Что пили. Какова культура пития в Питере.

Пили мы безбожно. В основном дешевый портвейн. В Питере не развита южная культура пития дешевого разливного вина. Вино пить у них дорого. Поэтому шли в магазин, покупали бутылку портвейна. Были разные сорта. Особой популярностью пользовался молдавский портвейн с этикеткой, где на клетчатом фоне изображен молдавского вида человек, который с радостным лицом выпивал стакан вина. Катя Видре очень хорошо выразилась по поводу этой этикетки: «Порок пьянства изображен в привлекательном виде». Катя так и говорила: «Старик, пошли пить клетчатый!» У них в Питере все молодые люди обращались друг к другу «старик» и «старуха», это этнографическая особенность. Сейчас, может быть, и не так уже. Для непосвященного эта фраза ничего не значила.

Я хорошо помню те пивные будки, которые Довлатов описывает в «Чемодане». Они стояли на Моховой, около цирка. Помнишь, как Шлипенбах его привез туда в костюме Петра и заставил занять очередь? У Довлатова есть прекрасная фраза: «Пьяных там действительно было сколько угодно». Так вот, проблема опохмелки была всегда насущной. Я одно время обитал на улице Чайковского, у какой-то Левиной подруги, и каждый день опохмелялся в этих будках. С самим Довлатовым в Питере я пить не мог, он в то время уже уехал. Но хорошо помню алкогольную топографию того времени на местности. На Моховой стояли две будки, чуть в стороне – Инженерный замок, рядом цирк. Неудивительно, что алкаши, которых он описывает очень точно, никак не реагировали на человека в костюме царя. Там таких царей по центру города великое множество ходит – фотографируются с туристами… Пиво было дешевым. Очередь стояла всегда. С утра даже не слишком большая, человек десять-пятнадцать. Если ты постоишь несколько минут, свою кружку получишь. От двадцати двух до двадцати пяти копеек кружка. Хотя в тех климатических условиях, конечно же, предпочтительнее пить портвейн.

Культура питья у них совершенно иная, чем в нашей средиземноморщине. Пьют по домам. Набирают портюши и запираются дома. Можно пойти в рюмочную, но их было тогда мало по городу. И там наценка. Можно, конечно же, пойти в ресторан, но денег у нас не было, и мы мыкались по подъездам. Сейчас нет этой проблемы, когда появилось множество бодег с дешевой выпивкой. Нашей целью было напиться как можно эффективнее, потратив минимальное количество денег. Отсюда выгода употребления портюши. Водку быстро выпиваешь, раз – и нету. А портвейн – что-то среднее между вином и водкой. Ведь в процессе хочется и пообщаться, примерно. Кроме того, портвейн пить вкусно. Я, например, очень любил «вермут» или «мадеру». Или «биомицин» – вино крепости восемнадцати градусов, настоящий эрзац. Оно было более популярным. Стоило, примерно, рубль семь копеек. Причем, большая бутылка. Нет, кажется большая стоила рубль тридцать…

Риммочка поселила меня в своей комнате на Садовой, а сама ушла жить к Левушке, своему будущему мужу. Я там немедленно поселился с Машкой Чекановой, у которой была подружка Ирка Пандер. Ирка училась в университете на искусствоведку и, при этом, работала билетершей в БДТ. А Машка училась в «Мухе», то бишь, в Мухинском училище. И работала там же лаборанткой на какой-то кафедре. На весь период моей жизни в Питере наложил флер роман с двумя этими женщинами, которые очень дружили между собой… Пили они безостановочно. Знаешь, что такое БДТ? Большой Драматический Театр. Это театр высочайшего разряда. Оттуда родом Олег Басилашвили... Время мы проводили следующим образом. Утром похмелялись у этих пивных будок. Или у других. Затем я шел в библиотеку и механически что-то там выписывал. Дело еще и в том, что моя подруга Надя Бровенко работала реставратором в Институте востоковедения и владела некоторым количеством спирта. Этот Институт находится в том же здании, где и Институт археологии. Она меня кормила, и мы шли с ней чего-то выпивали. Она была бедна, как мышь. И я был беден, как мышь. Наденька меня любила и осуждала за непрестанное пьянство и блядство. Но как-то не очень искренне осуждала. Мы с ней пили этот спирт и копили бутылки. Я никогда не встречал такой одновременно интеллигентной, беззащитной и доверчивой женщины.

Машка Чеканова была превосходным искусствоведом. Я очень много всякого нового узнал, много гуляя с ней по Петербургу. Правда, все это потом забыл. Ее мама работала директором Петропавловской крепости. Жили они у Нарвской заставы. В отличие от Нади, Машка была исключительно развязной девицей. Лева даже ее осудил: «Она недостаточно красива, чтобы позволять себе так себя вести». Но у Маши было какое-то своеобразное блядское обаяние, которое на меня, например, действовало. При этом она была вполне интеллигентна, мила, образована, доброжелательна и очень остроумна. Ее подруга Ирка жила в Колпино, под Петербургом. Примерно в полутора часах езды на электричке. Там находился огромный военный завод. У нее была своя квартира, куда мы ездили отдыхать от трудовых будней. Лева ездить туда не хотел. Ленился. Он говорил, что согласен трахать хоть таксу, но на Невском, нежели тащиться в Колпино полтора часа на электричке. Лева – житель центра города. С одной стороны, я был с ним согласен, а с другой нам было в Колпино весело, радостно и приятно. Хоть обстановка была и не слишком академической.

А утром я снова шел в библиотеку, как бы трудиться. Потом к четырем часам мы с Машкой и Иркой выдували бутылку портвейна, брали следующую и направлялись в театр к семи. В БДТ тогда в принципе не было возможности попасть. Ирка нас проводила, усаживала на нужные места, и мы смотрели какой-нибудь спектакль. Потом ходили со своим портвейном за кулисы. Со всеми тогдашними актерскими знаменитостями я успел выпить. Хоть всех и не упомню. С Басилашвили точно пару раз пил... Я позабывал их фамилии, если ты отключишь эту штуковину, то я вспомню... Там был еще этот человек, который играл Наполеона в «Войне и мире»... Был знаменитый артист Лебедев, я помню. Потом, это самое... Боже, какие-то очень знаменитые имена для того времени... Наполеона играл, на С, великая знаменитость... Как же его звали?..

Пили в БДТ за кулисами, вели изысканный образ жизни. На капиталках выпивали бутылку портвейна, в какой-то мастерской складировали бутылки. Потом шли их сдавать. Я и сейчас с трудом могу понять этот круговорот алкоголя в природе. Естественно, бутылка с алкоголем стоит намного дороже, чем бутылка без алкоголя. Но почему-то нам всегда хватало, чтобы купить новую бутылку. Главное – как-то покрыть разницу в стоимости между полной бутылкой и выпитой… О, я вспомнил фамилию того актера – Стржельчик...

Капиталками в народе называли старые дома, которые подлежали капитальной реконструкции. Рабочие как бы вынимают из дома все внутренности, оставляя лишь фасад, который стремились сохранить. Иногда целые кварталы Петербурга или же отдельные дома, стояли совершенно пустые. Жильцов, естественно, предварительно выселяли. Поскольку, ремонт шел чрезвычайно медленно, там можно было бомжевать.

Берешь бутылку портвейна, идешь с девушкой, тебе достаточно, примерно, собственной куртки, чтобы приятно провести с ней время. Бутылка портюши согревает при любом морозе. Не всегда было важно, где жить. На этих капиталках ютились целые колонии вольных художников, музыкантов и хиппарей. У большевиков ведь плановое хозяйство. Они всех выселяют, а дом остается. И стоит пустой годами. Работы не ведутся. По плану должны быть, а финансирования нет. Туда быстренько кто-то самовольно заселялся. Там все время ютились ребята из Мухи, какие-то монументалисты. Или миниатюристы... Я их путал. Это было начало восьмидесятых. Моя Машка прекрасно ориентировалась в таких капиталках. Она вела бродячую жизнь и учила этому меня. Поскольку все время было негде: дома нельзя, потому что строгие родители, я сам жил Бог знает где, то эти капиталки очень выручали... Я хочу найти сигарету, извини, пожалуйста. Можно я буду говорить параллельно?.. Эти ребята в большинстве своем были провинциалами, и жить им приходилось, где попало. От ментов, в крайнем случае, откупались бутылкой водки или портвейна.

Отопления в капиталках не было никакого. Дом разворовывали полностью. Советская эпоха отличалась необычайной бедностью. Граждане уносили все, что можно. Где-то хороший унитаз, где-то целый умывальник или труба. Все это подвергалось постепенной энтропии. В таких строениях мастерские обустраивались самовольно, пока дом не шел под снос. Новые жильцы налаживали автономное водоснабжение. Например, приносили с улицы ведро воды. Некоторые квартиры ситуационно оказывались неразворованными. Найти такую было большим везеньем. Лева предпочитал не шататься по этим капиталкам. Он снобил.

Периодически Лева снова брал меня на постой, и гулянки приобретали более комфортный характер. Один и тот же стиль жизни сохранялся неизменно. Повторяю, это человек необычайного таланта. До сих пор, бывая у него в гостях, я испытываю некоторый комплекс неполноценности перед силой и качеством его интеллекта. Помню, как он где-то нажрался и встал утром с глубокого перепою. В девять часов утра неожиданно мне говорит: «Я совершенно забыл. Обещал написать статью в журнал. На десять страниц. Они мне тогда дадут четыреста баксов. А сдать статью нужно к двум часам. Иначе не дадут». Это было уже в наше время. Статья про серебро Фаберже, про эти яйца. Лева пожаловался, что у него дрожат руки, и пальцы не попадают по клавишам. «Андрюша, – говорит, – ты же профессионал. Можешь помочь?» «Могу, но не знаю, о чем идет речь». Тогда Лева усадил меня за компьютер и начал диктовать. Качество текста было такого уровня, что он не требовал никакой редакции. Все происходило в комнате, где стоял запах перегара, среди носков и корок хлеба, среди остатков «оливье» на ковре и пустых бутылок. Он мне диктовал статью часа два. Только несколько раз отвлекся. Когда сказал, что не помнит, как выглядит какое-то яйцо. Тут же вытащил книгу из-под какого-то окурка, нашел нужную справку и продолжил диктовать. Книги в его доме находятся не на стеллажах, а на полу. И он ориентируется в них великолепно… Через два часа закончили. Лева говорит: «Прекрасно! Четыреста баксов в кармане, сейчас мы их пропьем». В издательстве посмотрели на статью и сказали: «Большое спасибо, Лев Яковлевич! Мы никогда не видели такой прекрасной статьи»…