Лазарев слово сдержал и благополучно окончил школу. И вот сейчас он стоит передо мной. Это уже не мальчик, это мужчина, прошедший с честью сквозь огонь войны.

- Вы сейчас домой собрались идти, Ксения Владимировна. Можно мне вас проводить?

Мы идем по набережной, он берет из моих рук портфель. Я спохватываюсь:

- Но вы же военный, вам неудобно идти с занятой рукой.

- Во-первых, я не военный, а демобилизованный, а во-вторых, зачем вы мне говорите "вы"? Это страшно неприятно.

- Это дань стольким годам разлуки, но я очень охотно буду говорить тебе "ты". Прежде всего, расскажи, чем ты занят сейчас и как складывалась твоя жизнь в эти годы?

- Сейчас я вольнослушатель, предстоит экстерн в Университете, на историческом отделении. Я приехал сюда в сентябре, уже вступительные экзамены кончились... Знаете, я иногда вспоминал о вас, особенно когда были за границей. Моя часть никогда не вступала в крупные города, мы всегда останавливались где-нибудь рядом. И вот, когда мы были в Чехии, я вспомнил, как вы нам рассказывали про Прагу, показывали открытки. И я придумал, как туда попасть, и попал. Прежде всего нашел тот самый мост, где башня над воротами. Так странно было видеть все это...

Марта 1946 г. в приказе по школе я была отмечена как лучшая учительница и в этом же приказе было сказано, что школа возбуждает ходатайство о присвоении мне звания заслуженной учительницы.

Затем началась страшная спешка. Писала автобиографию, заполняла анкеты, с разрешения директора Эрмитажа снималась в его фотолаборатории во всех регалиях, так как пять дней срока в обычной городской было долго ждать. Директор школы Вера Васильевна Бабенко торопила:

- Новый зав. РОНО Аникиевич упрекает, что мы, директора, недостаточно смело выдвигаем лучших учителей. Поэтому надо все сделать спешно.

Большая возня была с характеристикой. В.В. не мастер их писать. Она взяла за основу ту характеристику, которая была дана мне в 1939 г., когда меня представляли на звание научного корреспондента Института школ Наркомпроса. Сюда была добавлена вся моя работа в дни блокады города.

Наступила осень. О судьбе представления ничего не слышно. К.Я.Анисимова, заведующая общим отделом исполкома, поинтересовалась о результатах моего выдвижения, и П.С.Аникиевич ей сказал, что школа ничего не представила.

Тогда я обратилась к школьной администрации и месткому, и выяснилось, что все бумаги потеряны. И не только мои, но и учительниц нашей школы Е.М.Жилкиной и Л.К.Щетинской, а так же депутата райсовета тов. Кореняк. Невозможно было понять, где они затерялись - в РОНО или в ГорОНО.

В.В.Бабенко подняла об этом вопрос, но дело как-то плохо двигалось.

Января 1947 г. было совещание учителей нашего района. Председательствовал П.С.Аникиевич. Я выступала по вопросу о перегрузке учащихся контрольными работами. Почему мы, обучая, каждый раз наступаем на одни и те же грабли, мне трудно понять. Будто бы речь не о наших детях.

Утром следующего дня я задержалась дома. В первом часу зазвенел телефон: тов. Басюк, председатель Райсоюза учителей, просила меня от имени П.С.Аникиевича придти к нему, так как мне поручается выступить от учителей - в 15 ч в консерватории на Окружном собрании избирателей Октябрьского района с поддержкой кандидатуры тов. Белоуса, выдвигаемого в депутаты Верховного Совета РСФСР. Я сказала, что не имею никаких данных для характеристики Белоуса.

- Товарищ Рубец, вам их даст товарищ Аникиевич, - заверила Басюк.

Я быстро собралась и отправилась к зав. РОНО. Вероятно, мое появление заставило его вспомнить о моем представлении. Пришлось объяснять, что если бы меня в звании не утвердило правительство, то я была бы огорчена, но считала бы, что, значит, есть более достойные кандидаты, но когда мне говорят, что бумаги затеряны РОНО или ГорОНО, то я чувствую себя оскорбленной. Он стал уверять, что бумаги есть, он сам их видел, но безобразно написана характеристика:

- В ней только сказано, что вы хорошо преподаете, но этого же мало сказать.

Идем с ним в райком. Там незнакомый товарищ встречает меня вопросом:

- Вы заслуженная учительница нашего района?

- Нет.

Райкомовец с недоумением смотрит на Аникиевича. Мне же страшно неловко. Для меня теперь очевидно, что выступление намечалось поручить именно "заслуженной". Аникиевич акцентирует:

- Она представлена в заслуженные.

Товарищ из райкома улыбается на это, да и мне становится весело - нельзя же в самом деле объявить: "Слово имеет будущий заслуженный учитель". Решаем, что обо мне сообщат лишь, что я отличник Министерства народного просвещения. Я спрашиваю:

- А где мне получить материалы для выступления? Я совсем не знаю биографии...

Вижу, что лицо товарища из райкома выражает крайнее удивление, почти растерянность:

- А вы чью кандидатуру будете поддерживать?

- Товарища Белоуса, мне сказали.

- Да нет же, нет... Вам определили товарища Шверника.