Как ваша экспедиция попала в михайловку из зари.

По плану переехали. Это соседнее село. Там продолжались работы по пути следования трассы или будущего мелиоративного канала, не помню уже... Самая большая проблема в экспедиции – достать технику. Бульдозер или скрепер выписать совершенно невозможно. В Заре мы раскопали два скифских кургана и переехали на новое место. В итоге в Михайловке я остался один с Ивой.

А куда делся весь отряд?

У нас начались конфликты из-за денег. Как зам начальника я ездил жаловаться Станку на то, что Черняков морит отряд голодом, работать невозможно. Станко сочувственно кивал, обещал поговорить с Черняковым, потому что это безобразие. А также намекал, что мне следует подумать и о себе. Я, мол, тоже хорош – плановую тему не ту выполняю. Они с Черняковым были корешами.

Делились?

Не думаю. Я могу много дурного сказать о Владимире Никифоровиче, но он совершенно не по этому делу. Он никогда не воровал. Станко совершенно равнодушен к таким вещам. В денежном отношении он вполне благороден. Часто и охотно ставил. Его интересовала лишь власть в голом виде, как Иосифа Виссарионовича. Черняков был иным – стремился нахапать и смыться. Он – просто ханыга по натуре. Вор и жулик. Новостроечные экспедиции являлись хорошими кормушками. Начальник новостроечной экспедиции по тогдашним временам – просто обеспеченный человек. Разные начальники по-разному «закапывали» эти бабки.

Сотни тысяч?

Десятки. Если договор был на сто тысяч, то шестьдесят из них автоматически уходили на «содержание» аппарата Института археологии. Это называется накладными расходами. Но сорок тысяч тоже можно потратить, как душе угодно.

В нашем отряде все начали ссориться на фоне полного безденежья, технику в колхозе не давали, работы остановились. Черняков несколько раз ритуально ездил за техникой, но результата не было. Мы стали побираться по полям с голодухи. Какая-то бабка в Михайловке взяла нас с Ивой на содержание. Черняков обещал с ней расплатиться за жилье. Не знаю, может, и расплатился, но жили мы там бесплатно. В экспедиции пока еще оставались наши штатные сотрудники - Игорь Сапожников по кличке Сапог, или Калигула, и Шурик Дзиговский, по кличке Дзига. Еще какая-то девушка прилетела из Ташкента. А также была пара, или чета, художников из Киева. Их звали Вилли и Лариса. Они были мертвецки пьяны почти все время и где-то бродили по селу. Им было абсолютно все по барабану. Потом они куда-то делись. А Сапог с Дзигой на меня катили бочку...

Почему?

Потому что я аж младший научный сотрудник, кандидат наук, а они лишь лаборанты. Я зам руководителя экспедиции, а качу бочку на начальника. Черняков занимал тогда должность зав сектора и чего-то им там наобещал. Говорил, что лучше им даст деньги, чем мне. Поскольку я много пью и злоупотребляю властью. Усмотрел во мне соперника. Первая ласточка появилась во время составления финансового отчета. Я сделал ему замечание: «Что же вы пишите, Иван Тихонович?». Он говорит: «Я не умею составлять финансовые отчеты». Деточка, не умеет он. Это была реакция на мои жалобы Станку. Ведь за финансовые дела могли и посадить.

В итоге Черняков забрал всех ребят в Маяки, всю мою ударную силу. Сказал, что в отряде наблюдается дохлый номер с техникой. И виноват в этом лично я, потому что у начальника экспедиции другие дела, стратегические. Я уверял, что техника требует денег. Он возражал: «О каких деньгах идет речь? Институт перевел деньги. Вы должны были договориться. У вас отряд простаивает. Шестиметровый курган не раскопан. И вообще, это не перспективный участок». Он оставил мне Иву для сворачивания экспедиции, полевых не дал. Сел в «Жигули» Славика Кушнира и уехал. Кушнир тогда его обслуживал. Черняков тогда всем обещал написать диссертации и сделать кандидатами наук. Все очень надеялись. Кушнир в том числе. Тогда он еще говорил по-русски... Черняков со мной довольно хитро расправился. Я был наивен, и особого труда ему это не составило.

Так мы остались с Ивой вдвоем. Вскоре приехал Игорь Бондюгин, по кличке Бонд. Он жил в Измаиле, и делать ему там было совершенно нечего. Работать он желал только в наших экспедициях. Что и делал ежесезонно. Профессиональный археологический бомж, очень приятный, деликатный человек. Только с нами ему и было хорошо. Выпивку мы доставали из-под земли.

У меня оставалось три рубля. Это были мои последние деньги. И мы давно и твердо решили их обменять на выпивку. Но никак не получалось – местные поклонники нас все время кормили и поили на шару. И даже развлекали. Так, в один прекрасный день к дому подъехал сын нашей бабы Матрены Аристид, водитель автобуса, и всю свою семью увез на Катранку, купаться. И нас взял с собой за компанию. Катранка – это длинная песчаная коса у правого берега устья озера Сасык, напротив Расейки.

Ива в тот период своей жизни находилась в состоянии, как бы это сказать, полубрачия. Или, точнее, междубрачия. Дело в том, что она разводилась с одним мужем и выходила замуж за другого. При этом первый муж ужасно не хотел, чтобы она его покидала, а второй страстно желал немедленно на ней жениться. А я присматривал за маленьким Илюшей, ее сыном, который ходил вокруг. Оба кандидата в мужья приехали тогда в экспедицию. Обоих звали Толиками. У них было немного денег, и они нам выставили в этой самой Катранке, на пляже. Мы напились, как могли, и легли спать в спальниках прямо на берегу моря. Я никак не мог заснуть, потому что было дикое количество комаров. Не говоря уже о том, что Ива лежала рядом со своим первым мужем, которого она бросала, который ее настойчиво домогался. Она ему не давала, отвернувшись ко второму кандидату, который ее тоже домогался. Комары меня грызли, и спастись от них не было никакой возможности, несмотря на то, что я весь засунулся в мешок. Я Иву утром даже упрекнул: «Мало того, что меня всю ночь грызли комары, так еще и твоих Толиков шумно грызла похоть. Поспать не дали». Мы с Бондом проснулись часов в шесть утра. Три рубля, которые лежали у меня в кармане, были единственными деньгами на всю нашу экспедицию. Пока они служили «банковским билетом в миллион фунтов стерлингов». Потратить их никак не удавалось. Потому что ежедневно нас кто-то кормил и поил. Мы собирали бутылки, бомжевали. Черняков ведь пропал, как явление природы.

Встали мы с дикого бодуна, думаем, где бы и как бы опохмелиться. От Катранки расстояние по косе до выката озера Сасык в море, километров шесть. Мне помнилось, что там должна быть дамба, по которой можно спокойно перейти промоину и дойти до турбаз Расейки, где возможно есть наливайка. В Расейке с выпивкой некогда было хорошо. Мы с Бондом усмотрели в этом шанс, и отправиться на турбазы. С собой взяли три рубля. Шли в плавках, загорали по дороге, купались. Километров шесть-семь. Через некоторое время действительно доходим до протоки. Никакой дамбы и в помине нет. Пройти невозможно. Огромное озеро вытекает в море через протоку шириной метров семьдесят. Течение бешеное. Вожделенное бухло на той стороне, в пансионатах. Я помнил, что там когда-то была будка с вином.

Смотрю на это дело, а выпить хочется до судорог. Предлагаю Игорю плыть. И тут вижу, что он испугался. Сказал, что у него выбита рука, и так далее. Я пловец опытный, сказал, что доставлю выпивку сам. Как я собирался это сделать, в тот момент и сам не понимал. Завернул три рубля в целлофановую обертку от сигаретной пачки и положил под язык. Течение оказалось очень опасным. Может вынести в море достаточно далеко и быстро. Я отошел к основанию протоки со стороны озера и бросился в воду. Начал уплывать в лиман, протока по правой руке, через минуту начало постепенно затягивать. Я специально отплыл подальше от устья, создав преимущество в расстоянии, поскольку явно проигрывал в скорости. Игорь в ужасе наблюдал за мною с берега. Когда почувствовал, что понесло, и я скоро окажусь в протоке, перешел на кроль и погнал к тому берегу что есть силы. Расчет оказался верным: когда меня уже стало выносить в море, я коснулся берега. Вылез, отдышался, помахал Бонду. Он то ли помахал в ответ, то ли перекрестился здоровой рукой.

Через пару километров я добрался до турбаз. А там пусто. Ничего не работает, все закрыто, людей нет. Конец пляжного сезона. Конец всем надеждам. Жара усиливается, обратный путь еще предстоит, а силы совершенно на исходе. Вдруг смотрю, желтый «москвич». И тут машина говорит человеческим голосом: «Андрюша, ты хочешь выпить?» Не успел я понять, что происходит, как из «москвича» вылезает тот самый Коля, сын начальника саратской милиции. Время остановилось. Тот самый парень, с которым я подрался пять лет тому назад из-за Ивы, вылезает из того же самого «москвича» и достает ту же канистру с тем же вином «Солнце в бокале». Чудесно... Я говорю: «У меня там друг стоит, с той стороны». Коля пожал плечами: «Вот здесь я тебе ничем помочь не могу». «Солнце в бокале» это крепленое вино. Я выпил стакана три или четыре. Он предлагает: «Возьми с собой». А как я возьму? Я голый и мне переплывать через стремнину. Пусть неудачник плачет. Что я могу сделать? Надо было со мной плыть.

Бедный Бонд просидел все это время на берегу в ожидании. Я пошел назад. Переплыл по той же самой модели. Три рубля, разумеется, мой саратский приятель принять отказался. Их-то я и принес Бонду обратно. Эта сумма продолжала внушать некоторые надежды, и мы решили выпить в Приморском, где точно есть магазин. Это село находилось уже в другой стороне. И мы пошли назад. Я-то был доволен и мне легко, потому что во мне плескалось четыре стакана шмурдяка, а Бонд поник. Придя в лагерь, мы обнаружили, что Ива расколола обоих своих мужей на червонец в совокупности. Она их оставила в лагере выяснять отношения, а сама пошла с нами в Приморское, пообещав им скоро вернуться с выпивкой. Это она, конечно, загнула. До магазина, между прочим, надо было тащиться километров десять, в противоположную от Расейки сторону.

В Приморском нас ждала удача. Там, в будке, продавалось «Рожеве столове». Очень дешевое, по семьдесят семь копеек, бутылка ноль семь. Но у нас теперь было уже не просто десять рублей, у нас было тринадцать рублей. И мы снова сэкономили три рубля. Потому что купили больше десяти бутылок, которые несли с трудом. И пошли назад, очень довольные собой. По-моему, мы все выпили в дороге. При этом, находились в сознании, потому что мы все время купались, шли по воде, ныряли, развлекались. Потом Ива неожиданно исчезла.