Песнь пятнадцатая, крымско-турецкая

МИЛОСТИ МИЛЫ

 

- А не хотите прочесть лекцию: «Нью-Йорк –

город контрастов»?

- Но я был в Стамбуле, а не в Нью-Йорке.

- Хорошо. Значит: «Стамбул – город контрастов».

Управдом Плющ

Прогулка между Ланжероном и Аркадией

 

Массон попросил выяснить все формальные стороны процедуры перезащиты. Я позвонил в ВАК и узнал, что должен переделать диссертацию по усмотрению того совета, на котором буду защищаться. И через год имею право подавать ее на защиту снова.

Готовую работу, с учетом всех требований, я привез в Питер снова. В результате меня рекомендовали с бесконечным количеством замечаний. Диссертация прошла малую защиту. Меня подстегивал комплекс неудачника. Это было огромным стимулом...

Массон вел себя достаточно осторожно по отношению ко мне. Хоть и справедливо. Сразу после моего московского завала его стали доставать из Москвы. Когда я обратился к нему повторно с просьбой принять работу, он, конечно же, согласился, но явно не испытал при этом чувства полного и глубокого удовлетворения. По процедуре необходимо было полностью менять оппонентов. Массон сказал, что у него есть единственный член совета, который близок к этой тематике – это Юрий Александрович Заднепровский (Лева Лурье все время называл его Задунайским). Он занимался кочевниками Средней Азии. Старенький такой чувак, увы, ныне покойный. Довольно въедливый, приятель Кызласова и всей этой компании, которая меня затопила в Москве.

Заднепровский искренне считал, что моя работа неправильная, поскольку она – историко-культурная по характеру, археологический материал подан поверхностно. Он пел мне те же самые песни, что и оппоненты на московском совете. В Ленинграде прекрасно знали о моем завале, поэтому вели себя не слишком решительно. Никто же не хочет портить отношения неизвестно ради чего. При первом обсуждении диссертации на заседании сектора, Заднепровский высказал свои претензии. Он человек не злой и я не мог понять, чего он хочет. С одной стороны говорил, что все хорошо и волноваться не стоит. А при этом работу не пропускал. Я даже советовался с ребятами из сектора. Спрашивал, что ему надо. Мне говорили, что лучше бы с ним выпить в экспедиции, чтобы подружиться. Другая моя референтная группа, Галя Длужневская и иные, советовала не сильно беспокоиться. Потому что Заднепровский человек старый и пенсионного возраста. А у Массона режим достаточно унитарный, и он управляет советом жестко. И если члены совета не будут слушаться, то их могут легко сменить, потому что в Питере, в отличие от нашей дыры, докторов наук полным-полно. Кроме того, Заднепровского и на пенсию можно вытурить. Видимо Заднепровский сам все это понимал, потому что как-то нерешительно меня критиковал.

Массон попросил меня собрать все документы по московской защите. Егоров, первый оппонент, как я уже говорил, дал мне тогда отрицательный отзыв. А два вторых положительные. Массон просил только отрицательный. Отзыв был ужасный. Во-первых, короткий, что не принято. На докторскую диссертацию положено уделять хотя бы страниц шесть. Во-вторых, там было написано, что диссертация состоит из полной чуши, без особой аргументации. Было сказано, что работу нужно полностью переделать, она не соответствует. Отзыв Егорова и был зачитан в Питере на том самом заседании. Массон это дело элегантно обыграл. «Теперь, – говорит, – мы заслушаем отзыв с предыдущей защиты». Такова процедура. Ученый секретарь зачитал. Зал напрягается. Массон говорит: «Ну, что? Выслушали этот пасквиль? А теперь давайте перейдем к обсуждению по существу». Присутствующие рассмеялись и напхали мне кучу замечаний. Причем, более, чем доброжелательно. Основная претензия свелась, в результате, к тому, что работа тонкая. И ее нужно сделать раза в полтора потолще. Два месяца я пахал в Одессе, как сумасшедший, и подал «утолщенную» работу на очередное обсуждение.