Кто изначально составил хронологию мировой истории, ставшую «официальной». Откуда мы знаем, что конкретное событие древности произошло именно в этот год.

Все придумал Скалигер. Который специально все это натворил, а потом его светлым идеям помогла воплотиться в жизнь династия Романовых из каких-то своих соображений. Так пишет Фоменко. Но не в этом дело. Я рассуждал исключительно как типолог, как обычный археолог и знаток своего материала. И применил эту хронологическую схему без всяких культурных пристрастий и распределил по ней свой материал. Из экспертных соображений. И он распределяется по этой схеме самым удовлетворительным образом. Все народы и культуры находят свое законное место, что соответствует всем сведениям письменных источников. Вот что меня и смутило. И если бы я чувствовал или видел хоть какую-то нестыковку, то не стал бы публиковать свою статью. Какой смысл? Подтасовывать материал под чужую концепцию? Во имя чего? К тому же на натяжках или подтасовках коллеги тебя могут легко поймать. Ведь грамотных людей много. Лучше постараться все сделать честно и профессионально. Поэтому и не поймали. Не могут.

Впрочем, грязи на меня было вылито в Интернете немало. Но критика была огульной, не поступило ни одного внятного научного контраргумента. Зато комплиментов я получил куда больше. Немецкий историк Евгений Габович меня назвал «Лобачевским от истории». И не он один – зайди в Интернет и посмотри.

Ведь та классификация, которую я обнародовал и отдал на всеобщий суд - это лишь предложение моим коллегам непредвзято пересмотреть свой материал. Это и будет подлинной, независимой экспертизой. А не разговоры типа: «Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда». Почему мне никто внятно не указал, в чем бы я мог ошибиться? При этом все говорили, что я невменяем или поехал мозгами. Осуждали меня исключительно в культурном контексте: «Не может быть. Они невежественны. Ты пошел у них на поводу. Они математики, не знают материала». Я говорю: «Но я-то знаю». Критиковали насмешливо и неубедительно: «Как же так, там есть геологические пробы. Можно определять хронологическую последовательность напластований курганной насыпи по геологическим пробам». Нельзя это определить. Я работал с геологом, профессором Лисецким, когда мы нашли Ени-Дунью, турецкий форт на Тилигуле. Он мне говорил, что процессы почвообразования идут значительно быстрее, чем мы себе представляем. А за хронологией почвообразования они следят исключительно на основании археологических датировок. И эти датировки, по его мнению, значительно «удревняют» сроки почвообразовательных процессов по сравнению с реальными. Тоже самое и с антропологическими определениями, особенно этнокультурными. Мне Сегеда говорил: «Ты мне сначала скажи, к какому времени и к какой культуре этот покойник относится, и тогда я тебе скажу, какой у него антропологический тип». Причем, так рассуждает антропологическая элита.

Вся моя референтная группа и мои коллеги, которые являются интеллигентнейшими культурными людьми, в один голос говорили, что я сошел с ума. При этом заявляли, что пока доказать не могут свою правоту, но скоро докажут точно. Но это все равно означало обструкцию.

Я все равно хотел написать книгу по этому поводу. Я бы и написал ее, если бы не одно обстоятельство. Совершенно случайно я попал в Москву на еврейский конгресс, где докладывал о находке захоронения еврейских надгробий на Приморском бульваре, под бастионом Хаджибея. Воспользовавшись этим визитом, я попытался повидаться с Фоменко. Лично я с ним не виделся – он был в отъезде, – а Носовский меня принял. Он меня клеил, чтобы я написал статью в газету «Известия» обо всех моих соображениях.

Написали?

Нет, не написал. Они просили, чтобы я еще и книгу написал. Я не отказался, но сообщил, что это работенка. Во время разговора стало ясно, что денежный потенциал этого движения довольно велик. Тогда зачем мне работать даром, да еще и подставляться бесплатно. Я же одесский мальчик. Вот и решил, как Сара. Знаешь этот анекдот? «Сара, говорят, что вы обладаете даром обольщать мужчин. – Она показывает огромную дулю. – Даром? Вот вам, даром!». Так вот, когда я робко осведомился об оплате, они начали уезжать в кусты. Кроме того, эта публика оказалась малоинтеллигентна. Все это пахло великодержавным шовинизмом с примесью антисемитизма. Нюх у меня на это очень развит. Мне показалось, что они просто хотят меня грубо использовать. На шару. И получилось, что, займись я этим всерьез, то остался бы у разбитого корыта. Конечно, я понимал, что не останусь без работы, потому что моему университетскому начальству было наплевать на все эти развлечения. И даже наоборот.

А терять мне было что. Прежде всего, репутацию. Не такая она у меня уже и плохая. Марк Борисович Щукин, как резонатор этой репутации, морщился. Я к нему приставал, требуя пояснить собственные соображения: почему же это все неправильно? Он великий хронолог и все время занимается широкими и узкими датировками. Он мне пытался что-то не очень внятное объяснять. На самом деле мы чрезмерно сужаем датировки, в то время как вещи существуют в более широком диапазоне. Из-за стремления к узким датировкам получаются лакуны в хронологии. То есть, по его мнению, вещи существуют во времени намного дольше.

Логично.

Вполне. Щукин тут же привел пример. Мы живем в конце двадцатого века – этот разговор состоялся именно в те далекие времена, – когда советская власть давно кончилась. А ее символика всюду осталась. Получается, что мы по ней должны датировать эпоху. Я ему сразу же возражал, что это старшая дата, поскольку контекст находок иной, а младшую дату дают, скажем, пластиковые окна, бутылки с «фантой» и шикарные иномарки. На что он мне заявляет, что мы запросто можем попасть раскопом на тот участок, где такое окно не сохранилось и находится вовсе не иномарка, а подержанный «Запорожец». На что я ему снова возражаю: мы не можем делать объективный вывод по одному раскопанному участку, надо копать сразу несколько участков, что и делается повсеместно. А он парировал: «Читайте мою статью» и опять ушел от разговора. Притом, что Щукин – едва ли не самый авторитетный человек в хронологии на всем европейском пространстве.

Особенность человеческой психики состоит в стремлении удревнять датировки. Дерево в центре города, которое в обхвате имеет несколько метров, обязательно по рассказам окажется высаженным Пушкиным...

Или Ришелье... Это культурная установка, так удобно думать. Любая культура стремится продлить себя в прошлое до бесконечности.

Причем, разница в материальном облике культуры создает в сознании человека как бы границы временного восприятия. Например, брежневская эпоха с ее внешней атрибуцией – это «давно». Причем, невозможно сказать как именно давно. Ясно лишь, что тогда не было ни компьютеров, ни Интернета, ни мобильников.

Поколение ушло, не осталось тех, кто это время помнит... Или девяностые годы, которые для нашей территории оказались рубежной датой. Такова мифологическая психика, эпоха уходит, и это становится «давно». Так воспринимали время люди античности. У них не было линейной хронологии, когда одно событие предшествует другому и история развивается от условного начала к условному концу. Согласно представлениям античности, история развивается по спирали, от минус бесконечности к плюс бесконечности. Как давно происходило то или иное событие, не имело значения. У Коллингвуда хорошо об этом сказано. Он говорит, что Геродот описывал события, которые отстояли от его жизни максимум на два-три десятилетия. Он описывал историю своего поколения, или «поколения Эго». А все что раньше, так этому отец истории не очень-то и сильно доверял, потому что все искажено преданиями.

Обрати внимание на античную мифологию. Когда был сотворен мир, никакого значения не имеет. Это у греков не указано. Нет идеи момента творения. Известно, что мир сотворен из хаоса, но когда – не важно.