На следующий год мы уже полезли на склоны под думой.

Но лезть на склоны у Воронцовского дворца было уже невозможно. Это место стало очень опасным. Даже самоубийственным. Пришлось сделать паузу. Вот тогда мы и решили полезть под Думу. Искали себе место. Во-первых, это было необычайно эффектно – копать под окном самого мэра Боделана. Единственное, что нас от него заслоняло – это дикий виноград на изгороди. Мы его не видели, и он нас не видел. И никто нас не видел.

При этом я честно ходил каждый день к заместителю мэра Козыреву и пытался его застать, чтобы получить разрешение. В тот год мы не ограничились шурфом у Думы. Еще несколько раскопов забили в парке Шевченко, на месте бывшей русской крепости. Об этом тоже никому не было известно. Кроме того, мы решили копать быстро. Но в раскопах на территории крепости оказался необычайно мощный культурный слой, чего мы не ожидали и завязли. В шурфе под Думой материк залегал на глубине восьми метров. Это также оказалось неожиданностью. Работы порядком затянулись. Зато удалось выяснить, что Дума стоит на куче собственного мусора. Вышло очень здорово. Как опытный солдат, я понимал, что ситуация экстремальная, разрешения на раскопки у нас нет. Власти установились. Боделан сидел прочно, стало ясно с кем надо иметь дело. И единственный человек из старой администрации, который еще оставался, был Козырев. Он работал еще у Гурвица, но не в должности зампреда. Короче, я путаюсь.

Но больше всего мои хрупкие надежды питало то, что в кресло Устенко сел едва ли не мой сокурсник. Он учился на курс позже меня, такой Вася Попков. У меня сохранялись с ним приятельские отношения. И я чего-то думал, что Вася мне немедленно поможет. По старой дружбе. Пошел к нему на прием, он меня принял, как родного, и обещал всяческое содействие. После чего от меня бегал целый месяц. Я пытался честно добыть разрешение. Никто не отказывал, но и не давал.

Тогда пришлось поставить власти перед фактом. А именно, мы начали копать в субботу, с утра, зная, что их нет на работе. Работали по методу Drang und Sturm, к понедельнику следовало закончить шурф. Мы должны поставить диагноз культурному слою. Когда выполним задачу, тогда и будем думать, что делать дальше. Я был убежден, что на этом участке будет античный слой. Работы на день для четырех здоровенных мужиков.

В субботу мы действительно прорыли узкий шурф метра два глубиной. На следующий день прошли еще метра полтора, а материком даже и не пахнет. А в понедельник менты уже выходят на работу. Делать нечего, я взял тапочки, надел штаны и поперся в горисполком. Потому что нас сейчас повяжут, как уголовников. Но никто нас не тронул, как ты помнишь, потому что мы копали на новом и неожиданном месте. Там на склонах, за сортиром вообще никто не ходит. Это не склон, а оазис. Что там валяется? Шприцы, презервативы, рюмки и бутылки. Никто туда не совался, кроме непотребных личностей и отъявленных романтиков. Причем, этот склон находится в самом центре города. Этакая «зона». Короче, за неделю мы совершенно спокойно дошли до материка.

К нам на раскоп ходил астроном Челомбитько...

Он мне помог написать статью «Одесса – город солнца», сделал все астрономические расчеты. Я ему очень благодарен. Исключительно культурно-мыслящий человек. И настоящий, увлеченный профессионал. Когда мы нашли обряд основания Одессы, я заподозрил, что город был спланирован де Воланом по образцам римского градостроения, разработанных еще Витрувием. Благодаря этому Одесса освещена Солнцем оптимально, во все времена года, установили ее солярный и сакральный центры. А сам обряд маркирует место пересечения декуманусной и кардинной осей. Декуманусом стала Ланжероновская улица, которая соответствовала точке восхода Солнца в день рождения Одессы 22 августа 1794 года. Вышло очень здорово. Я делал этот доклад в Доме ученых под овации. Все нас поздравляли с крупным и несомненным открытием. Статья нами была опубликована неоднократно и пользовалась большим успехом, особенно у архитекторов. Это – также один из ярких научных результатов наших раскопок. Так что, как видишь, стоило огород городить.

А сам шурф под Думой производил сильное зрелищное впечатление своей глубиной. Стратиграфия двухсотлетней истории одесского мусора была очень отчетливой. Но античного слоя мы не нашли. Зато отыскали остатки хаджибейского поселка. Это был очередной и немалый научный успех. Вот почему мы после этого обнаглели окончательно. На следующий год вернулись под стены Воронцовского дворца. Но это уже совсем иная история.