Дорогая Ксения Владимировна.

Завтра, т.е. 15 июня, в Ольгине в подсобных хозяйствах будут выдаваться медали "За оборону Ленинграда". Наша школа получает вместе с рабочими подсобных хозяйств.

Медали получают: Рубец К.В., Митрофанова Н.А., Васильева К.В., Барская М.И., Усенко В.В., Чуркина М.Н., Зоя Резепова, Иванова Л.Н., из учащихся - Васильева Д., Волгова, Капица Таня, Миронова, Оболенкина, Петерсон, Широкова.

Необходимо подготовить помещение, прибрать, украсить по возможности цветами. Самим иметь праздничный вид. Выдача будет производиться на месте работы подсобных хозяйств.

Если сумею сегодня оповестить ребят, приехавших в город, что они должны 15-го уехать не в 9 ч вечера, а с поездом в 2 ч. 30 мин., я тоже приезжаю ради такого торжества.

Договоритесь со столовой, чтобы был особенный обед.

Всего лучшего.

В.Бабенко

Завтра выезжают бригады поездом в 2 ч 30 мин, которые сегодня находятся в Ленинграде. Позаботьтесь, чтобы их завтра накормили".

Июня с утра начинаем уборку, украшаем помещение хвоей и березовыми вениками, так как поблизости цветов нет. Кто именно получит медали, дети не знают. Пришлось сказать только Вале Петерсон, поскольку она собиралась уехать в город именно этим утром. Она буквально не помнит себя от восторга.

В 2 1/2 ч выехали из Ленинграда наши, и я иду их встречать. Вчера вернулись все. Очень важно добиваться этого сразу, но сегодня, как и следовало ожидать, более 40 человек недостает. Очень жаль. Педагоги замучены - в городе они бегали по квартирам, извещая учеников о досрочном возвращении в лагерь. Но никто не ворчит. Л.Н.Иванова не приехала со всей бригадой.

Я иду обедать, и вдруг меня прошибает озноб. Возвращаюсь домой и ложусь. В моем распоряжении час. Но спать нельзя. Надо подготовить выступление Ары Шестаковой. В 7 ч весь лагерь строем идет в помещение столовой. Садимся, и начинается томительное ожидание. Ждем полтора часа. Для облегчения ожидания играет патефон, поют дети, появляется даже военный оркестр и успевает расчехлить инструменты. В этот момент приезжает машина, из которой выходит товарищ Пашин - представитель исполкома Октябрьского района и одновременно горкома ВКП(б). Зав. РОНО Алексеевой с ним нет...

Бабенко, подозревая неладное, подходит к нему, и тот сообщает: "Никаких медалей ни учителя, ни школьники сегодня получать не будут". И хотя бы кто-нибудь из наших руководителей и различных уполномоченных сказал слово детям, объяснил бы, что произошло. Вот вам и чуткость отношения к людям.

Увести детей неловко, оставаться - для них довольно бессмысленно. Не могу даже представить, какие они обо всем этом сделают выводы. Хотя, скорей всего, вида не покажут. Подхожу к М.И.Коркиной и спрашиваю, что делать. "Уводите". Мы уходим. Младшие открыто возмущаются, старшие молчат и даже не спрашивают, в чем дело. Валя Петерсон плачет. И хочу попросить ее успокоиться, и прекрасно понимаю. Разочарование всегда болезненно.

Ко мне подбегает Зоя Резепова, старшая пионервожатая. Ей явно хочется расплакаться: "Ксения Владимировна, разрешите мне завтра утром съездить в город, я вернусь с дневным". Мне ясна цель поездки: она дочь зав. РОНО Алексеевой, и ей хочется отвести душу домашней сценой. Конечно, я разрешения на поездку не даю, тем более, что она мне рассказала, что в городе одна сцена уже была: она упрекала мать в дальности столовой и кричала, что та не ценит детского труда. "Затем, - подвела итог Зоя, - я плакала, а мама кричала, что я злючка".

Решаем сказать детям, что не были готовы аттестаты.

VI.1943 г.

Писать регулярно невозможно, нет времени. В лагере много огорчений: негибкость бригадиров, неумение с их стороны мобилизовать ребят на преодоление трудностей в работе и в быту, отсутствие подлинного стремления сохранить, несмотря на все трудности, единство лагеря, порой и недостаточная забота о детях. Примеров всему этому масса.

Сегодня дождь. К 13 ч показывается солнце. Казалось бы, веди скорее отряды в столовую и узнай в подсобных хозяйствах, не вывести ли ребят в поля? Все "женские" отряды вышли в свое время к обеду и в поля ушли. В.В.Усенко и И.А.Жукова застряли на дачах. Первая - по неопытности, ну, а вторая?

Обед и последующие работы дают возможность накормить ужином после работы и этим обеспечить некоторую сытность вечером. Л.Н.Иванова только после двукратного и категорического приказа подчиняется этому. С ней вообще трудно - не ладит с отрядом девочек IV класса, вожатой Зиной Оболенкиной, держит ребят на "слишком короткой сворке", позволяет себе недопустимые вещи. Вот такой случай - Дементьева бурно требует горбушки, Зина, не считаясь с этим, дает просто кусок хлеба, на шум подбегает Л.Н.Иванова и говорит Дементьевой: "Ты хочешь горбушки? Я тебе ее сейчас дам" - и начинает трясти эту девочку. Я не видела сцены, но узнала от старшей пионервожатой, Зои Резеповой, а та - от ребят. Хорошо, что они восприняли это юмористически.

И при этом, подумать только, Л.Н. в восторге от того, что она в лагере, упивается своей педагогической работой (в Ленинграде она сидит второй год на делопроизводстве). Да, по-своему она печется о детях, но не способна понять своей неправоты. Я трачу бездну времени на нее и Зину Оболенкину, пытаясь убеждать.

Дети прозвали Л.Н. "старой крысой". Каботова сказала в столовой громко: "Девочки, вот старая крыса идет". Л.Н. не слышала, я посмотрела в упор на Каботову и спросила: "Где крыса?" Моментально воцарилось глубокое молчание, и в такой необычайной тишине прошел весь обед. Я молча поглощала еду и ни с кем не перекинулись ни словом. Только я пришла домой, как ко мне является Каботова: "Ксения Владимировна, простите, я больше не буду, я так назвала Л.Н.". Толкую о недопустимости этого и о том, что, по сути дела, Л.Н. о них заботится.

Я подумала, что ее послала ко мне Зина. Оказывается, нет. Каботова подошла после обеда к Зине и сказала: "Как ты думаешь, не пойти ли мне к К.В., а то я боюсь, что она обо мне поставит вопрос на совете лагеря".

Самое большое огорчение - Ара Шестакова. М.Н.Чуркина говорит о формализме Ары, о том, что она "работает с прохладцей". Я не вполне верю: М.Н. - нервный, взрывной человек и не всегда способна быть объективной. Чтобы посмотреть производственные показатели Ары, иду к Барской, а она меня буквально ошарашивает вопросом: "Не прибавить ли Аре показателей? Так выставлять работу Ары неловко".

Я враг всякого очковтирательства и, конечно, прибавлять не позволю. Но в чем дело? Норма только выполнена. Формально все в порядке. Но для меня Ара и казенное отношение делу - понятия несовместимые. Говорю с Арой. Мне всегда казалось, что наши старшие ученики способны на разговор "по-взрослому". После беседы с ней осадок: по-моему, до конца я ее не убедила. Факты подтверждают: показатели дают взлет. Но Ара "заразилась" от М.Н.Чуркиной - на все находит свое "но". В чем дело? Я все не могу забыть, что в "минуту жизни трудную", когда в мае я фактически была устранена от подготовки к лагерю и оказалась не в силах противостоять "микролагерному" попустительству К.А.Алексеевой и В.В.Бабенко, именно Ара мне сказала: "Ведь от нас же самих зависит, чтобы в лагере было хорошо". Меня тогда эти слова очень утешили и как-то укрепили в той надежде, что "перийцы" помогут, а вот теперь Ара нисколько не помогает. Меня это мучительно беспокоит, мне кажется, в этом есть что-то тревожное. Где-то не углядела перемену в девочке.

Сегодня оказалось, что я права. А.Л.Артюхина, единственный человек, который любит лагерь так, как я, и на которую я могу положиться, как на каменную гору, в столовой утром была страшно чем-то расстроенной. Я ей говорю: "Вам девочки рассказали об Аре?" Я имела ввиду вчерашнее поведение Ары на совете лагеря, где она выказала полное равнодушие ко всем вопросам повестки дня. А.Л. удивлена: "Как, Вы уже знаете? Как же Вы это расцениваете?" - "Что знаю? Что расцениваю?" - "Лагерем Ара тяготится... Мать ее через Дом ученых устраивает в отдохновительный лагерь". - "Час от часу не легче". - "Конечно, из этого ничего не выйдет, но это ей испортит репутацию надолго". - "Думаю, даже не столько в этом проблема. Неужели для Ары общественные нагрузки - чисто внешнее дело, неужели она не понимает недопустимость этого?" А.Л. поясняет, что Ара колеблется... Хорошенькое дело. Я так злюсь, что готова предложить отправить ее на торфоразработки. Разумеется, я так никогда не поступлю. А.Л. неудачно утешает: "Вы переоцениваете людей. Ну, значит, у нее нет привязанности к школе". Мы еще повздыхали, и А.Л. взяла с меня слово, что я буду молчать. А что другое мне делать, если Ара не нашла нужным даже со мной обо всем этом поговорить? В таком случае перехожу к официальным отношениям.

Надо пойти проведать больную ученицу Галкину, но она-то как раз в комнате Ары. Мне просто неприятно туда идти, но пересиливаю себя и иду. Ара спит или делает вид, что спит. Разговариваю с Галкиной и чувствую внутреннее раздражение: новый, очередной бюллетень совета лагеря на стену не повешен, заметка ответственному за стенгазету М.А.Валуеву не отдана. Сдерживаю себя и, когда Ара переворачивается, окликаю ее и начинаю по поводу этих упущений разговор. В процессе его Ара мне сообщает, что ее мать хочет ее отправить в оздоровительный лагерь, но она, "конечно, понимает, что это невозможно". Значит, полной искренности нет. Прямо-таки хитрый византиец. Но и то хорошо, что поняла недопустимость этого и рассказала.

Я долго еще буду переваривать эту историю. Это равносильно тому, как если бы дезертировал Юра Артюхин. Сомнения закрадываются насчет других столпов лагеря. Как трудно признаваться себе в таких педагогических поражениях. А не перегибаю ли я палку?

Нервы явно не в порядке. И физическое самочувствие плохое. Было бы сейчас мирное время, ушла бы на пенсию. Надо бы показаться врачу, но нет ни времени, ни, если честно, желания. Вероятно, от истощения сил появилась крайняя обидчивость. Вчера просила Аню Миронову принести горячей воды, а она забыла. Я всегда очень внимательна к нуждам ребят, и невнимание меня задевает. Аня не пошла на общее собрание и улеглась на постель. А тут еще новость: старшие девочки при благосклонном участии М.Н.Чуркиной демонстративно не ели супа из дрожжей. Уже не знаю, трудно им, трудно, моим хорошим, но не имею я права пустить все на самотек.

Мне очень, очень трудно стало в лагере. Что трудно физически - это пустяки, а вот что трудно морально - хуже. Меня больно задел вопрос об отпусках учителей. В.В.Бабенко в здешних условиях никогда не работала, и ей кажется, что здесь чуть ли не дачный режим, никаких педагогических сложностей. Она решила всем взрослым, начиная с меня, дать недельный отпуск. За себя я отказалась: здесь это невозможно, меня дергают целый день. Уехать в город - буду беспокоиться о лагере, буду думать, что без меня развалится то, что уже отлажено. Нина Андреевна Митрофанова уезжает с радостью. Не могу возражать, но как можно так легко бросить дело? Марина Николаевна Чуркина, Лидия Николаевна Иванова и даже Вера Владимировна Усенко рвутся в отпуск. Я спрашиваю Анну Людвиговну Артюхину: "Ну, а Вы бы уехали, если бы Ваши мальчики были здесь, а не в военном лагере?" Она ответила: "Конечно, нет".

Я лежу на кровати и слушаю, как "неземно" З.А.Жукова говорит с девочками. Вневременное ощущение, точно мне не 54, а 15 лет, и будто бы я в Смольном институте слышу классную даму. Вот и живет этот отряд сам по себе, а приставленный к нему бригадир - отдельной жизнью. И какая-нибудь легкомысленная девочка Аня Волкова мне, по сути дела, полезнее учительницы Жуковой, хоть Аня и не всегда задумывается о завтрашнем дне, и ничем особенным не отличилась. Другая такая девочка - Таня Капица. За нее сейчас беспокоюсь. К.В.Васильева, которую надо бы подальше держать от детей, слишком ее забрала под свое влияние.

Хоть одна хорошая новость: 26 июня получение медалей. Правда на следующий день распоряжением свыше зачем-то назначено... открытие нашего лагеря. Уму не постижимо, а где же мы все это время живем и чем тут занимаемся, если лагерь еще как бы не открыт? Опять кому-то понадобилось мероприятие для отчетности.

МЕДАЛЬ "ЗА ОБОРОНУ ЛЕНИНГРАДА"

В назначенный для торжеств день приехала В.В.Бабенко, и мы с ней разговаривали в столовой, когда появился заляпанный грязью автомобиль с председателем исполкома Платоновым и зав. РОНО Алексеевой. Платонов, излучавший неиссякаемую энергию, остался в Конной Лахте, а мы с Бабенко и Алексеевой отправились в Ольгино, поочередно неся увесистый ящик с медалями. Моим спутницам захотелось побыть в лагере. Мне же в любом случае нужно было пойти, чтобы переодеться, так как я расхаживала в старом платье, да еще в тапочках на босу ногу, а на голове была выцветшая под ольгинским солнцем косынка. Идти пришлось с предосторожностями - утром прошел дождь, и дорога раскисла.

Приодеться в полупоходных условиях довольно трудно: на выход у меня здесь только видавшее виды маркизетовое платье. День холодный, поэтому мой изысканный наряд дополнили плащ и белый платок. Возвращалась уже в строю, со всем лагерем.

Дети очень хорошо убрали столовую папоротником, маленькими елочками и ветками сосен. На стене, над устланным красной скатертью столом президиума - портрет Сталина, в неказистой раме. Его принесли подопечные Усенко со своей дачи. В президиум назначают: М.И.Коркину, А.В.Малаховскую как представительниц райкома партии и исполкома Октябрьского района; В.В.Бабенко - она уже с медалью, получила в городе; далее - Н.И.Высоковскую как начальника лагеря в Горской, откуда учителя и ученики приехали получать медали вместе с нами; начальницу лагеря 236-й школы О.П.Петрову и меня. Постановление о награждении медалью зачитывает К.А.Алексеева. Предисполкома Платонов берет красную коробочку с медалью из рук подающего ему ученика, и награждаемый принимает ее левой рукой, оставляя правую для рукопожатия. Платонов каждому долго жмет руку и говорит длительно, но ни мы в президиуме не слышим, ни зал из-за аплодисментов. Большинство публики - ребята нашей школы. Отсюда бурные аплодисменты при вручении медалей нашим учителям и ученикам, менее горячие хлопки знакомым из 236-й школы, и довольно прохладные - приезжим из Горской.

У нас были намечены выступления Ары Шестаковой от учеников и Веры Владимировны Усенко от учителей, но слово почему-то им никак не предоставляли. Мы не сразу сообразили, в чем задержка: обе эти фамилии в конце алфавита. Мне очень хотелось выступить, но было неудобно предлагаться. Однако, получая медаль, сказала несколько слов. Хотелось, чтобы дети знали: мне особенно приятно получать награду вместе с ними. Когда очередь дошла до Усенко, она так растерялась, что ничего сказать не смогла. Шестакова же очень хорошо повела речь о том, что великая честь получать награду, какую вручают героическим защитникам лишь четырех городов - ленинградцам, севастопольцам, одесситам и сталинградцам. Это налагает особые обязанности. Подытоживая, предисполкома Платонов говорил очень длинную речь.

Для нас в бочке меда оказалась большая ложка дегтя: на другой день учащиеся должны были ехать в город, но не тут-то было. Я обычно пускаю на два дня дважды в месяц. Дети обожают эти поездки. Они видят своих, бывают в кино и бане, стирают белье. Важна и смена впечатлений. Но этим нарушается общая установка сверху, согласно которой, действительно, полагаются четыре дня отдыха, но здесь, на огородах - "для укрепления здоровья". Законной тяги детей к городу понять управленцы не хотят. А тут еще намечаемый отъезд совпал с Постановлением Ленсовета и горкома партии об усиленном труде в подсобных хозяйствах. В результате я, защищая право детей на выходные дни в городе, выслушиваю от К.А.Алексеевой, что я в Ольгине оторвалась от общеполитических реалий и т.д. Делаю последнюю попытку отстоять интересы, на что следует категорический отказ. В результате Алексеева "приказывает": "1. Всем лагерем вообще не уезжать. 2. Ездить только на один день". С этим приказом я обращаюсь к товарищу Платонову. Он улыбается, а К.А.Алексеева резко говорит: "Я Вам удивляюсь, товарищ Рубец. Я привыкла видеть в Вас более дисциплинированного работника".

Детей мне очень жалко, но медаленосцы-педагоги меня возмущают. Одна чуть не плачет, другая именно пустила слезу, остальные ворчат, негодуют. Мне всегда непонятна такая негибкость и неумение подчиниться необходимости. М.Н.Чуркина отказывается это сообщить своему отряду. Иду я, объясняю, что таково распоряжение товарищей Платонова и Алексеевой, налегаю на то, что это вызвано необходимостью напрячь все силы в городе-фронте. О выходных днях на лоне природы избегаю говорить. Достигаю того, чего не достигла в учительской среде: ребята подчинились безропотно необходимости. Правда, на другой день мне рассказывали, что кое-кто поплакал в подушку.

VI.1943 г.

Сегодня официальное открытие лагеря. Конечно, не вовремя. Для нас он открыт 4 июня. Утром приехал секретарь райкома ВЛКСМ тов. Федоров. Бригады не работают. После завтрака строем идут на линейку. Линейка у дачи по адресу улица Рядовая, 43. Старшая пионервожатая Зоя Резепова с шестым отрядом разметила прямоугольник для построения. Дети все почистились, надели белые блузки, повязали галстуки. Выносим наше знамя. Шествуют и строятся очень хорошо - это достижение Зои. Товарищи Федоров, Коркина, я и с нами приглашенный на мероприятие представитель войск НКВД - все вместе становимся возле лагерного знамени. Немного дальше наши учителя. Учащиеся 236-й школы тоже на линейке. Почему-то Т.Н.Тумбальцева, их старшая пионервожатая, совсем устранилась. Вожатые рапортуют Зое Резеповой, та - Федорову.

Представитель НКВД передает вымпел лучшим труженикам - нашему отряду N 2. Звучат короткие вдохновляющие речи. Зоя командует, отряды маршируют мимо знамени. Тов. Федоров обращает внимание на неряшливый вид наших соседей - учащихся 236-й школы. Кроме того, среди них мало кто в галстуках. Нашими же он очень доволен и говорит, что нас можно посылать на всесоюзные соревнования.