. И в Измаил тоже катались. Причем это удовольствие стоило пять рублей с человека. В Евпаторию – в два раза дороже. По-своему это была очень комфортная жизнь. На «комете», в баре, было, пожалуй, единственно место в мироздании, где продавались кипрский мускат и чешское пиво, огромнейшая редкость по тем временам. «Торгмортранс» все обеспечивал.

Существовало два вида судов этого типа. Может быть, их было больше, но я знаю только два – «комета» и «ракета». Визуально они отличались – «ракета» маленькая, она ходила по внутренним рейсам (от Вилково до Рени, через Измаил по Дунаю), а «комета» - побольше, ходила в море. Они курсировали еще совсем недавно. Я помню, когда меня назначили председателем ГЭКа в Херсон в девяносто седьмом, я плыл на «комете». Очень красивая поездка. Кому все это мешало, совершенно непонятно...

В воде я очень люблю находиться. То есть, я как та француженка в чукотском анекдоте – «все время моюсь», – наверное, потому, что очень грязный. В детстве, как все пацаны, я прекрасно владел маской, трубкой и ластами. А также гарпуном для охоты на бычков. Морское дно изумительно для наблюдения, если смотреть на него в маске. Нудистских пляжей в советское время не существовало. Их просто не разрешали. Если ты оголишься, тебя оштрафуют за нарушение общественного порядка. Если ты сумасшедший или пьяный, тебе это дело сойдет. Разве что морду набьют. Но трезвых голых немедленно брали. Нельзя было пить на пляже. За это тоже могли взять.

На пляже продавалась пшенка, которую сейчас называют кукурузой. Сегодня продавцы кричат «кукуруза» только потому, что народ забыл значение слова «пшенка». Буквально на днях я спросил человека, который продавал на пляже кукурузу, почему он кричит «горячая свежая кукуруза молодая». Тем более что она не такая уж и молодая... Я ему говорю: «Это же пшенка! Почему вы не говорите “пшенка”?». Мужик знал это слово: «Мы не говорим, потому что люди забыли»…

«Пшенка» пошло от молдавского «попушой», что означает «кукуруза». Похоже, это такой же архаизм, как и слово «семачки»...

Пляжная культура хоть и изменила облик, но она существует. Скажем, культура еды семечек сохраняется и в наши дни. Обрати внимание, что плеваться семечками не считается зазорным даже в самом изысканном одесском кругу – это нормально. Это не плебейская пища. Я полагал, что это явление более позднее, присущее советскому времени. Но оказалось, что семечки в Одессе лузгали всегда. У Владимира Жаботинского в романе «Пятеро» очень хорошо описана Одесса самого начала двадцатого века, где об этом идет речь. Дерибасовская и другие улицы центра города, а также пляжи были просто усыпаны лузгой от семечек. Семечки даже сохранились в одесской топонимике - считается, что название пляжа «Лузановка» произошло от слова «лузга». Я век спустя поразился совпадению впечатлений с Жаботинским. Он пишет, что настоящая, полнокровная и радостная жизнь в Одессе для него была лишь в период от апреля до октября. Все остальное время – это ожидание тепла, лета. Нет, ты живешь нормально, но вкус от жизни не тот.

Картинка Одессы самого начала века не представляется без «семачек». Эта ее особенность сохраняется. Ты знаешь, что я человек изысканный, когда мне надо. Тем не менее, я все время хожу и ем семечки. Надеваю шляпу, белый шарф и плююсь шкарлупой. С любой точки зрения – это дурные манеры. Но с точки зрения одесской культуры – это норма, основной поведенческий признак южного, пляжного человека. Кстати, из моих знакомых мало кто публично лузгает семечки. Стесняются. Значит, я действительно носитель одесской культуры…

Дача у нас была на Тенистой. Все изысканное общество, которое посещало нашу дачу, погружалось в эту атмосферу. Купались именно на скалистом пляже, который в семидесятые годы забетонировали. Я сидел на скалках целыми днями. С дачи убегал сразу же, как заканчивал ненавистные переводы. На скалах собиралась компания. Там были много москвичей и ленинградцев, которые на лето снимали квартиру поблизости.

Я был профессиональным ныряльщиком. Пацанами мы прыгали в воду со старого разрушенного причала. Точно так же, как сейчас прыгают мальчишки на Ланжероне. Кстати, они рискуют тем же, чем рисковал я. После одного случая у меня появился довольно сильный комплекс по части прыжков в воду. До сих пор не могу нырнуть вниз головой. Однажды я подпрыгнул и кинулся с причала рыбкой. И пролетел мимо торчавшей под водой рельсы, в нескольких сантиметрах от нее. Мне было тогда лет шестнадцать. Теперь не могу даже с тумбочки в бассейне прыгнуть...

Нынешние одесские пляжи, по сравнению с советскими – настоящая Копакабана. Советские пляжи были пусты. Вернее, они были густонаселенными, но без пивных будок и ресторанов... Почему-то всегда считалось, что нужно ходить загорать на песок. В моем детстве песчаных пляжей было необычайно мало. Скажем, на Ланжерон, в Отраду, Аркадию и Лузановку специально ездили – там хороший песок. Плавали на том же катере. Билет стоил десять копеек. Вернее, одна остановка. Главное – зайти на катер. По своей привычке мы брали билет на одну остановку. Потом прятались в закоулках. Могли высадить, но не всегда происходило именно так…

В детстве я сидел под водой и ожидал краба. Поймав, хвастался перед друзьями. Мои ощущения совпадают с тем, о чем говорил Жаботинский. Меня не покидает впечатление, что когда я был маленький, летом на пляже всегда была хорошая погода. Дождь не имел для нас никакого значения и поэтому я его не запомнил. Идет дождь, а мы продолжаем купаться. Потом дождь проходит, а мы продолжаем купаться. Тепло, радостно, весело. Я уходил на пляж в семь-восемь утра и возвращался, когда уже темнело. Бабушка могла меня не пустить на следующий день на пляж, в случае чрезмерного опоздания. Мы все ездили на велосипедах. Я не изменил этой привычке по сей день. И единственное, что мне отравляло существование, это ежедневная обязанность перевода иностранных детективов. Но такое испытание со временем давалось легче, поскольку я быстро выучился. Кроме того, мне помогал Каплан, когда гостил у нас.