Поместила об этом заметку в стенгазету класса.

О РАЗЛОЖЕНИИ

Тырсы - необычайно симпатичная и привлекательная семья. Три девочки трогательно дружны друг с другом и с матерью. Отца любят, высоко ставят, но часто раздражаются на него. Иногда мне кажется, что им известно о наличии у отца другой семьи. Жили всегда очень скромно. Наши школьники обожали там бывать.

Муха (Маша) - бросила университет, кончила курсы медсестер и сейчас работает в госпитале в Лесном. На военном положении, попасть домой трудно. Получив отпуск, принесла домой накопленные ею кусочки хлеба, масла и сахара. Дома без нее очень скучают, но рады, что она сыта.

Аня - моя ученица. Поступила в университет в этом году. С подлинным энтузиазмом работала на окопах. Ездила несколько раз. С последних вернулась с отеками и возмущенная хищениями тех, кто обеспечивал питание.

Оля - учится в Х классе. Все лето работала со мною в госпитале санитаркой. Делала безропотно самую грязную работу. Мечтала о платном месте санитарки и карточке 1-й категории. Мне не удалось ее устроить.

Девочки милые, услужливые. Аня принесла мне курительной бумаги для одного близкого человека. Оля притащила за меня мешок дров из сарая. Меня очень любят и уверяют, что я на них действую, как валерьянка. Мать, Е.А., очень культурная, очень выдержанная женщина. Отец, Н.А., очень интересный в общении. Стала у них бывать с того момента, когда они засобирались вылетать. Проект был такой: глава семейства едет на север в командировку, чтобы наладить художественное издание Детгиза. Семья - в Самарканд. Я тогда взгрустнула, ведь с ними так уютно. А вокруг меня все больше редеет.

Н.А. сказал: "Я еду от голода и бомбежек. Я себя до сих пор чувствовал, как тридцатилетний мужчина, а сейчас я катастрофически старею. Я этого не хочу". Е.А. заметила: "Куда ехать, и что нас ждет там? Денег у нас совсем нет".

В результате: едет он один, бросая семью в такой момент. Денег всего 250 руб. За эти деньги он спустил какому-то хищнику несколько своих акварелей, минимальная стоимость которых - 1500 руб. Хлеб, путем махинаций с буфетчицей Союза Художников, коей был отдан дневной паек, забран за месяц вперед. И он его ест без удержу, не думая, что отъезд может не состояться, и тогда он ляжет бременем на и без того изголодавшуюся семью. На Аню, пробовавшую его удержать от еды, он замахнулся... Вечером, ложась, он требует, чтобы жена его завернула, закрыла. Если она это делает с недостаточной лаской, он или сердится, или начинает плакать, как ребенок.

Забота о других исчезла. Дети боятся, что он умрет дорогой, хотя бы по причине невоздержания в пище, если доберется до сытых мест. Аня плачет: жаль мать, у которой опухли и умирают отец и мачеха, тяжело ранен осколком снаряда при обстреле города брат (в своей квартире).

Аня и Оля отдали всю свою порцию в 400 гр. за валенки для Оли. Аня недоумевает: "А папе все равно. А я поступаю очень нехорошо - я иногда начинаю плакать от голода. Но вы знаете, я просто не могу. Такая боль в желудке. А бедная мама говорит: "Дорогая, мне это ужасно, но ведь я ничем, ничем тебе не могу помочь"". И я ей ничем помочь не могу, кроме ласки, горячего кофе, тоненького ломтика хлеба и редко соевой конфетки. Аня часто приходит и иногда спрашивает: "Ну, почему папа стал таким? Я ведь тоже очень голодна, но я не возьму чужого хлеба, думаю о других". Бедная Аня, даже то немногое, что мы ей даем, она принимает с колебанием, а затем съедает.

Силюсь ее уверить, что на отца надо смотреть, как на психически больного человека. Не хотелось бы, чтобы девочки потеряли к нему уважение. Но где грань между психическим заболеванием и животным инстинктом? А те хищники, те перекупщики, кружащие над бедой, один из которых купил за дешево у Тырсы его работы, их стремление извлекать выгоду из всего без исключения - не подчинение ли тому же самому инстинкту?

Наша школьная столовая. Ужасный черный суп из отсевов. Стоит 5 коп. Глотать трудно, жжет пищевод. Дети и педагоги сидят вперемежку. Вычерпывают до конца из тарелки немногие, лишь самые изможденные. Делаю усилие съесть, стыдно не съесть, когда они едят. Меж столами передвигаются педагоги с банками и сливают с оставленных тарелок суп, тут же, при детях. Иногда я ничего не понимаю. Иногда ничего не хочется видеть.

I.1942 г.

Керосину нет. На блюдце налита олифа, и в ней горит кусочек веревочки. Холодно очень. Ноги стынут в валенках. У меня скопились записи, которые все никак не закончу. Нужно это сделать сейчас и датировать сегодняшним днем. Иначе память - как будто вытекает, я это чувствую. Боюсь сумбура, поэтому нельзя больше откладывать.

До чего быстро разрушается городское хозяйство: второго декабря погасло электричество, в январе перестал подавать воду водопровод, 17/1/42 перестало работать радио, вчера забили уборные, так как замерзли фановые трубы. Воду носим из крана во дворе N 2, грязную льем на заднем дворе. Газет давно не доставляют. Живем и не знаем, что на фронте. Трамваи и троллейбусы не ходят с середины декабря.

Меню сегодня такое: утром у нас 2 чашки черного кофе. Я с донорским сахаром, О.М. без него. 350 гр. хлеба на день. 1/2 яйца. На обед суп из мяса (из 500 гр. мяса - 450 донорских и 50 гр. О.М.). Она в итоге приготовила 6 супов для обедов на двоих и столько же вторых (с несколькими клецками), "пирожки" с мясом, а из полученной пшеничной муки без всякого масла сделан блинчик. Из тех же 500 гр. мяса еще натоплено несколько шкварок. Это чудное меню, без донорства такого не было бы. Ужин: ничего.