Надо полагать, ваша жена рассуждала по-другому. Иначе, не вышла бы за вас замуж.

Да, так вот… Первое близкое знакомство у нас произошло сорок лет тому назад. Это было, значит, в... Нет, не могу сосчитать. А поженились мы в шестьдесят девятом году. Галка перебралась из соседнего дома к нам жить, да так и осталась. Поскольку она и так торчала у нас с утра до вечера предшествующие несколько лет, то ничего, в сущности, не изменилось. Впрочем, баба Нора не выдержала официального оформления наших отношений и умерла через месяц после свадьбы. Надеюсь все же, что это совпадение. Но она действительно была не очень довольна этим браком. Ведь я рос профессорским ребенком, и ей, наверное, было жалко меня отдавать девушке из семьи «не нашего круга». Моя мать поначалу тоже была не очень довольна – ей тоже было жалко отдавать своего любимого сына чужой женщине. Но это совершенно нормальная материнская реакция – к Галке она всегда очень хорошо относилась, порой лучше, чем ко мне. Показательно, что при любых наших конфликтах она всегда была на стороне моей жены. Такая свекровь дорогого стоит.

Женился я, естественно, не на трезвую голову. Мы с компанией устроили однажды бешеную попойку... У нас на квартире.

В связи с чем?

Просто так. Мы всегда их устраивали, не в связи ни с чем. От радости жизни. Мои родители к этому времяпрепровождению поначалу относились снисходительно. Хотя и недоуменно. Нас было человек двадцать. Володя Трофимчук заснул в столовой за столом. Никогда не забуду эту сцену. Он лежал на столе, вытянув ноги к буфету, мордой в салатнице. Так и уснул. Папа с мамой вернулись из гостей или кино. Надо заметить, мой отец совершенно не пил. За всю свою жизнь, кажется, он выпил столько, сколько я способен выпить за вечер. И я помню его изумленное лицо, когда он вошел в столовую. Отец хотел пройти на кухню, но Володя загораживал собой проход. Отец осторожно, чтобы не потревожить, переступил через него со словами: «Извините!». Я даже протрезвел от изумления.

Мои родители вообще не понимали, зачем люди пьют. Поэтому куда чаще пытались бороться с нашим пьянством. И мы пили, прячась. Каждый раз изобретали все новые хитрости. У меня на столе, в комнате, стояла ваза. Она до сих пор тут стоит... Мой друг детства Андрюша Алексеев-Попов по кличке Алпоп однажды решил выучить английский язык. Его заставили пойти на курсы иностранных языков, которые находились в 90-й школе, неподалеку от нашего дома. Я не понимаю, зачем его родители настаивали на курсах, поскольку Андрюша был вполне способен самостоятельно выучить любой язык. Видимо, чувствуя в себе эти способности, он на них и не ходил, а шел ко мне с бутылкой вина. Чтобы так провести время, отведенное для курсов. Мои же родители тем временем не теряли бдительность и пасли нас, потому что пить порочно. В целях конспирации мы стали наливать вино в эту вазочку, в ней тогда цветок торчал, и сидели, беседовали. А пустую бутылку прятали куда могли. За беседой отпивали из вазочки по глотку. Это так и называлось: «Андрюша Алексеев-Попов ходит на курсы английского языка».

В итоге он его выучил самостоятельно. Алпоп вообще превосходный ученый, на мой взгляд. Его за это все время выгонял с работы профессор Белоус, тогдашний директор Института физики. А может, и теперешний, – они ведь вечные. Типичный иерархически озабоченный научный функционер. Впрочем, возможно, я несправедлив – обычный советский начальник, у меня самого таких было немало.

У Андрюши была одна мерзкая манера. Жил он напротив своей работы. Ему пойти на работу – все равно, что нам с тобой улицу пересечь. Мне, например, чтобы добраться пешком до работы всегда требовалось минут пятнадцать-двадцать. Андрюша даже надо мной издевался: «И как это ты добираешься на работу в такую даль?» Тем не менее, Алпоп всегда на свою работу опаздывал. Я, если честно, не понимаю таких людей. Профессор Белоус, видимо, тоже. Однако, в отличие от меня, Белоус не был настолько снисходителен к человеческим слабостям.

Профессор стал заставлять Алпопа приходить на работу вовремя. А Алпоп очень не любил работать в первой половине дня – он никак не мог проснуться. А ходить надо к восьми – иначе Белоус уволит. И тогда Андрюша – какая сволочь! – достал и приколотил к своему рабочему креслу парикмахерский подголовник, чтобы было удобно спать сидя. Алпоп приходил на работу, ложился на этот подголовник и досыпал необходимый часок-другой. Естественно, за это профессор Белоус окончательно возненавидел несчастного Алпопа. Мало того, Алпоп научил этому способу комфортно спать на работе своего друга Мишу Фойгеля, который был будущим светилом теоретической физики. Так они оба и работали. В отличие от Фойгеля, Алпоп физик-экспериментатор. Оба они, кстати, оказались великолепными учеными, блестящего таланта. Это и тогда было видно слепому. Белоус их за это ненавидел. Он собирал всех на совещания и устраивал разгон. Каждый раз профессор бил кулаком по столу и кричал неизменную фразу: «Вы пилите сук!». Делал грустную паузу и потом, без всякого чувства юмора, тем же тоном продолжал: «На котором сидите». Это было чудесно!

Алпоп доконал Белоуса на одной Институтской пьянке, куда были приглашены какие-то заезжие ученые вельможные гости. Белоус, произнося тост, стал сдуру цитировать «Бориса Годунова». И, естественно, где-то что-то приврал. Алпоп его поправил, тот побагровел и стал спорить. Тогда Алпоп не поленился, сбегал через дорогу домой, взял том академического издания Пушкина, вернулся, и торжественно зачитал вслух правильный текст. После этого его карьера рухнула окончательно. Ему пришлось уволиться и, в конце концов, уехать в Америку. Самое забавное, что в Америке он ходит на работу добровольно, без всякого отвращения и не опаздывает. Причем тратит на дорогу по два часа в одну сторону. Наверное, получает побольше, чем платил ему Белоус.

Выходит, «Борис Годунов» пошел на пользу…

Трудно сказать… У Алпопа совершенно потрясающая, фотографическая память. Спорить с ним о том, где и что написано, вообще бессмысленно. Он прочел десятки тысяч книг, и все их помнит наизусть, что и на какой станице написано. Это представить себе невозможно. Я, например, ничего не помню.

Квартира Алексеевых-Поповых вообще была похожа на нашу.

Так же завалена книгами?

Местами до потолка! Андрюша более всего на свете любил валяться в своей комнате, на раздолбанной лежанке, безостановочно курить вонючие сигареты без фильтра и читать книжки. Он вообще плохо понимал, зачем человеку нужно делать что-то еще. Можно разве что выпить с друзьями. В его комнате, которую мы часто посещали, царил феерический бардак. Книжки лежали вперемежку с грязными носками, майками, очками и окурками, а также отдельными предметами дамского туалета. Культурный слой. Ничего не убиралось. Потом он в первый раз женился. Его женой была красивая молодая женщина, ярко-рыжая, ее звали Эсфирь Израильевна Абрамзон, а проще – Фира. Она была родом из Бельц, но закончила консерваторию в Ленинграде и стала талантливой пианисткой. Первое, что она сделала, вселившись к Андрюше – это тщательно убрала в доме, а затем поставила посреди комнаты рояль. И стала на нем играть с утра до вечера, а в перерывах уговаривала Андрюшу уехать в Израиль вместе с ней и этим роялем.

Надо заметить, что Алпоп ненавидит более всего две вещи – музыку и передвижения. Они успели родить дочку Анечку. Но брак все равно распался. Фира с дочкой уехали в свой Израиль, а бедный Алпоп остался один. Он тосковал и пытался посылать дочери в Израиль учебники русского языка. Но Джон подобрал ему новую жену – свою сестру Таню. Очень милая женщина. Правда, она любила петь песни под гитару, но это был, пожалуй, ее единственный недостаток. Вскоре она прекратила петь и играть, родив дочку Леночку, из-за чего Алпоп поддался на уговоры уехать с ними в Америку.

О Джоне, моем близком друге Жене, в девичестве Шейнкере, а, после женитьбы Новицком, я подробно расскажу позднее или в другой связи.

Ибо я отвлекся от истории своего брака. Так вот, утром после той попойки мы проснулись, как ни в чем, ни бывало. Я говорю: «Поплыли на дачу», или куда-то там. На что Галка возражает: «На какую дачу?! Мы же идем в загс подавать заявление. Ты вчера вечером публично обещал на мне жениться». Такого за собой я припомнить не мог. К тому же мне жениться, мягко говоря, тогда было совершенно ни к чему. В свои девятнадцать лет, когда бабы косяками ходят следом. Полная свобода!

Но, как честный и совестливый человек, я опросил свидетелей, и они подтвердили, что я действительно обещал. Рассказали, как на коленях стоял, руки и сердца просил. И опохмелиться не дают. Осуждают за то, что невиннейшую девушку, чистую, как мак, соблазнил, обманул и бросил. И тогда, под напором общественного мнения, я потребовал ящик коньяка в обмен на свое согласие. А также синий джинсовый костюм в подарок. И еще белый джинсовый костюм – Галкин папаша все равно даром в Японию плавает. Или там в Антарктиду.… Иметь джинсовый костюм, особенно белый, было безумно престижно по тем временам.

Ящик коньяка немедленно откуда-то взялся. Компания была удовлетворена настолько, что еще несколько дней мы двигаться не могли: так бурно праздновали нашу помолвку. Короче, мы с Галкой и свидетелями отправились в загс. Все остальное не так уж интересно. Но брак наш оказался необычайно удачным – чем дольше мы живем вместе, тем лучше друг к другу относимся, и сильнее друг друга любим. Согласись, это все же редкость. Так что мне исключительно повезло не только с матерью, но и с женой.

Единственное, что хочу сказать: синий джинсовый костюм я действительно получил лет через пять, а белого джинсового костюма не видел до сих пор. Так моя любимая жена меня кинула. По сей день ее этим попрекаю при редких семейных размолвках.