А как же ваша «вечная» увольнительная.

Во-первых, у меня ее с собой не было. Во-вторых, она до девяти вечера. В-третьих, они совершенно ошалели от счастья – какая добыча! Патруль мог нас арестовать. Их было трое: офицер, рядовой и сержант, обычный войсковой патруль. Володя, не долго думая, раз – и в кусты! За ним побежали сержант и рядовой. Он исчез, бесследно. А офицер ко мне подходит и спокойно меня арестовывает, снимает ремень. Это - хана. Я в тот момент нахожусь в глубочайшем отчаянии, понимаешь? Он снимает ремень и смотрит на меня со снисходительным превосходством. Я размахнулся и дал ему по морде. Он улетел, а я в кусты, вслед за Володей. Они там бегали еще некоторое время с фонариками, но безрезультатно. По отдельности мы добрались до части, улеглись спать.

В части я достал новый ремень, чтоб выйти на утреннее построение. Но я не учел одной особенности: все вещи солдатской формы подписаны именем владельца. Подписан был и мой прежний ремень. На нем стоял даже номер части. Информация обо мне уже поступила, приказ об аресте подписан. Я ударил офицера при исполнении. Это дисбат на три года. Полковник Порядин очень огорчился. Но что он мог сделать? Произошла история аналогичная той, что была в учебке. Под барабанную дробь меня выводят из строя и срывают погоны.

Порядин честно делает все, что от него зависит. Конечно же, задета честь его части, но он очень хочет меня спасти. И он дает максимальное наказание, чтобы спасти от дисбата – отправляет на «губу», на пятнадцать суток, чтоб командование округа заткнулось. Это все, чем он мог мне помочь. «Губа» носила окружной статус и располагалась на каком-то острове, посреди Иртыша. Должен заметить, что сидеть там было уж очень невесело. Губ а рь был крутой. Периодически он устраивал «телевизор». Это – тамошняя метафора. То есть заставлял бегать на четвереньках по асфальту стометровки. Тогда ты увидишь «телевизор». Кто плохо пробежит, тот стоял аистом, подняв ногу перед собой, пока не падал. Держал так на плацу часами.

Кормежка была очень смешная. Нам давали положенный солдатский паек, но в одну миску сыпали первое, второе и третье. Сливали туда суп, кашу и компот. Забавно... Увидев мою вонючую интеллигентскую рожу, губ а рь меня возненавидел сразу, и решил дать самую изнурительную и унизительную работу. Мне поручили рыть канаву возле губ а рского дома, как в том анекдоте: от этого места и до самого вечера. К тому времени у меня уже появилась некоторая археологическая выучка. Губ а рь и предположить не мог, что рыть землю для меня самое милое дело. Я механически стал копать траншею, отбивая и вылизывая бровки. Работал очень аккуратно. Когда он пришел, то растерялся от неожиданности, потому что не мог себе представить, что этот «хлюпик из интеллигенции» так хорошо справится с физической работой. После этого он даже перестал ко мне специально придираться. Я его удивил.

На этой «губе» я, наверное, и подцепил свой туберкулез, потому что спать было неудобно и сыро. Держали нас в своеобразных бункерах с потолком высотой в полтора метра. Стены и потолок выкрашены в черный цвет. Бетонный пол. Единственная лампочка горит круглосуточно. Спали на «вертолетах». Это - две сбитые накрест доски. Никаких постельных принадлежностей. В любой момент могут поднять ногами. Приходят, время от времени, будят, могут и ударить сапогом в лицо. Все по-взрослому...

Я уверен, что полковник Порядин спас мне тогда жизнь. Пятнадцать суток я бы точно не выдержал. Он приехал через три дня и меня забрал. Имеет право, приказом командира части. Привез в казарму и сказал: «Дописывай, блядь, свой конспект и чеши домой!». Мне оставалось служить около двух месяцев. Они имели право задержать, но меня отпустили мгновенно, как только вышел осенний приказ о дембеле. Какие они, все-таки, хорошие люди. Такая у меня была синусоидальная военная карьера.

Домой я вернулся рядовым, обученным. Купил несколько килограммов сырокопченой «семипалатинской» колбасы (это было чудо для того времени, но в Семипалатинске она иногда бывала в магазинах) и, через Новосибирск, улетел в Одессу. Колбасой мы тогда угощали друзей и знакомых, и даже давали им по кусочку с собой – такое это было лакомство.

 

Песнь четвертая, академическая

ЖИЗНЬ ПОД СТАНКОМ

«Наука умеет много гитик»*

Научный фольклор

 

Пляж «Отрада»