Общее между всеми онтологическими позициями

Взаимная неисключаемость четырёх рассмотренных позиций (с их модификациями) подчёркивается тем фактом, что между ними, несмотря на все различия, есть одна принципиальная общая черта. Она заключается в том, что везде сознание признаётся как точка (место) прикосновения к бесконечному как абсолюту. В субстанциалистской и ЭФ-онтологии это очевидно, в атрибутивной концепции это выглядит несколько косвенно, но, учитывая, что сознание человека трактуется как высшее проявление атрибута, это тоже так. Поэтому не случайно, например, атрибутивистская в целом концепция Тейяра де Шардена венчается идеями ноосферы и точки Омега (сверхсознания как центра сознаний). В модусной позиции благодаря сознанию конечное существо предстаёт бесконечным (человеком). Вспомним, например, Л. Фейербаха, говорившего, что подлинное сознание — это сознание бесконечности.

Конечно, различия между онтологическими позициями и в этом пункте есть. Для одних в приобщённости к абсолютному вся суть сознания, для других — одна из возможностей сознания. Но важно наличие общего: благодаря этому человек трактуется как нетварное существо, возвышающееся над своей биологической природой (или способное возвыситься). Становится ли он при этом существом сакральным — это другой вопрос, по которому позиции не совпадают. Но надприродность, не-тварность человека — общее мнение. Именно поэтому можно

 

 

считать, что в понимании сознания и особенно его значения для человека, для того чтобы человеку быть человеком, имеется сущностное сходство. А раз так, то возможность принять их все в контекст духовной культуры человечества выглядит как вполне разумная и эвристичная.

При этом, конечно, нужно считаться с тем фактом, что, уживаясь в общественном сознании, они не могут сосуществовать в сознании отдельного человека без противоречия, если какое-то из них выступает как внутреннее убеждение или трактуется как полная истина о сознании. Таким образом, эти позиции сосуществуют (и могут и должны сосуществовать), рассредоточившись во множестве разных носителей. Их нормальное сосуществование — это взаимная терпимость, взаимное понимание, признание права на инакомыслие людей, которые мыслят по-разному. Если мы остаёмся на позициях разума, а не веры или фанатизма — это неизбежно.

 

 

Глава 4

Сознание как сложное целое

Введение

Мы исходим из того, что сознание бытийно, т.е. что оно есть. Всё, что есть, обладает сложностью, абсолютно простое немыслимо; сознание, следовательно, хотя и не является предметно-вещным, обладает сложностью и, значит, некоторой структурой. Только наиболее радикально инаковое понимание сознания, как, например, у Мамардашвили, несовместимо с представлением о структурности сознания: “О структуре сознания мы скажем: это есть нечто, принципиально не могущее существовать... ” (116, с. 70). Мы этого радикализма не разделяем. Естественно, что структура сознания понимается в зависимости от понимания способа его бытия.

Поэтому мы поступим следующим образом. Сначала приведём несколько примеров представления структуры сознания, которые сформулированы на основе определённой онтологии. Затем представим структуру сознания в МЕР, которая в этом отношении предполагает необходимость “увидеть” сознание “изнутри”, т.е. рассматривать сознание в его формах, непосредственно открывающихся ему самому.

Наиболее развиты структурные представления сознания в субстанциалистских концепциях. Это естественно хотя бы потому, что как минимум “двухслойность” сознания вытекает из утверждения о существовании мирового сознания. Как правило, однако, картина рисуется более сложная.

Позиция В. В. Налимова является, как уже упоминалось, субстанциалистской. Им признаётся существование универсального континуума непроявленных смыслов как основы собственно человеческого сознания. При этом они едины, в некотором смысле — одно. Однако проявленность смыслов многоуровнева. Эта многоуровневость и составляет структуру сознания, по В. В. Налимову. В ней 6 уровней: 4 в сознании человека и 2 космических. Низший человеческий уровень — это не собственно сознание, не его элемент, а “сфера поддержки” сознания. Сознание понимается В.В. Налимовым столь широко, что бессознательное (как в индивидуальной психике человека, так и вне её) включа-

 

 

ется в состав сознания (заметим, что словосочетание “бессознательное сознание” неудачно). Утверждаются корреляции между уровнями человеческого и космического сознания.

Предложенная В. В. Налимовым структура не представляется достаточно проработанной и в силу этого ясной. Неясно отношение “телесности” к сознанию. Cуществует ли между ними причинная или функциональная связь? Неясно. Неясны и прочие соотношения между уровнями, а также меры проявленности смыслов.

Американский психолог и психиатр К. Уилбер назвал свою модель “спектр сознания”. Он описывает проявления мирового сознания в индивиде, которые и образуют структуру (“спектр”) индивидуального сознания. Личность представляется как многоуровневая манифестация или проявленность единого Сознания. Уилбер в своей модели опирается на индийские ведические традиции, некоторые моменты христианской мистики, современные идеи психологии и транспсихологии, обобщая всё в некую “вечную психологию”. Прежде всего, признаётся существование единого всепроникающего Сознания — Mind. Это абсолютная и предельная реальность универсума, которую называют различно: Брахман, Дао, Дхармакая, Аллах, Бог. Mind есть область космического сознания, это то, что существует, и всё, что существует. Самое глубинное, сокровенное сознание личности идентично Mind. На этом уровне человек идентифицирован с универсумом, Всеединым, или даже, скорее, он есть Всеединое (197, с. 470). Когда человек переживает это своё сознание, то это не “измененное состояние”, как считают традиционная психология и психиатрия, “а скорее... единственно реальное состояние сознания, относительно которого все остальные уровни существенно иллюзорны” (там же). В характеристике Mind ясно видна субстанциалистская позиция с характерным для неё дуализмом и известным принижением обычного сознания.

Второй, более низкий, уровень — “трансперсональная область”. Это такое состояние сознания, когда человек хотя и не чувствует себя тождественным Всеединому (Mind), но и не ограничивает себя своим организмом. Это — сверхличностное сознание, хотя и принадлежащее личности (манифестирующееся в ней). Здесь область формирования и бытия архетипов. Это сверхличностное начало переживается индивидом как

 

 

сверхиндивидуальный наблюдатель себя со стороны. В этом наблюдении и своего тела, и своего разума как объектов приходит сознание, что они — неподлинная субъективная сущность. Третий уровень (по нисходящей) — экзистенциальный. Тут человек идентифицирует себя с психосоматическим организмом, различает Я и другое, тут проявляются процессы рационального мышления и воли. Этот уровень сознания имеет биосоциальную обоснованность, в том числе “глубоко упрятанную матрицу культурных предпосылок”, социальные установки в форме языка, других социальных форм, которые создают “модели и оттенки главного чувства организма — жизненного опыта” (197, с. 471). Другими словами, это основной массив индивидуального сознания, где человек идентифицирует себя со своей человеческой общиной.

Дальше ‑ уровень Эго. Здесь человек отличает себя от своего организма, делит себя на тело и душу и себя осознаёт как душу, духовное единство. “Он чувствует, что существует в собственном теле, внутри него, вместо того, чтобы ощущать себя как тело” (197, с. 472), здесь преобладают “интеллектуальные и символические процессы” (там же). Индусы, замечает Кен Уилбер, определяют это как уровень отколовшегося и оказавшегося в ловушке тела Эго. Под Эго здесь разумеется не личность, а образ Я, его ментальная репрезентация. Пятый уровень сознания — самый низкий в спектре — уровень тени. Это такое состояние, когда человек отчуждает некоторые свои свойства, перестаёт узнавать себя в них, сужая тем самым сферу своей личности, сводя её к персоне — “обеднённому и искажённому самоизображению”, к тени самого себя. Каждый уровень имеет, по Уилберу, собственное бессознательное.

4. 2. Экспликация понятия “сознание”

Как предмета рассмотрения

В дальнейшем мы будем иметь в виду под сознанием только некоторые состояния и только человеческой психики. Тем самым, во-первых, мы отказываемся от какой бы то ни было определённой онтологии. Человеческая психика целиком — её Гегель называл “конечной душой” и отличал от сознания — существует в-себе, но не-для-себя. Мы будем рассматривать в

 

 

человеческой психике то, что субъективно, существует для-себя. Гегель называет это “истиной души”, сознанием. Это и только это мы будем иметь в виду под сознанием. Другими словами, сознание — это рефлексирующая себя психика. Это такое состояние человеческого духа, когда в нём даны одновременно он сам и некоторое внешнее ему содержание (предмет), или “свет в зоне свободного выбора” (Бергсон), включающий момент колебаний, без которого возможна субъектность, но невозможна субъективность. Иначе говоря, сознание есть такое состояние психики (души), когда она активна и её активность направлена как вовне, так и внутрь, в себя. При этом мы отвлекаемся от онтологии души, т.е. оставляем без внимания, чем она является — частицей ли мировой души, локализованной самостоятельной субстанцией или свойством тела. В данном рассмотрении это неважно. Важно, что она есть, осознает, видит, чувствует, переживает одновременно мир и себя и знает сам факт этого осознания, видения, чувствования, переживания.

Функцию рефлексии выполняет мышление. Но из этого не следует, что само мышление рефлексивно всегда. Исследования вюрцбургской школы психологов показали, что осознанность не является постоянным свойством мышления. Даже столь рефлексирующие люди, как преподаватели философии, в эксперименте показали, что значительная часть мыслительных процессов проходит (у них) неосознаваемо, не рефлексируется.

Всё, что происходит в психике человека без самоотражения, самофиксации (т.е. без рефлексии) мы исключаем из состава сознания, относя это к сфере бессознательного в психике. Разумеется, вопросы соотношения сознания и бессознательного должны быть рассмотрены, ибо психику мы полагаем целой, единой, сознание должно быть понято в контексте этого целого, так как только в нём оно обнаруживает полноту своих определений.

Понятно, что сознание как сложное явление –это лишь теоретический объект, так как феноменологически оно только феномены здесь-теперь.

Суть метода, который будет применён далее, заключается в том, чтобы в утверждениях, суждениях о сознании опираться только на свидетельства самого сознания о себе и ни на что больше.

 

 

Свидетельства сознания мы будем также называть опытом сознания, поскольку они выражают основные ипостаси человеческой экзистенции; в нём (в сознании) человек переживает своё бытие, своё и внешнее бытие открывается ему. Оговоримся: в классической философии под опытом понимается сфера чувственного восприятия (например, “вижу”), и он противопоставляется “теории” (мышлению, интеллекту, разуму); мы же будем иметь в виду созерцание, переживание и мышление как опыт (свидетельства) сознания. В них сознание свидетельствует о другом и о себе.

Феноменологический подход в этом широком смысле отнюдь не является открытием Гуссерля. Он сам указывает на исходный пункт своих размышлений: это картезианское когито. Cogito Декарта — это непосредственное свидетельство сознания о своём собственном существовании. “Всматривание” в него позволяет Декарту делать “неоспоримые” выводы, обладающие такой же достоверностью, как и само сogito. Хотя изолированное “сogito” обычно переводится на русский язык как “я мыслю”, оно означает у Декарта не только мышление в смысле высказывания, суждений, вопроса и т. п. Под сogitationes имеются в виду не только мысли, размышления, но и переживания, чувства, созерцания. Они и есть первое и единственное аподиктически достоверное; исследование этих сogitationes есть единственно оправданный, ведущий к истине метод философского анализа. Гуссерль радикализирует этот картезианский подход.

Г. Фихте в работе (201) выделяет две ступени сознания. Рассуждения о них примечательны. Первая ступень, в некотором смысле низшая, фундаментальная — основные и первые определения, “которые сами производят себя, сами ведут себя вперёд, которым следует лишь отдаться и которым следует только позволить захватить нашу самость” (201, с.22). Это, по Фихте, последнее основание жизни, с него “невозможно спуститься вниз кроме как в царство небытия” (там же, с. 23).

Вторая и последующие ступени — рефлексия, “то, что осознаёт (себя) в этом основном сознании”, “что мыслит себя в этом мышлении” (там же), и так далее до бесконечности. Сверху (т.е. с “этажей” рефлексий) можно взирать вниз, “но с последней (ступени) не видно ничего, кроме неё самой” (там же). Эта ступень — реальность, факт сознания, опыт.

 

 

Проще всего было бы сказать (как это и было в нашей литературе догматических времён), что Фихте — субъективный идеалист, всё вносит в сознание и т. п. Но дело совсем не в этом. Фихте чётко указывает границу опыта. Ею являются первичные данные сознания — ощущения, восприятия, простые мысли — утверждения и т.п. — то, что свидетельствует только о себе. Фихте разделил, зафиксировал непосредственную данность и рефлексию, что вполне возможно и необходимо. При этом нужно различать теоретизирующую рефлексию (многоэтажную, по Фихте) и первичную, пронизывающую также и первую ступень. Её Фихте, очевидно, допускает, говоря, что сознание на первой ступени “видит само себя”, т.е. она не слепота, не тьма, не небытие, а свет, “светящаяся” реальность. Это те же сogitationes Декарта.

Ещё один пример подхода к феноменологическому принципу — позиция В. С. Соловьёва. В работе “Теоретическая философия” (183, т. 1) Соловьёв утверждает: “Есть безусловно достоверное, никакому спору и сомнению не подлежащее знание — именно знание того, что даётся или происходит в различных душевных состояниях, поскольку они берутся в своей простой наличности, как психические факты” (183, т. 1, с. 797-798). Если, например, я ощущаю тепло (холод, тоску и т. п.), то факт ощущения для меня несомненен и бесспорен. То же относится и к мысли. Если она есть, то факт её бытия для меня бесспорен. Именно эти бесспорные “психические факты” теоретическая философия должна взять за начало, и ничто другое. Всё другое — предмет сомнения и доказывания, которому не на что опереться, кроме как на эти первичные и несомненные достоверности. Это, конечно, картезианство. Но Соловьёв — и это имеет первостепенное значение! — идёт дальше и утверждает, что область несомненных психических фактов не исчерпывается простым опытом чувствования или мышления, существуют и другие, например, что та или иная мысль мыслится (неважно — верно или нет) как общая. Но особенно существенно следующее рассуждение: “На почве наличного сознания вырастает требование выйти за её пределы; среди колеблющейся пестроты эмпирических явлений (феноменов — А. К.) является (т.е. тоже феномен! — А.К.) искание чего-то более прочного и верного” (183, т. 1, с. 797). “Истина не дана здесь (т.е. в фактах сознания. — А. К.), а только задана... есть сознание фак-

 

 

та и есть стремление к познанию истины” (там же). Таким образом, видим, что к составу “несомненностей”, т.е. свидетельств сознания, следует подходить очень внимательно, он не так прост, как может показаться сначала.

Рассмотрим теперь подход Гуссерля, основоположника современной феноменологии. Заметим, что ни Декарт, ни Фихте, ни Соловьёв, ни Гуссерль не имели в виду анализ сознания как конечную задачу. Речь у них шла об анализе сogitationes как методе достижения философской истины.

Сознание, по Гуссерлю, — поток феноменов. Феномены — это “восприятия, образы фантазии и отражения, акты понятийного мышления и т.п. — в то время как они происходят в нашем сознании — суть переживания или содержания нашего сознания” (60, с. 283). Схватить переживания (феномены) чисто феноменологически — значит исключить из рассмотрения любое их отношение к объективному миру. Это есть феноменологическое эпохе: “универсальное запрещение всяких точек зрения по отношению к объективному миру” (57, с. 9). В этом случае “весь конкретный мир есть для меня не сущий, но лишь феномен бытия” (там же), при этом сам этот феномен (имеем ли мы дело с бытием или видимостью) “в любом случае не есть ничто” (там же). Таким образом, сознание остаётся как единственный предмет анализа: “я в чистоте схватываю себя как то Я и ту жизнь сознания, в которой и благодаря которой весь объективный мир есть для меня, и есть так, как он есть именно для меня” (там же, с. 10). Итак, предмет усмотрения — сознание как поток феноменов. Надо различать явление вещи и являющуюся вещь. Вещи являются как принадлежащие феноменальному миру. Явление не является, а переживается: “Между пережитым или осознанным содержанием и самим переживанием нет никакого различия” (60, с. 287).

Обратим внимание: быть переживанием и быть осознанным ‑ это одно и то же, переживание и есть сознание; в переживании нет ничего, кроме самого переживания (похоже на Фихте, не правда ли?), между содержанием переживания и самим переживанием нет различия. В обычном понимании переживание (восприятие, оценка, мысль и т. д.) относится к тому, что переживается, как к внешнему, эмпирическому, объективному. В феноменологическом понимании переживание (сogitationes у

 

 

Декарта) берётся в его замкнутости, имманентности, независимости от чего-либо, абсолютности. Например, восприятие. Оно является схватыванием, полаганием предмета, а не восприятием его, само же оно (восприятие) “не попадает в схватывающий взгляд восприятия” (60, с. 296).

Что это значит? То, что восприятие (и это относится ко всем феноменам-переживаниям) толкуется не как движение извне, “из мира” к сознанию, а, напротив, от сознания к внешнему (сознание полагает внешний мир). Себя же сознание не полагает, а просто оно есть как некий первичный — для себя — факт (непосредственное душевное состояние по В. Соловьёву).

* * *

Именно вот это — в себе и для себя сущее сознание, которое есть и которое полагает внешнее для себя, — и будет предметом нашего дальнейшего рассмотрения в рамках МЕР. Посмотрим, что же свидетельствует сознание о своей структуре.

Элементный состав сознания.