Принципиальная особенность изучения сознания

Принципиальная особенность изучения сознания обусловлена тем, что сознание не вещно и даже непредметно в самом широком смысле слова “предмет”. Так, С. Франк говорил, что изучение сознания “начинается лишь там, где мы уже вышли за пределы всего предметного” (205, с. 320). При этом Франк отмечает, что человек в своём непосредственном самосознании, вне философской рефлексии (естественный человек), обладает “чувством” этой особости “внутреннего бытия”. Ещё более радикально высказывается М. Мамардашвили (116, с. 26): “Сознание как таковое... не может быть нами... жизненно пережито, оно не может быть для нас феноменом жизни и поэтому объектом... позитивного знания”. Отсюда и делается вывод, что возможна лишь теория понимания сознания, а не самого сознания. С этим последним трудно согласиться. Теоретические концепты лишь постольку имеют смысл, поскольку относятся

 

 

к чему-то вне себя, т.е. могут иметь предметную интерпретацию. То, что сознание непредметно онтологически, не означает, что оно не может быть предметно гносеологически, что в общем-то обозначает, что в совокупности теоретических концептов оно наличествует как их внутренний смысл. Тем не менее, неизбежность своеобразия очевидна.

Другая особенность обусловлена тем, что, каковы бы не были детерминанты сознания и его механизмы, мы отгорожены от них самим сознанием. Знание о них не может быть включено в анализ самого сознания, сознания как такового. М. Мамардашвили эту мысль выразил так: “Мы отгорожены... от того, что физически обусловливает наше сознание... экраном самого сознания (экраном, образующим горизонт событий внешнего мира)”, этот экран — “собственная жизнь сознания... и... внешние посылки не помогут... в её анализе” (114). Из этой особенности вытекает необходимость феноменологического подхода к сознанию.

Это утверждение требует пояснения того смысла, который мы будем вкладывать в термин “феноменологический подход”, предупредив возможные недоразумения. Речь идет примерно о том, что Гуссерль называет феноменально-психологической редукцией, понимая ее как метод “выделения собственной сущности реального душевного”, исключающий “высказывание трансцендентных утверждений” (58, № 5, с.16). При этом сохраняется “значимость апперцепции мира” (c. 17). Будучи примененным в данной работе, этот подход означает, с одной стороны, именно анализ “апперципирующей жизни сознания” без всяких проблем ее детерминации чем-то вне ее бытийствующим, но с другой стороны – постоянное обращение к фону “сохраняющего значимость” (эмпирического) мира. Гуссерль эту значимость в последующей (трансцендентально - феноменологической) редукции стремится исключить. Мы же, напротив, стремимся к эмпирической интерпретации теоретических результатов как условию их приемлемости и эвристичности, что органически связано с описанным ранее принципом единства форм духовной культуры.

Собственно феноменология как направление философии онтологизирует сознание и абсолютизирует его как предмет философии. Философствование есть особый способ наблюдения за сознанием, или “сознание вслух” (М. Мамардашвили). Мир в

 

 

качестве существующего Гуссерль считает не философской проблемой, философская проблема — смыслополагание мира. Мир, мыслимый как внешний сознанию, есть предмет позитивных наук. Мы постулируем другое: допускаемый мир не может быть одним для науки, другим для религии, третьим для философии и т. п. (принцип единственности допущенного мира, в котором воплощается миропонимание естественного человека). Единосущность мира постулируется естественным человеком, и этого нельзя изменить. О чём бы мы ни размышляли — мы размышляем о мире. Вопрос только в том, как мы это делаем. Таким образом, в МЕР феноменологический подход целесообразен, в определённых рамках неизбежен, но не единственен. На нём строится определённая модель, которая, однако, не должна рассматриваться как единственно возможная.

Ещё одно замечание. В приведенной выше цитате М. Мамардашвили противопоставляет сознанию его предполагаемые физические детерминанты. Но это — феноменологически недостаточно. Можно говорить о любых мыслимых допустимых детерминантах, которые ненаблюдаемы, в том числе духовных, но не совпадающих с самим сознанием (душа). Отношение “экранирования” остаётся и в этом случае. Феноменологический подход будет тогда более последователен и более приемлем.

Важно отметить и следующее логико-гносеологическое обстоятельство. Непосредственная интуиция говорит нам, что сознание есть единое, целое, и если бы не было возможности рассматривать его по частям (моментам, аспектам..), то оно было бы абсолютно непостижимым. Однако эмпирический взгляд на душевную жизнь указывает на такую возможность, ибо просматриваются связи сознания со “способностями души” — созерцанием, мышлением, переживанием, со знанием, пониманием, памятью и т. д. Открывается возможность “подойти” к сознанию через анализ всего этого. Но тут нельзя допустить ошибки: принять эти психические функции как таковые за части сознания. Только внутри сознания как целостности они могут быть рассмотрены как моменты. Здесь мы сталкиваемся в более общем виде с той же проблемой, которую настойчиво решает М. Хайдеггер в работе (219), разбирая проблему единства созерцания и рассудка в познании по Канту.

 

 

Глава 2