Россия, НАТО и проблемы европейской безопасности

В середине 1990-х гг. дебаты в России по проблемам национальной безопасности и отношений со странами Европы касались в основном двух проблем: расширения НАТО на Восток и построения особых отношений РФ с Европейским союзом.

При оценке ситуации следует помнить, что вначале Россия проявила весьма терпимое отношение к стремлению Польши вступить в НАТО, когда этот вопрос обсуждался в августе 1993 г. во время официального визита президента Б. Ельцина в Варшаву, а также к натовской программе «Партнерство во имя мира» (ПИМ). В то время российский военный и политический истеблишмент был уверен, что программа будет чем-то вроде «зала ожидания», в котором страны Центральной и Восточной Европы, а также Россия могут пребывать в течение неопределенно долгого периода времени, а потом «...или шах умрет, или ишак сдохнет...»

Положение оставалось таковым до тех пор, пока НАТО не опубликовала рамочный документ программы «Партнерство во имя мира» в январе 1994 г. Тогда в российской прессе началась первая массированная антинатовская кампания. Многие положения этого документа шли вразрез с традиционными установками российской военной и политической элиты. Для нее особенно неприемлемыми были требования, сформулированные в § 3, где содержались призывы к прозрачности при организации и планировании национальной обороны, военных бюджетов и при обеспечении демократического и гражданского контроля над вооруженными силами.

В целом вопрос о расширении НАТО породил в российском обществе много мифов и иллюзий, которые активно использовались политической элитой.

Тем не менее в 1994 г. Россия и НАТО достаточно плодотворно сотрудничали в рамках ИФОР в урегулировании балканского кризиса (Босния и Герцеговина). В тот период Россия голосовала в ООН вместе с западными странами за резолюцию, осуждавшую политику С. Милошевича. Однако после натовских бомбардировок сербских позиций в Боснии А. Козырева, бывшего тогда министром иностранных дел РФ, подвергли в России резкой критике: его обвиняли в проведении прозападной политики, а национал-патриоты назвали его предателем национальных интересов.

нерства с НАТО. Характерно, что во время подготовки документа российские официальные лица постоянно настаивали на особом статусе страны, раз за разом повторяя, что Россию нельзя сравнивать с другими восточноевропейскими государствами.

Однако Россия не принимала активного участия в этой программе. Это объясняется прежде всего тем, что российское военное руководство не было готово к сотрудничеству в качестве «обычной», а не «великой» военной державы, тем более что теперь России поневоле приходилось иметь дело и с представителями бывших стран Варшавского договора, а ныне — кандидатами на членство в НАТО. Так, представители России вновь и вновь поднимали вопрос о командовании и расценивали как унижение тот факт, что российские войска находились в Боснии и Герцеговине под контролем НАТО. Конечно, сыграли свою роль и проблемы в финансировании программы сотрудничества Россия—НАТО.

В конце 1996 г., когда российские политики осознали, что процесс продвижения НАТО на Восток Европы необратим, они начали переговоры о подписании документа между Россией и НАТО, который до определенной степени регулировал бы права и обязанности сторон в процессе расширения. «Основополагающий акт о взаимных отношениях, сотрудничестве и безопасности между Россией и НАТО» был подписан в Париже в мае 1997 г. Согласно тексту документа, обе стороны провозглашались партнерами и России давались некоторые гарантии, впрочем вполне декларативные.

Однако Россия и НАТО, как представляется, так и не стали партнерами в действительности, причем ответственны за это обе стороны.

Запад несет ответственность за то, что:

♦ Поддерживал демократические преобразования в России преимущественно на словах, не оказав ей сколько-нибудь серьезной экономической помощи. Условную политическую поддержку получали только российские лидеры, которые создавали на Западе иллюзию, что политические и экономические реформы в России идут успешно и в «правильном направлении».

♦ Принимая решение о радикальном расширении Североатлантического альянса, западные лидеры не захотели принять во внимание психологические особенности отношения россиян к НАТО и восточным соседям России, прагматически используя трудное экономическое положение российского постсоветского общества для продвижения на Восток.

Российская правящая элита несет ответственность за то, что пошла по пути «минимизации ущерба» от процесса расширения НАТО, не создавая работающих и не используя имеющихся институтов сотрудничества с альянсом. Поэтому она:

♦ практически отказалась от участия в программе «Партнерство во имя мира»;

♦ не использовала в полной мере Основополагающий акт Россия-НАТО.

В 1998 г. начался новый балканский кризис вокруг Косово, способствовавший тому, что «кризис взаимопонимания», имевший место в отношениях России и НАТО в предшествующий период, перерос в «кризис доверия». Во время переговоров в Рамбуйе российские политики и дипломаты поддерживали сербов и, более того, способствовали формированию у сербской стороны иллюзии, что Россия безусловно поддержит Югославию в случае жесткой конфронтации с НАТО.

Действительно, одобрив резолюции Совета Безопасности ООН № 1199 и 1244, Россия тем не менее воспользовалась своим правом вето, когда в ООН обсуждался вопрос о предоставлении НАТО мандата для миротворческой операции и поддержания мира в Косово, оправдав тем самым надежды югославского руководства. В то же время в России официальные СМИ не давали какой-либо информации об этнических чистках, направленных против косовских албанцев, что способствовало формированию неадекватного представления о «косовской проблеме» в российском общественном мнении.

После начала воздушных ударов по Югославии российские официальные лица без колебаний заморозили отношения с НАТО, объяснив это тем фактом, что именно Атлантический альянс нарушил Основополагающий акт Россия—НАТО, что он осуществляет агрессию против суверенного государства, что руководство НАТО не приняло во внимание российскую позицию. Несмотря на справедливость большинства претензий, все-таки создавалось впечатление, что некоторые представители российской политической и военной элиты только ждали предлога для разрушения отношений между Россией и НАТО.

Как представляется, основная причина конфронтации Россия-НАТО заключается в том, что во 2-й половине 1990-х гг. российский политический класс был вынужден искать гиперкомпенсацию за неудачи в процессе реформирования страны, особенно после дефолта

1998 г. С этой целью его представители во время войны в Югославии попытались использовать традиционные опасения и страхи населения в отношении Запада и реанимировать «образ внешнего врага» для достижения собственных политических целей и укрепления легитимности российской власти. Для этого существовали, да и сегодня существуют, определенные благоприятные возможности. По данным социологических опросов в России, уже со 2-й половины 1990-х гг. большинство респондентов разделяет мнение, что развитые государства Запада не заинтересованы в экономическом подъеме России, ее вхождении в круг развитых стран (63% — по данным 2002 г.), что западные государства не доверяют нашей стране и относятся к ней враждебно (более трети респондентов (36%) в 2002 г.).

В целом же возрождение в этот период антизападничества и обращение к великорусскому национализму явилось результатом неспособности политических элит и институтов определить и реализовать меры, которые отвечали бы интересам безопасности России, плодотворному развитию ее отношений с Европой в экономической, политической, военной и культурной областях. Однако это привело не к тем следствиям, которые ожидала власть.

Общий результат российской «балканской политики» во время косовского кризиса был негативным.

1. Развитию отношений России с Западом был нанесен очень серьезный ущерб.

2. Китай и Индия, с которыми отдельные российские политики намеревались создать так называемый стратегический треугольник, уклонились от построения военно-политического союза с Россией.

3. Страны Восточной Европы, которым еще не удалось присоединиться к НАТО, стали значительно сильнее «стучаться в двери» альянса. Так называемая вторая волна расширения НАТО стала более реальной, чем когда-либо, поскольку теперь восточноевропейские страны получили гораздо больше аргументов, объясняющих их настойчивость.

4. Российским экономическим интересам на Балканах также был нанесен серьезный ущерб. В 1990-е гг. во всем мире наблюдается экономизация внешней политики и политики безопасности, что в значительной степени отвечает интересам крупного бизнеса и транснациональных компаний. Известно также, что топливно-энергетический комплекс Балкан замкнут на Россию. Можно предположить следующее: российские нефтяные монополии надеялись, что режим Милошевича защитит их интересы в Югославии, по

этому они подталкивали политическую элиту России на действия по его поддержке. Результат — утрата даже имевшихся экономических позиций.

5. Страны СНГ продемонстрировали во время юбилейного Вашингтонского саммита НАТО весной 1999 г., на который Россия даже не послала своих представителей, что они дистанцировались от российской позиции, не хотят создавать так называемый антизападный фронт и, напротив, готовы к дальнейшему развитию сотрудничества с НАТО в рамках программы ПИМ.

6. Российские власти зря надеялись и на успех в обретении общенационального консенсуса, построенного «на защите братского сербского народа от натовской агрессии». Большинство россиян осудили натовские бомбардировки. Но это было отношение нормальных людей к войне вообще, особенно если принять во внимание, что российские СМИ давали очень мало какой-либо информации относительно действий Белграда в Косово, которые предшествовали началу бомбардировок. В то же время социологические опросы общественного мнения показали, что большинство россиян выступают против вовлечения России в войну на стороне Югославии. Одновременно лидеры мусульманских республик, входящих в состав России, со всей очевидностью дали понять, что они намерены не допускать отправки добровольцев в Югославию, поскольку, по их мнению, это могло бы стать поводом к началу гражданской войны в России, где проживает много миллионов мусульман, явно симпатизирующих косовским албанцам.

Вместо формирования общероссийского консенсуса произошел очередной политический раскол страны: если либеральные партии критиковали «балканскую политику» Кремля, особенно линию на поддержку режима Милошевича, то леворадикальные силы, напротив, призывали к отставке президента Ельцина за то, что он выступил против оказания немедленной военной помощи Союзной Республике Югославии.

После «добровольной» отставки Б. Ельцина в условиях усиливавшейся критики России, связанной со «второй чеченской войной» и исходившей от различных международных, и прежде всего европейских, организаций (Совета Европы, ЕС, ОБСЕ), российский политический истеблишмент решил восстановить отношения с НАТО. По инициативе В. Путина министр иностранных дел РФ направил Генеральному секретарю НАТО приглашение посетить Москву еще до начала выборов 2000 г. Состоялись два визита Генерального сек

ретаря НАТО лорда Робертсона в Москву. Россия отказалась поддержать проигравшего выборы С. Милошевича и способствовала мирной передаче власти в союзной Югославии.

Смысл этих шагов, по-видимому, состоял в том, чтобы:

♦ дать понять Западу, что «новая» кремлевская команда готова к возобновлению конструктивного диалога;

♦ попытаться предложить «обмен»: Запад «закрывает глаза» на развитие событий в Чечне, Россия прекращает критику ситуации в Косово;

♦ в условиях, когда руководящие органы ЕС, и особенно Совет Европы, были настроены весьма критически в отношении российской политики на Северном Кавказе, Кремль пытался использовать НАТО в своем стремлении изменить позицию Запада с целью будущей поддержки российской политики нового президента В. Путина;

♦ кроме того, будучи прагматическим политиком, В. Путин понимал, что конфронтация с Западом противоречит российским национальным интересам.

Не случайно во 2-й половине 2001 г. в некоторых европейских странах (в первую очередь в Германии) и в США возобновилась дискуссия о возможности сближения России и НАТО, обсуждались даже перспективы ее вступления в альянс в каком-то отдаленном будущем.

Однако на рубеже веков в рамках отношений Россия—НАТО—ЕС стала актуальной еще одна серьезная проблема: как Россия должна воспринимать новые европейские инициативы, касающиеся формирования европейской идентичности в области безопасности и обороны. До кризиса в Косово Россия подчеркивала свое положительное отношение к усилению «европейской опоры» в системе безопасности Запада, к выработке общей внешней политике и политике безопасности ЕС.

В конце 1999 —начале 2000 г. Россия вновь попыталась «разделить» США и Европу в связи с проблемой формирования европейской идентичности в области безопасности и обороны. Несмотря на постоянное подчеркивание европейскими политиками и экспертами того, что Североатлантический союз продолжает оставаться краеугольным камнем системы европейской безопасности, все государства — члены ЕС действуют по стандартам НАТО в сфере безопасности и обороны и в большинстве случаев европейская оборона будет

основываться на возможностях НАТО, российские политические и военные элиты решили «поддержать» европейскую политику в сфере безопасности и обороны, но лишь для того, чтобы создать противовес НАТО. Речь идет о программе совместной разработки ЕвроПРО. Попытки приступить хотя бы к обсуждению вопроса предпринимались еще в 1999 г., когда маршал И. Сергеев, бывший тогда министром обороны РФ, представил генеральному секретарю НАТО Д. Роберт -сону материалы по составу и структуре ЕвроПРО, ориентировочные сроки и стоимость разработки. Но развития эта инициатива по понятным причинам не получила.

По мнению российского исследователя Д. Тренина, урок для российского руководства, вытекающий из опыта отношений РФ с НАТО, состоит в следующем: «Роль НАТО в сфере международной безопасности трансформируется и в целом снижается. Тем не менее вступление в НАТО стран Центральной и Восточной Европы (ЦВЕ) и Балтии, перспектива появления на территории этих стран пунктов базирования вооруженных сил США являются фактором риска для России. Ограниченное сотрудничество между РФ и НАТО может быть полезно, но для Москвы гораздо важнее заблаговременно узнавать о намерениях и возможностях альянса. Тесная привязка РФ к НАТО лишила бы Россию стратегической самостоятельности, подчинила бы ее интересам и политике США» [1].

Исходя из сказанного можно задать вопрос: каким должно быть отношение России к созданию системы общеевропейской безопасности и обороны, которая не соперничала бы с НАТО, но была бы ее дополнением? Нам представляется, во-первых, что с точки зрения российских национальных интересов контрпродуктивно воспринимать европейскую оборону как нечто, создающее противовес НАТО, и пытаться использовать возникающие разногласия в отношении некоторых натовских инициатив.

Во-вторых, России необходимо сотрудничать с вновь создающимися структурами ЕС, используя для этого уже имеющиеся механизмы: Соглашение о партнерстве и сотрудничестве между Россией и ЕС и Совместный постоянного совета Россия—НАТО. Возможно, Россия могла бы попытаться институционализировать отношения с Европой в сфере безопасности, избегая «масштабных» инициатив, которые, как показывает опыт, часто заканчиваются лишь декларациями или подписанием нереалистичных документов. Она не должна использовать те временные разногласия, которые возникают между США и их европейскими партнерами по НАТО.

В этом смысле представляется перспективным дальнейшее развитие сотрудничества Россия—НАТО в рамках созданного по инициативе Т. Блэра «совета двадцати». Этот орган позволяет исправить ситуацию, складывающуюся на заседаниях Совместного постоянного совета Россия—НАТО, где страны альянса выступали с заранее согласованной позицией, к которой РФ должна была либо присоединиться, либо отвергнуть ее.

«Появление "совета двадцати" может исправить и серьезный дефект, существующий в механизме сотрудничества между Россией и НАТО, созданном в соответствии с Основополагающим актом 1997 г., где главная роль отводилась взаимодействию военных структур, а не политических. Поэтому сбои, возникшие в отношении военных структур, практически парализовали весь механизм», — считает российский ученый-международник К. Худолей [2].

Поскольку в военных структурах и РФ, и НАТО сохраняется инерция холодной войны, постольку в сотрудничестве Запада и России, в том числе и в военной сфере, Европейский союз мог бы сыграть определенную роль.

 

Россия и Европейский союз

Отношения Россия—ЕС в целом осуществлялись по несколько иному «сценарию». В 1990-е гг. связи между Россией и Европейским союзом развивались в основном позитивно, хотя имеющийся потенциал партнерства использовался не в полной мере. В 1994 г. эти связи были провозглашены высшим приоритетом российской внешней политики и экономических отношений. В том году Россия и ЕС подписали «Соглашение о партнерстве и сотрудничестве», однако и на этом действительно важном направлении внешней политики Россия не смогла выработать эффективную стратегию сотрудничества, так как не использовала даже существующие договоренности. Достаточно привести один пример, ярко демонстрирующий не декларативное, а действительное отношение российского руководства к данной проблеме: в течение трех лет начиная с 1994 г. Россия не могла назначить своего посла при Европейском союзе в Брюсселе. Правда, в этом отчасти виновна и европейская сторона, поскольку соглашение было ратифицирована всеми странами ЕС лишь в конце 1997 г., после чего и вступило в действие.

Анализируя российскую политику по отношению к ЕС, важно помнить, что развитие сотрудничества с этим европейским институтом, который все больше приобретает очертания супергосударства,

невозможно вне общего контекста отношений с другими европейскими и евроатлантическими институтами, такими как ОБСЕ, НАТО, Совет Европы. А стратегической задачей сотрудничества может быть создание «пространства безопасности, стабильности и сотрудничества в Европе», предполагающее политические, военные, экономические, социальные, культурные, информационные, экологические и другие изменения.

В этой связи и в России, и в государствах Европейского союза достигнут консенсус по поводу того, что без нашей страны построить подобное «пространство» невозможно.

Однако для плодотворного сотрудничества с ЕС России следует отказаться от целого ряда иллюзий и стереотипов.

Следует осознать, что:

♦ российская безопасность в целом не ослабевает, если число стран ЕС увеличивается и потенциал европейской интеграции усиливается;

♦ такие понятия традиционных международных отношений, как «баланс сил» и «сферы интересов», а также «конфликтующие союзы», устарели; в прошлом они рассматривались как стабилизирующие факторы, однако и раньше эти «стабилизаторы» регулярно приводили к войне;

♦ попытки сыграть на действительных и мнимых противоречиях между ЕС и США обречены на провал;

♦ сегодня попытки создать в противовес НАТО и ЕС военно-политические или экономические союзы с участием России, Китая, Индии или других стран Азии не более чем иллюзия;

♦ расчет на долговременную признательность и благодарность за односторонние шаги навстречу интересам ЕС или другим международным институтам является наивным и вполне призрачным.

Декларативные обещания партнеров необходимо всегда фиксировать в виде их обязательств;

♦ страны Центральной и Восточной Европы не являются «неблаго-I дарными» отступниками и что с ними надо выстраивать конструктивное политическое и экономическое сотрудничество, поскольку его отсутствие подрывает любую возможность создания системы кооперативной безопасности и стратегического партнерства в Европе.

Несмотря на то что сегодня практически все центральноевропей-ские страны уже являются членами НАТО и ЕС, России необходимо

предпринять решительные шаги к развитию с ними отношений на двусторонней основе и на субрегиональном уровне. Более того, Россия сама заинтересована в том, чтобы способствовать разработке взаимовыгодной «новой восточной политики стран Центральной и Восточной Европы».

Однако сегодня взаимоотношения России и объединенной Европы приблизились к критической черте. И в России, и в Европейском союзе нарастает неудовлетворенность как общим состоянием отношений, так и поведением друг друга в конкретных ситуациях.

Первым «пробным камнем» после расширения Евросоюза стала острая дискуссия вокруг проблемы наземного доступа российских граждан в Калининградскую область. Затем президент Путин подверг беспрецедентно резкой публичной критике «брюссельскую бюрократию» за ее попытки «выкручивать руки» России. Поводом послужила жесткая, бескомпромиссная позиция Еврокомиссии и стран ЕС на переговорах о вступлении РФ в ВТО. Следующим был скоротечный дипломатический конфликт по поводу урегулирования положения в Приднестровье. Европейцы, не приняв российский план решения проблемы, впервые дали понять Москве, что она уже не может действовать полностью самостоятельно на пространствах СНГ (см. главу XVIII).

После того как Россия заняла жесткую позицию по вопросу о распространении действия Соглашения о партнерстве и сотрудничестве (СПС) с ЕС от 1994 г. на вступающие в него страны ЦВЕ, а Европейская комиссия и Европарламент выступили с резко критическими заявлениями по российской тематике, стало окончательно ясно, что в двусторонних отношениях наступил сложный период. При этом несомненно, что обе стороны ответственны за возникновение этих сложностей. Россия оказалась не готова выполнять «высокие» обязательства, взятые при подписании СПС, и не создала правовых и организационных условий для работы с ЕС. Евросоюз же оказался не способен выстраивать отношения с Россией как с равноправным стратегическим партнером, имеющим собственные национальные интересы.

Сегодня в отношениях между обоими партнерами можно выделить несколько крупных узлов противоречий.

Во-первых, Россию и Европу все больше разделяют страны постсоветского пространства. Выступив с новыми проектами экономической интеграции стран СНГ и собственными планами урегулирования локальных конфликтов, Россия не встретила понимания со стороны EC

Так, при обсуждении положения в Молдавии и Грузии на совещании министров ОБСЕ в Маастрихте (декабрь 2003 г.) Россия оказалась в полной изоляции. Более того, Европейский союз усилил давление на руководство Молдавии с целью осуществить «европейский план» приднестровского урегулирования без активного участия России, что вызвало вполне объяснимое недовольство и непонимание в Москве. В свою очередь, Европейский союз, получив в качестве непосредственных соседей Белоруссию, Молдавию и Украину, просто вынужден ныне активизировать политику в западной части СНГ. То обстоятельство, что именно вхождение в единую Европу привлекает большинство постсоветских элит, только обостряет соперничество России и ЕС в этом регионе. Как представляется, совершенно не случайно комиссар единого рынка ЕС Фриц Болкештейн предложил отгородиться от России, как и от Сирии, Ирана и Ирака, санитарным кордоном, состоящим из буферных государств: Белоруссии, Молдавии, Украины и Турции.

Во-вторых, усиливается различие подходов в области энергетики. Во 2-й половине 2003 г. стало ясно, что Российское государство не только намерено сохранять стратегический контроль над важнейшими энергетическими ресурсами, но и готово использовать энергетический рычаг в своей внешней политике в отношении ЕС. Российские власти вполне ясно высказались против проектов, касающихся построения региональной инфраструктуры, таких как TRASECA и INOGATE (Межгосударственная транспортировка нефти и газа в Европу), не предполагающих участия России. В свою очередь, вопросы энергетической безопасности и диверсификации источников энергии в последние годы стали важнейшими для Евросоюза. Поэтому амбициозный многообещающий проект энергодиалога с Россией1 пребывает сейчас в состоянии застоя. Нет никакой ясности и относительно европейских инвестиционных планов в газовой и нефтяной отраслях РФ.

В-третьих, можно было ожидать, что со вступлением в Евросоюз стран Центральной и Восточной Европы в политике ЕС усилятся антироссийские настроения. Часть новых членов Европейского союза постараются получить финансовые и политические дивиденды от статуса «прифронтовых» территорий или государств «санитарного пояса», раздувая тему своего положения на границе с якобы не слишком дружественным Европе государством. Можно предположить, что дополнительное недовольство России могут вызвать и попытки восточноевропейских членов ЕС выступить в роли «адвокатов» государств СНГ в «Большой Европе».

В-четвертых, политическое решение ЕС превратить «Европу-15» в «Европу-25», а также радикальная перестройка институциональной структуры Европейского союза уже приводят к тому, что, с одной стороны, все его основные финансовые и экономические ресурсы направляются на «переваривание» новых членов союза, приспособление их к европейским стандартам, с другой — политические усилия сосредоточиваются на выработке и согласовании конституционных основ «новой Европы». Поэтому интерес к России как потенциальному стратегическому партнеру ЕС неизбежно отходит на второй план.

В этой ситуации неприятной неожиданностью для Брюсселя оказалась твердая позиция Москвы по проблеме минимизации для России экономического ущерба от расширения ЕС (распространение на новых членов ЕС правил таможенной защиты европейского рынка, квотирования поставок ряда товаров из РФ (стали и текстиля), антидемпинговых процедур, правил по диверсификации источников энергоснабжения, практики ограничения поставок товаров ядерного цикла, введение визового режима для граждан РФ и др.). Европейский союз раздражают попытки Москвы увязывать воедино проблемы, которые, как им кажется, напрямую друг с другом не связаны. В резуль-, тате не решаются даже относительно простые вопросы и нарастает общий конфликтный потенциал. Так, ЕС готов сегодня обсуждать лишь технический перечень проблем отношений Россия — «Большая Европа», поскольку не считает, что обязан компенсировать внешнему государству (тем более не члену ВТО) негативные следствия своих внутренних решений.

В результате в состоянии стагнации пребывают все основные интеграционные проекты: энергетический диалог ЕС—Россия, построение четырех общих пространств¹. Сложно идут переговоры о вступлении

_______________

 

1 На саммите Россия—ЕС, прошедшем 6 ноября 2003 г. в Риме, было решено начать работу по формированию общего экономического пространства, общего пространства внешней безопасности, общего пространства свободы, безопасности и правосудия, общего пространства науки и образования, включая культурные аспекты.

 

России в ВТО. Отчасти это связано с завышенными первоначальными ожиданиями сторон, а отчасти — с объективной неготовностью нашей страны выполнять взятые на себя обязательства, что ужесточает претензии государств ЕС к России. Часто приводимым примером стало зафиксированное в ст. 55 СПС намерение России в одностороннем порядке привести внутреннее законодательство в соответствие с европейским. Полное отсутствие прогресса на этом направлении возмущает европейцев. То же самое касается открытия рынка банковских и страховых услуг, а также некоторых других вопросов.

С точки зрения Евросоюза Москва не желает учитывать его интересы и интересы стран — членов ВТО. Россия, например, не торопится снять опасения европейцев в вопросах экологии (хотя сегодня Федеральным собранием России уже ратифицирован Киотский протокол), не только не предоставляет своим регионам достаточную самостоятельность во внешнеэкономической деятельности (а именно этого добивается европейский бизнес, не желающий действовать исключительно через Москву), но и отнимает уже имеющиеся возможности, усложняет процедуры получения российских виз гражданами стран ЕС и т. д.

И наконец, на отношения с Россией проецируются внутренние неурядицы в Европейском союзе. Иракская война продемонстрировала неспособность Евросоюза проводить единую политику в отношении США, а саммит ЕС—Россия в Риме (ноябрь 2003 г.) выявил ту же проблему в отношении Москвы. Однако без формирования общей внешней политики и политики безопасности нечего говорить о какой-либо глобальной роли ЕС в мире.

Попытки преодолеть внутренний кризис и отсутствие возможностей противостоять американскому давлению вызывают у европейцев желание добиться результата на российском направлении общей политики ЕС. Незавершенность урегулирования проблем в Чечне, внутриполитические процессы в России после террористического акта в Беслане, ведущие к формированию моноцентрического политического режима в стране, дают институтам ЕС все новые широкие возможности проявить себя на поприще защиты демократических норм и прав человека в РФ. ЕС и другие европейские институты не устают критиковать Россию, призывая занять по отношению к ней более жесткую позицию и даже перейти к политике санкций.

В свою очередь, Россия не без оснований опасается, что расширение ЕС на восток может привести к исключению ее из процесса европейской интеграции. По-прежнему до конца не урегулированная, трудная проблема — вопрос о Калининграде. Российское руководство пытается найти решение, по которому Калининград оставался бы неотъемлемой частью России. В то же время ЕС рассматривает его как свой анклав. Сохраняются проблемы с обеспечением прав русскоязычного населения в странах Балтии и т. д. Если обе стороны будут не в состоянии выработать общие решения по данным проблемам, это может привести к новым серьезным осложнениям в отношениях между Россией и ЕС.

На этом фоне в Евросоюзе предпринимается попытка пересмотреть основные параметры отношений с Россией.

Прежде всего высказывается общая неудовлетворенность состоянием отношений с Россией, дается критическая оценка способности Европейского союза проводить единую и согласованную внешнюю политику, а также признается необходимость продолжать курс на интеграцию России путем создания долгосрочных совместных проектов, таких как формирование четырех общих пространств.

Одновременно высказывается новое требование строить отношения с Россией на основе большего рационализма, исходя в первую очередь из собственных интересов Евросоюза. Ранее официальные органы ЕС не упоминали об интересах организации как основе своей переговорной позиции. Напротив, всегда подчеркивалась общность интересов Европейского союза и России.

Таким образом, новый подход ЕС к отношениям с Россией имеет сложный, амбивалентный характер. С одной стороны, неудовлетворен- \ ность сопровождается стремлением улучшить, развить, а не заморозить отношения. С другой — уже сейчас просматривается готовность пойти на снижение уровня взаимоотношений и даже на дипломатический конфликт, если события не будут развиваться по сценарию европейцев.

Пока сохраняется тезис о необходимости принятия Россией базовых европейских норм и ценностей для вхождения ее в «Большую Европу». Вместе с тем уже сейчас такой подход вступает в противоречие с новой установкой на отстаивание собственно европейских интересов в отношениях с РФ. В Европе на глазах слабеет никогда не доминировавшее, но присутствовавшее представление о том, что интеграция России принципиально возможна, что Россия может стать частью сообщества наций, разделяющих сходные ценности. На базе

этих общих ценностей строилось и здание общих интересов. Если же ценности различаются, ослабевает и общность интересов, что мы и наблюдаем сейчас. Усиливается настрой на то, что интеграция России невозможна и она остается естественным партнером-соперником за пределами европейского пространства [4].

Россия сама отчасти поддерживает эти настроения, требуя полной свободы действий во внешней и внутренней политике, оговаривая особые интересы в Центральной Азии, на Кавказе и определяя ЕС исключительно как партнера по безопасности на континенте.

Граница между интегрируемым и неинтегрируемым пространствами, на взгляд многих в Европе, как уже отмечалось выше, проходит по западным рубежам России. Это побуждает Европейский союз к действиям, способствующим развитию альтернативного проекта в западной части СНГ, подталкивает к тому, чтобы уменьшить влияние России в Белоруссии, Молдавии и Украине и не учитывать российские интересы в регионе. По всей вероятности, в ближайшие годы Евросоюз будет осознанно торпедировать российские интеграционные проекты в западной части СНГ.

Меняется трактовка функции общей границы. Курс на развитие трансграничного сотрудничества с Россией постепенно сменяется политикой «управления границей» (border management). Если раньше подчеркивалась важность интеграционного эффекта в отношениях между людьми, живущими по разные стороны границы, то сегодня граница вновь рассматривается как разделительная линия, которая сохранится довольно-таки долго. Трудности в развитии сотрудничества на этом и других направлениях объясняются и тем, что «Россия и Европейский союз находятся на разных уровнях развития. Европейский союз вступил в эпоху постиндустриального общества, Россия все еще является индустриальным обществом. Граница России и Финляндии — одна из наиболее контрастных в современном мире. Одним из следствий этого является то, что по разные стороны одни и те же проблемы воспринимаются совершенно по-иному. Поэтому инициативы одной из сторон далеко не всегда понимаются другой: Россия и Европейский союз порой говорят на совершенно разных языках» [5].

Реализация идеи введения безвизового режима между Россией и ЕС, без чего общее экономическое пространство останется не более чем декларацией, отнесена на неопределенное будущее, а по сути, снята с повестки дня. Напротив, в последнее время ЕС и США начали активно проводить политику ускоренной интеграции в Европу Украины и «отрыва» ее от РФ, что проявляется в демонстрации край-

ней заинтересованности в развитии и внутриполитических процессов в стране, и к ее шагам навстречу России и СНГ. Не случайно по инициативе европейцев периодически возникает вопрос о демаркации украинско-российской границы, установлении здесь более жесткого пограничного режима. Таким образом, символическую границу между Россией и Европой пытаются «отодвинуть» еще дальше на Восток.

Возможный выход из тупика — переход к более прагматичной модели отношений как по линии Россия—ЕС, так и по линии двусторонних отношений с рядом стран Европы. Известно, что государства ЕС по-разному оценивали и оценивают Россию как партнера. Можно вспомнить, что Германия и Италия на протяжении 1990-х гг. были основными российскими инвесторами. Не случайно Россия всегда встречала и встречает наибольшее понимание у руководства именно этих стран. Германия и сегодня сохраняет свои позиции крупнейшего внешнеэкономического партнера России, ее главного кредитора и лидера по инвестициям в российскую экономику.

Видимо, сама жизнь заставляет пересмотреть идеологическую базу сотрудничества. Россия могла бы на время забыть декларации о своей европейской идентичности, поскольку они не могут быть реализованы даже в среднесрочной перспективе и оформлены вступлением в Евросоюз. ЕС со своей стороны уже частично от<