Вы ведь могли ему составить конкуренцию на кафедре. Он не опасался.

Откуда я знаю? Может быть, опасался. Но, кажется, в тот момент он не слишком об этом думал. И я меньше всего думал. Вряд ли Чумак считал, что я ему могу быть опасен – он ведь меня знает хорошо со студенческой скамьи. И видит, что я не по этому делу. К тому же, им не хотелось брать доктора пенсионного возраста. Найти сорокалетнего доктора-специалиста, это большая редкость. Тем более, он сам немедленно отправился в докторантуру, с тем, чтобы оставить на меня кафедру. Он прекрасно знал о моих прежних неприятностях. «Иди к нам, - говорит, - и у тебя будет крыша». Мы расстались, я пообещал подумать. Он вечером позвонил и сообщил, что ректор меня не берет на четверть ставки. А берет либо целиком, либо никак. Я сказал: «Знаешь, дорогой, я не создан для этого блаженства. Нет, так нет». Чумак сказал: «Жаль», и повесил трубку.

Я перешел в гостиную комнату и рассказал эту историю своей семье. Тут начался концерт. Я живу с женщинами, как тебе известно. Моя мать, которая тогда здравствовала, моя жена, моя старшая дочь и моя младшая дочь, в мгновение ока превратились в единый кричащий организм. А также кошка Фиса, которая пришла и стала рядом с ними и кивала головой, в унисон всем их воплям. Все они разного роста, стояли рядом как диаграмма, кричали одно и то же, не сговариваясь: «Пойди, поработай хоть раз в жизни! Сколько можно бегать по этим полям с задранным хвостом! Ты уже большой. Ты уже доктор наук. Ну, пойди, поработай! Хоть раз в жизни». Я пытался забиться в угол или в щель, как таракан, но мне ничего не помогло. Поднимаю трубку, перезваниваю Володе, говорю, что семья настаивает и соглашаюсь. Тот говорит: «Вот и прекрасно. Хорошая у тебя семья. Я так и знал»...

Но уже в тот момент я тайно замыслил, что легко обману своих любимых дам. Даже обманывать не придется – я был убежден, что ректор мне все равно откажет. Я ведь давно привык к хамству со стороны чиновников. Меня столько раз выгоняли с работы, или обещали устроить, а при этом не брали в последний момент по какой-то причине. Тем более, что раньше Володя Чумак сам мотивировал причину отказа – я, мол, одиозная фигура, и вообще… Но тут сложились такие обстоятельства, что им стало больше надо, чем мне. Как правило, начальники говорят: «Мы вам позвоним». Это означает, что они никогда не позвонят. Примерно, этой фразы я и ожидал от ректора. Поэтому легко пошел на поводу своих дам, почти не сомневаясь в исходе дела.

Но события в ректорате разыгрались неожиданным для меня образом. Заходим в кабинет, сидит ректор, профессор Вадим Григорьевич Орищенко, с деловым полуобкомовским лицом за начальственным столом. Я протягиваю свои документы, автореферат, книжки, список научных работ, аттестат. Он так строго и внимательно смотрит, делает серьезное лицо, хмурится. Я на него гляжу и прекрасно понимаю, что у него в голове. Какую-нибудь дрянь он точно сейчас найдет. Например, у меня тогда еще не было подтверждения о защите. Вместо этого прилагалась лишь справка. К тому же, как опытный партайгеноссе, он не может не заметить прожидь в моих глазах. Да он прекрасно сам о ней знает от своего приятеля Чумака. Все идет по плану... Он сейчас скажет что-то полувежливое и невнятное, мол, мы обязательно к вам обратимся при случае. И тогда я спокойно пойду домой с чистой совестью перед своей семьей и даже перед собой – я все сделал, как они велели.

Но, тут ректор откладывает мои бумажки, потом снова с недоверием еще раз на них взглянул, и поворачивается не ко мне, а к Володе. И говорит: «Нам сам Бог послал такого специалиста. Немедленно объявляйте конкурс на профессора, пока он не передумал». Тут же встает с места, тянет ко мне руки через стол: «Спасибо, что вы к нам пришли! Помогите нам!..». Я совершенно растерялся от неожиданности.

Затем он очень приветливо и по-человечески объяснил ситуацию. Рассказал, что в Институте хотят делать исторический факультет. Спросил, сколько мне лет. Я ответил: «Сорок два». Он говорит: «Боже, какое счастье! У нас вообще-то есть какая-то профессура, но она вся рассыпается и ничего не соображает... Мы хотим создать педагогический университет. Как хорошо, что вы согласны». И не дает мне слово вставить. Я ведь к такому обращению не привык. За все многие годы номенклатурного хамства со мной никто никогда не так разговаривал. Я обалдело молчу. А он по селекторной связи вызывает первого проректора, проректора по научной части и еще кого-то. До сих пор это все те же люди. «Скорее зайдите ко мне! Вы знаете, кто к нам пришел?». Они заходят, начинают бурно радоваться сообща, и немедленно обсуждать, как бы меня получше и повыгоднее зачислить. Спрашивают о моих условиях: «Что вы хотите? Аспирантуру? Кафедру?»...

Я как ошарашенная сомнамбула вышел из этого кабинета. Знаешь, о чем я подумал? «Какие славные ребята. Я, наверное, буду служить им всю жизнь». Так оно и произошло. Несмотря на некоторые детали наших взаимоотношений, я там работаю вот уже пятнадцать лет, и ко мне относятся примерно так же. Даже лучше, они ко мне давно привыкли.

Дальше было несколько иначе, словно холодный душ. Профессором они меня, конечно же, сразу сделать не смогли, потому, как у меня не было ни секунды вузовского стажа. Поэтому меня назначили исполняющим обязанности доцента. Только за то, что я все-таки доктор наук. Весь мой академический стаж в вузе не засчитывался. Собственно, я начал с нуля. С первого июля, правда, я уехал на Чуфут на второй сезон, откуда вернулся с в самом конце августа. Первого сентября, перед первой лекцией у меня поджилки дрожали довольно сильно.