Как проверить подлинность «теории среднего звена».

В том-то и дело, ее никто не может создать, не то, что проверить. Разговоры ведутся уже несколько десятилетий, работ на эту тему написано столько, что дай Бог всем твоим потомкам их прочесть. А воз и ныне там. Поэтому и читать даже нет смысла. Историки строят глобальную линию исторического процесса. Философы ищут Мировой дух. Ну и что? Я от этих теорий не хуже и не лучше буду изучать строение ядра атома. Мало того, большинство мировых естественнонаучных светил, я имею в виду, физиков, математиков – они вообще философов за людей не держат. Физики выдумывают теорию систем, а те не могут, понимаешь? Философы придумывают общие закономерности гуманитарного развития, но эти выводы никак не садятся на конкретно-научные задачи астрофизики. Это как трасология с типологией – выводы не вяжутся.

Я к тому, что полная проверка «Теории» никому еще не удалась. Хотя попытки есть. Пока постановка вопроса остановилась на том уровне, что «теория среднего звена» нам крайне необходима. В археологии ее никогда и не было. Огромное количество археологов начало заниматься теорией археологии, с тем, чтобы создать эту «теорию». В основном, этим занимались такие люди, как Генинг. Еще был такой человек, как Захарук, в Москве, зам Рыбакова. Эти ребята поначалу хотели искренне разобраться в теории археологии, но потом поняли, что не справляются и начали просто нести всякую чушь. Например, утверждать, что надо сначала выделить объект археологии, потом предмет. Потом следует выделить внешнюю форму, затем внутреннюю. Полное словоблудие… Херня, в общем…

Генинг все время об этом рассуждал. Занимался этим на старости лет. Он как раз вовсе не потерял археологической квалификации, но, видимо, просто увлекся теоретизированием. Бывает. У его команды была оппозиция в лице Клейна, который считал, что они просто законченные мудаки и шарлатаны. Он так резко не писал, но подразумевалось. В археологической печати все время шла полемика по этому поводу. Продолжались бесконечные, голые теоретизирования. Все идеи высосаны из пальца и по-прежнему ничего не дают. Вся книжка Клейна «Археологические источники», которая была принята тогда в штыки – его едва ли не из-за нее тогда посадили, – была направлена именно против этого подхода.

Ни западная археология, ни советская, которые были тогда противопоставлены, не создали этой теории. И Клейн, всего лишь, смог это констатировать и указать пути, по которым можно следовать в дальнейших поисках. Он пытался определить эти понятия, не пользуясь терминологией типа «объект» и «предмет». У него есть масса великолепных наблюдений. Я сейчас не буду тебе Клейна пересказывать. Таково состояние сегодняшней науки в целом. Философия здесь пока бессмысленна.

Каков смысл археологической науки? Что стремится реконструировать археология и главное – зачем?

Реконструировать, скорее, воссоздать реальную ситуацию, которая была в древности, для того чтобы адекватно понять историю и смыслы культур того времени.

Основной спор, который вели Клейн и Генинг, шел вокруг методики этой реконструкции? Правильно ли я понял, что в археологии есть две методики: методика раскопок и методика реконструкции смыслов, которые заключают в себе полученные материалы?

У Генинга был вот какой недостаток, с точки зрения Клейна – непосредственно философские категории он накладывал на методы археологической реконструкции, чего делать никак нельзя. Генинг строил социологическую археологию. Другими словами, мы наблюдаем социальную структуру общества в исторический период. А тут мы раскопали одну могилу бедную, другую богатую, третью средней степени роскоши. Значит, похоронены представители высшего класса, среднего и низшего. Поэтому, общество обладало многослойной социальной структурой. Такие выводы…

Чистый марксизм…

Да, чистый марксизм. Но дубовый. Потом на все это накладывается теория общественно-экономической формации и замечательная книга получается. А Клейн полагал, что Генинг – козел, потому что нельзя накладывать непосредственно философскую теорию на предмет археологического исследования. Потому что мы, на самом деле, не знаем смысла, который вкладывали древние в тот или иной похоронный обряд. Например, почему катакомбники практиковали скорченное трупоположение? А славяне кремацию? На каком основании он выделяет факторы значимые и не значимые? Эти основания надо непротиворечиво установить и оговорить. Потому что непосредственное применение категорий исторического материализма – чем занималась вся советская археология в тридцатые-сороковые годы и даже пятидесятые, – это тупой талмудизм. Ученые смотрели на материал и соображали: «Ага! Черепок гончарный, значит рабовладельческое общество. Потому что высокая технология производства керамики». То есть, если нет черепка гончарного, значит, общество находилось в первобытнообщинном строе. Если лепная керамика, получается, общество вышло из первобытнообщинного строя и начало путь в сторону рабовладельческого. Такая вот теория реконструкции смыслов…

А то, что лепная керамика может быть популярна когда угодно – хоть в наше время, это их не интересовало. То есть, они подгоняли материал под заданные схемы. Так легче. Сами себе создают философскую концепцию, а потом рубрицируют материал в соответствии с этой концепцией. С ума сошли! Рассуждать надо наоборот.

В обществе с буддистскими традициями, например, богатого покойника сжигают на костре в соответствии с ритуалом, потратившись на топливо. А бедняка выбросили в яму и засыпали. Предположим, через время мы находим кучку пепла, в соответствии с этим подходом делаем ложный вывод, что покойник был бедным. А если видим костяк с инвентарем – значит, мертвец был поважнее. Так выходит?

Примерно так. Представь себе, что всех кремировали и мы находим эти урны с пеплом. Выходит, все общество было бедным, раз не осталось ничего, кроме пепла? Это же извращение так думать. Клейн правильно ставил вопрос. Он видел два основных разрыва в археологическом исследовании. Цель археологии – реконструировать утраченный смысл культуры. А иными словами – конкретные коды ископаемых культур. Искать их шифры. Все эти социологические системы не реконструируют код культуры. Если через двести лет, или пятьсот, или пять тысяч, найдут вот эту пепельницу, а общество давно не знает и не помнит, что такое табакокурение и сигареты, то смысл этого предмета не будет ясен. При случае, естественно, что не останется никаких письменных источников по этому поводу. О чем будут думать археологи будущего? Скажут, что наши пепельницы были ритуальными предметами.

Или, скажем, они раскапывают социалистическое общество, которое страдало перепроизводством никому не нужной продукции и находят склады, – при условии, что они сохранились, – новой, очень плохой и нереализованной обуви. Как это может объяснить археолог будущего? Скажет, что скопление обуви носит ритуальный характер. С таким же подходом мы сталкиваемся в палеолите. Я уже говорил, что огромное количество каменных изделий, которые не были в употреблении, находят на поселениях. Здесь может быть любое умозрительное объяснение. Когда идет специализация производства, первобытные люди уже не сразу пожирали тех, кто не работает. Допустим, пошел человек на охоту. Ему там откусил ползадницы, скажем, саблезубый тигр. Но он остался жив и его не съели. Вылечился. Бегать на охоту он уже не может, зато сидит и щелкает вот эти наконечники стрел. И щелкает их как можно больше и лучше, потому что тем самым оправдывает свое существование. И этим избавляет действующих охотников от необходимости самим тратить время на производство стрел. За это члены племени ему приносят часть добычи и кормят. Но им даже так много не надо. Он их стругает, лишь бы его не трогали и не сожрали за тунеядство. Это реальная ситуация? Вполне.

Смысл культуры как узнать? Вот же в чем задача археологии. А эти начинают строить социологические схемы. Одно дело, когда мы видим утилитарный смысл предметов. Но есть в коде культуры множество других смыслов, которые следует расшифровать. Например, зачем древние наделали такое количество кремневых орудий? Или как реконструировать духовный смысл культуры? Невозможно. Мы не знаем этого кода культуры. Такими вопросами занимается семиотика.

Это мы сейчас знаем, что все культуры археологизированы. Или, если хочешь, закодированы. Если у нас, допустим, черный цвет траура, то у китайцев белый. У Эренбурга в книге «Люди. Годы. Жизнь» описана поразительная сцена. Будучи в Китае, он должен был пойти на похороны какого-то знакомого. Он пошел на эти похороны, чтобы выразить вдове скорбь. И увидел вдову, чуть ли не хохочущей. Все гости улыбаются и ведут себя празднично. Эренбург ничего не понял: человек умер, а они радуются! Дикость какая-то. Оказывается, это нормы китайской вежливости. Вдова не хочет огорчать окружающих, поэтому она весела. Если она будет сидеть со скорбным лицом, то гости огорчатся, и у них испортится настроение. Гости, со своей стороны, не хотят усугублять горе вдовы и поэтому веселят ее в свою очередь. Это и есть код культуры. Но мы его в данном случае знаем.

У Марка Ткачука очень хороший пассаж в «Археологии свободы» который превосходно иллюстрирует идею о том, что все культуры археологизированы. Известна ли семиотика украинского или молдавского танца? Нет, не известна. В этом смысле все танцы – археологические. Как и наша повседневная культура.