Кровная месть в обычном праве Дагестана.

О

 широком распространении в Дагестане кровной мести свидетель­ствует и тот факт, что зал Дагестанского народного суда в Темир-Хан – Шуре в той его части, которая предназначена для свидетелей, разделен был надвое досчатой перегородкой, в которой имелась дверь.

При слу­шании дела о преступлении, требующей кровной нести, эта дверь наглу­хо запиралась, чтобы месть не была осуществлена прямо на суде. Таким образом, свидетели-родственники убитого и убийцы были разделены перегородкой.

Эта часть помещения суда называлась "кровником", по адату кровомщение полагалось за убийство, изнасилование жен­щины, прелюбодеяние с замужней женщиной, мужеложество с насилием. Однако на практике, в повседневном быту, рамки действия кровной мести по существу были безграничны.

Малейшее оскорбление влекло за собой убийство, а последнее – месть.

Поводом для кровопролития могло послужить нечаянное прикоснове­ние мужчины к лицу, руке или даже к платью женщины, что считалось бесчестьем для нее и позором для ее родителей.

Такое "оскорбление" редко прощалось. Иногда подобные "дотрагивания" практиковались и с определенной целью отомстить жениху, отцу, брату девушки.

Поводы для убийств и других преступлений, влекущих за собой кровную месть, иногда бывали совсем пустяковые, а кровная месть, к которой они приводили, захватывала несколько поколений людей и дли­лась многие годы.

Один из таких типичных случаев нашел отражение в сатирической лакской сказке, в которой рассказывается о том, как охот­ник нашел в горах пчел, собрал торбу меду и принес еro лавочнику. Когда лавочник пробовал мед, капля упала на землю. Муха слизала ее ласка, принадлежащая лавочнику съела муху, собака охотника загрызла ласку, лавочник убил собаку, а охотник – лавочника. Тогда к месту проишествия пришли родичи охотника и лавочника; началась кровавая схватка, в которой погибло множество людей.

А. Руновский писал, что для возбуждения кровной мести не обязательно было совершить тяжкое преступление, " поводом к убийству и к прямому его следствию – к кровомщению, могли служить… самая ничтожная брань, самое малое воровство, как например воровство курицы ".

Кровная месть уносила в могилу массу людей. Это были ничем неоправданные жертвы. Особенно нежелательны такого рода людские noтeри были во время войны горцев под предводительством Шамиля против царизма. Поэтому Шамиль начал предпринимать некоторые меры для ограничения кровной мести он стремился цену крови заменить денежной пеней и примирением кровников хотя это нe всегда удавалось. Эти неудачи Руновский объясняет тем, что "сам Шамиль – не мог порядком справиться с этим делом и заставить их помириться с возможностью покончить мирным способом то, что началось кровью, a тем более, простить обиду "совсем", так как Шамиль хлопотал только о прекращении произвола кровомстителей; в необходимости же отомстить обиду, тем или другим способом, он убежден всеми силами души и всеми способностями своего ума".

Следующей мерой был запрет кровомстителям обращать свою месть на родственников убийцы, теперь кровью за кровь отвечал именно тот, кто ее пролил, неисполнители этого приказа Шамиля объявлялись ослушниками против Корана, а следовательно подвергались смертной казни.

Шамиль лишил убийц возможности укрываться в селениях, входивших в имамат. Он завел порядок, по которому всякий горец, отправ­ляясь из своего наибства в соседнее, должен был получить от своего наиба билет, удостоверяющий его личность в указывающий цель выезда и срок. Убийца, не имея на руках такого документа не имел возможности заехать в какой-нибудь населенный пункт, так как это грозило ему быстрейшим раскрытием и расправой. "Э та последняя мера и была тем невиданным до сих пор врагом, которого убийца встречал везде, где ни появлялся ".

Кроме того, Шамиль запретил разрушать недвижимость имущества, что предписывалось адатами некоторых обществ, из сказанного можно заключить, что Шамиль не мог, да и не стре­мился полностью покончить с кровной местью, он лишь предпринял не­которые меры по ее ограничению, поскольку эго сказывалось на ходе военных действий. Отвергнув адат, борясь за его искоренение, он в рвении всех вопросов и в частности вопросов кровной мести, опирался на шариат, вернее, на свои "низамы", составленные на основании шариата с учетом потребностей страны.

Согласно шариату, различают два вида убийств и смертельных поранений. К их первому виду относятся преднамеренные (амд). Наказанием за такие убийства и смертельные поранения служит кровомщение-кисас, хотя желательно разрешить конфликт уплатой виры-дията в пользу потерпевшей стороны с последующим наложением на преступника епитимии (каффарат). Последняя представляет собой либо двухмесячный пост, либо отпуск на волю раба-мусульманина, либо крупную раздачу милостыни. Ко второму же виду убийств и смертельных поранений шариат относит те из них, которые произошли «по ошибке» (хата) – по неосторожности, по профессиональной неопытности и т. д. В данном случае разрешать конфликт следует исключительно уплатой виры-дията в пользу потерпевшей стороны.

Адаты XVI-XVII вв. были достаточно развитыми, чтобы не сводить все происходящее в стране убийства и наказания за них к одной лишь какой, либо категории. Так, в тексте «Свода» кайтагских законов упоминаются поранения и убийства по неосторожности, происходившие тогда, когда какой-либо кайтагец выходил на защиту родного села от нападавших соседей или когда он защищал свое имущество от лиц, пытающихся взять с него ишкиль.

Далее, в «Уставе Шиназского округа» первой половины XVII века, который распространял свое действие на часть территории нынешнего Рутульского района, говорится об убийствах и ранениях и о делении их на преднамеренные (амд) и произошедшие «по ошибке» (хата).

В соглашении унчукатлинцев конца 60-х годов XVII века различаются случаи, когда человека могли убить с «умыслом», т. е. преднамеренно, «похоже на то, что с умыслом» или же по ошибке.

Естественно, что такая градация, существовавшая в глазах жителей Унчукатля, должна была находить свое отражение в форме наказания человека, который совершил убийство.

Таким образом, в Дагестане в XVII веке, а возможно, и раньше, получили достаточно широкое распространение шариатские – по своему происхождению, – представления о том, что «кровные» преступления бывают преднамеренные и случайные и что наказывать за них следует по-разному.

Согласно тексту «Свода» кровники, вопреки семантике термина и шариатским установлениям, не передаются властями в руки палача или семье убитого, а высылаются на чужбину, причем любое селение Кайтага, в котором нет близких родственников убитого, обязано было принимать кровников, даже если это люди, пришедшие из другого общества.

Поселившиеся, таким образом, в далеком чужом селении, кровники сохраняли, однако, в своих руках определенное количество движимого имущества и пользовались там определенными правами.

Кровники, находясь в чужом селении, не могли и там ощущать себя в полной безопасности, ибо по их следам шли «искатели крови», т. е. близкие родственники убитого, которые считали своим долгом отомстить за последнего, убив либо самого убийцу-кровника, либо одного из его родичей, также изгнанного вместе с последним с родины в статусе кровника. «Искатель крови» старался при этом проникнуть в место пребывания своего кровного врага и убить его там, тем более что убийство кровника, а еще лучше – самого убийцы было делом официально безнаказанным.

Поэтому кровник, в свою очередь, был обязан, согласно тексту «Свода», сразу же выехать, из селения, являвшегося его убежищем, хотя бы на время, если внутри него оказался, в данный момент «искатель крови».

В противном случае такого кровника следовало подвергнуть наказанию за создание им опасной ситуации на территории своего убежища: «Свод» требует взыскать с него примерно 50 метров грубой ткани местного изготовления.

Если же кровник пожелает – по какой-либо причине, – уехать навсегда из кайтагского селения, «принявшего» его ранее, то дорога перед ним была открыта.

При этом текст «Свода» запрещал сопровождать уезжающего кровника за пределами того селения, которое служило ранее последнему в качестве убежища от «ищущих крови» («…вместе с ним никому ездить»).

Если же кто-либо из кайтагцев, к примеру, из дружбы или за плату, все-таки отправится вместе с уезжающим кровником за пределы селения-убежища и будет убит там рукой «ищущего крови», то кровь сопроводителя, следует считать безвозмездной.

Община селения, согласившегося принять на своей территории кровника-чужака, вместе с тем, не допускала, чтобы кто-либо из членов ее помогал «ищущему крови»: с того, кто даст знать «ищущему крови», где именно можно подстеречь и убить кровника, «Свод» требует взыскать примерно 50 м грубой ткани местного изготовления.

Если же «ищущему крови» удастся при помощи такого информатора убить своего кровника, скрывавщего в чужом селении, то родственники последнего автоматически получат право убить подобного информатора – доносчика, ибо кровь его становиться в глазах всего Кайтага отныне безвозмездной.

Итак, в ряде частей Дагестана, а может быть и по всей его территории, в XVII веке, несомненно, в более раннее время, существовал институт кровников, который имел местные доисламские корни. Кровником становился человек, который, убив своего или односельчанина или земляка, успевал скрыться, к примеру, в родовой башне от разъяренных родственников убитого, но затем высылался властью на чужбину, часто в сопровождении одного или нескольких (до 13 человек) своих родственников, также получавших статус кровников.

При этом в Дагестане существовал обычай разрушения родней убитого дома убийцы. Законно оставшаяся на родине родня убийцы давала близким убитого определенную сумму, часто натурой, в качестве платы за возможность безбоязненно проживать в своих домах. При этом следует напомнить, что в XVII в. родственники убитого имели право безнаказанно убивать кровника-изгоя и, в первую очередь, кровника-убийцу.

После окончания войны в Дагестане стала устанавливаться царская администрация, которая действовала в совершенно ином направлении. Система военно-народного управления предписывала вести судебные дела, связанные с кровной месть, не по шариату, а по адату.

А. В. Комаров, отмечал, "общее для всех адатов в Дагестане: везде убийство наказывается кровомщением или примирением на известных условиях". Учитывая замечания А. В. Комарова, не следует забывать, что одной из черт обычного права кавказских горцев является его партикуляризм, особенно выраженный в Дагестане, где в 60-х годах ХIX века действовало до 40 партикулярных систем обычного права. Во 11 половине XIX- начале XX вв. под влиянием русского законодательства этот партикуляризм смягчается, нивелируется. При всей своей пестроте структура общественного быта и нормы обычного права представляли собой один специфический для Дагестана уклад общественной жизни.

На состояние кровомщения в Дагестане с 60-х годов XIX века оказывали влияние два фактора – издавна укоренившиеся в народе обычаи (адаты) и распоряжения, законы царской администрации, которые "смягчали, "нивелировали" адатное право.

По дагестанским адатам в XIX веке уже не предписывалась обязательная месть, убийство за убийство, "кровь за кровь". Обычай допускает замену "крови материальной компенсацией за убийство и другие преступления, за которые полагалась кровная месть, родственникам по­терпевшего.

Это общая форма смягчения кровной мести, вытекающей из родового строя. В Дагестане в рассматриваемое время этот искупительный штраф выступает в двух формах – в форме дията и калыма.

У даргинцев последний был известен под названием "бухъ". "Бухъ"-это особая плата, которая взыскивалась в пользу родственников убитого вскоре по совершении убийства.

Х-М. О Хашаев так определяет содержание понятия "алым": " Алымом (пенею) называется то, что взимается с убийцы из родственников по отцу и матери в количестве, соразмерном степени их родства, а в словаре терминов как "вид штрафа, взимающегося за убийство о родственников убийц. У А. В. Комарова – «алым взыскивается всегда вскоре по совершении убийства с убийцы и его родственников по особой расклад­ке».

Как видно эти определения не дают четкого представления о сущности понятия "алым"

В отличие от алыма понятие "дият" в литературе толкуется более определенно. Сошлемся на тех же авторов – Х. -М. Хашаева и А. B. Кома­рова. "Дият – плата за кровь, возмещение, вносимое убийцей за уби­того", – таково обьяснение Х. -М. Хашаева. По существу то же самое мы находим и у А. В. Комарова "… дият, т. е. вознаграждение, есть условная плата, за которую лица, имеющие право на кровомщение, соглашаются простить убийцу".

А. Г. Комаров видит разницу между алымом и и диятом лишь в том, что первый "взыскивается вскоре по совершении убийства", a второй "уплачивается уже тогда, когда состоится условие о примирении". Здесь же он отмечает, что в некоторых округах "алым не берется, а заменяется диятом", в других дият отличается от алыма только по названию. Это подтверждается и адатами, имеющимися в нашем распоряжении. Так, в "Памятниках обычного права" мы нигде не находим упоминания об одновременном взимании дията и алыма. Почти повсеместно в горных обществах Дагестана взимался только дият, а в шамхальстве Тарков­ском и ханстве Мехтулинском фигурирует только алым. Содержание по­следнего ничем не отличается от содержания первого, что лишний раз доказывает правоту А. В. Комарова.

Исходя из вышеизложенного, впредь мы будем говорить об алыме и дияте, как понятиях по существу однозначных, по содержанию представляющих собой материальную компенсацию за кровь родственникам убитого.

Размер дията и его материальное выражение были различными в разных районах Дагестана. Это, очевидно, объяснялось уровнем разви­тия той или иной его части и прежде всего занятиями населения, хозяйственной жизнью. В горном Дагестане, где животноводство составляло основную отрасль хозяйства скот почти везде составлял основную часть дията.

Так в Аварском округе почти во всех селениях в состав дията входил бык или вместо быка взыскивалось 100 овец. Овцы в количестве 150 взыскивались также в Хваршинском обществе Андийского округа, в количестве 300 – в Капучинском наибстве, 230 – в Джурмудском наибстве Бежтинского округа и т. д.

В дият часто входили и предметы ремесленного производства. Земля представляла большую ценность для народов Дагестана. Она также в некоторых округах входила в натуральное выражение дията. Причем не просто земля, а пашня. В адатах сел. Голотль Аварского округа читаем: "… наследникам убитого самую лучшую пашню в восемь мер посева". В селах Мугар, Камди, Коболда Анцухского наибства Бежидского округа в пользу наследников убитого взыскивалась хлебопахотная земля размером в 4 меры. хлеба", в селах Мачар, Калда, Кабосида – место для посева 4-х саб хлеба" – в обществе Томс – пахотная земля в 12 мep". В Цекубском обществе стоимость 15 коров (половина дията) "взыскивается пахотными участками, расположенными в среднем расстоянии от селения.

Кроме того в дият входили различные продукты земледелия и животноводства, соль, дрова и проч

Величина и натуральное выражение штрафа, взыскиваемого за убийство, так же разнообразны, как алым и дият. Единообразны они только в Самурском (60 р.) и Казикумухском (30 р.) округах. В других местах штраф определяется для каждого селения отдельно.

Изгнание в канлы было обязательным элементом наказания за преступления, влекущие за собой кровную месть, у всех народов Дагестана в отдельных селениях убийца вообще не изгонялся. Вот что в этой отношении сообщает А. В. Комаров: "В некоторых частях Андийского и Кайтаго-Табасаранского округов убийце предоставляется на усмотрение бежать или оставаться дома и выжидать последствия сделанного преступления. В последнем – случае становится родственникам убитого в осадное положение. Он не может ни выйти из дома, ни выглянуть в окно, без опасения быть убитым жаждущими его крови» В прежнее время некоторые убийцы проводили в таком положении десятки лет. В Дидо и некоторых Анцухских селениях убийца не изгоняется из селения; а до примирения содержится дома, безвыходно, под наблюдением сельского начальства.

В адатах нигде не называется место изгнания в канлы и срок пребывания преступника в изгнании. Относительно места его пребывания чаще всего говорится: "изгоняется в отдаленный округ". Как ты иногда сам определял место, где ему можно было в безопасности дождаться времени примирения и прощения со стороны родственников убитого. В других случаях место изгнания определялось конкретно в каждом отдельном случае. А проживание преступника у того или иного лица в назначенном для жительства селении предоставлялось на его собственное усмотрение.

Срок изгнания в адатах также назван не совсем определенно – "до примерения", "до прошения". Он зависел в основном от "родственников убитого, "от социального положения убийцы, его влияния тухума убитого и т. д. ". В отдельных местах он по Комарову определен следующим образом: у кумыков – 2 года, в Тлейсерухе и сел. Арчи- 3 года, в Антльратле, Анцухе, Капуче и Дидо – 1 год. В своей монографии "Кумыки" С. Ш. Гаджиева пишет, что "по обычаю, "къанлы" – убийца должен был тайком покинуть селение на определенный срок (3-5, а иногда и 8-10 лет)". Иногда канлы вообще не возвращались в свое село, а образовывали отдельные хутора. Так возникли лакские селения-хутора Шовкра, Мукар.

Все эти меры – взимание алыма и дията в пользу родственников убитого, штрафа – в пользу сельского общества или начальствующих лиц, изгнание убийцы в канлы – предпринимались для того, чтобы помиритъ враждующие стороны.

Примирение обставлялось очень торжественно. Свидетелем его обычно становились все односельчане. Суть обряда примирения у всех народов Дагестана была одна и та же, а формы его развились не толко у отдельных народов, но и даже в отдельных селах.

У кюринцев, например, он состоял в следующем. Когда родственники убитого полностью получат дият и дадут согласие на примирение, на убийцу надевают саван и опоясывают его шашкой. В таком наряде убийца в сопровождении стариков и почетных людей идет в дом ближайшего родственника убитого. Находящаяся на нем шапка символизирует оружие для отомщения за кровь убитого им, а саван предназначен для погребания. Не доходя до ворот дома, процессия останавливается, из дому выходит выбранный из числа родственников убитого, снимает с канлы – шашку, саван и папаху и гладит его по голове. Мулла читает фатихе. Не этом обряд заканчивается, всякая вражда считается совершенно оконченной.

Обряд, примирения у кумыков состоял из двух частей. Вначале совершался обряд "бет гермен". (лицезрение), согласно которому враждующие тухумы выходили на площадь. Тухум убийцы должен был под охраной стоять на определенном расстоянии от родни убитого, их разделяли собравшиеся от всего селения почетные люди во главе с кадием. Обряд примирения заканчивался чтением кадием молитвы из первой главы Корана. Это было лишь начало прекращения вражды между тухумами, оно означало прекращение "погони за врагом". Пo истечении срока изгнания канлы и с возвращенной его домой организовывалось окончательное примирение, которое очень подробно описала С. Ш. Гаджиева.

Помирившиеся кровники становились очень близкими людьми, их отношения часто были более близкими, чем кровнородственные. У кумыков представители помирившихся тухумов называли друг друга "къан кьардашлар" (кровные братья).

Успех примирения, как правило, зависел от состояния убийцы, связей родства или покровительства какого-либо влиятельного лица. Человеку бедному, не имевшему большого родства, которое могло бы смочь, трудно выхлопотать прощение от богатых и сильных родственников убитого. Убийца же богатый и сильный родством и покровительством важного лица иногда отказывался примириться с бедными родственниками убитого им человека.

Сословный характер в решении вопросов примирения кровников обнаруживается в полной мере.

Адаты закрепляли за феодальной верхушкой ряд преимуществ и привилегий в делах по кровной мести.

Дела, связанные о кровомщением как говорилось выше, регламентировались адатом. Возможность примирения кровников, предусмотренная адатом, прежде всего и использовалась представителями русской администрации.

С этой целью в начале 1865 г были собраны подробные сведения по всем округам о враждующих семействах и приступлено к их примирению.

Главноначальствующего гражданской частью на Кавказе от 5/III за № 2086 география ссылки несколько меняется. Местом высылки в канлы в пределах внутренней России становятся губернии: Казанская, Рязанская, Самарская, Тульская и Уфимская, а для лиц, предположенных к высылке в Сибирь – Олонецкая губерния.

Если судить по "Алфавитному списку", то можно заключить, что факты пожизненной высылки во внутренние губернии России встречаются весьма редко. Из 26 человек, сосланных в течение 1905-1911 г. г. во внутренние губернии России, лишь 5 отправлены навсегда в Олонецкую Губернию(г. Опочка).

Таким образом, в первое десятилетие XX-века практика высылки в Сибирь заменяется высылкой в указанные губернии или в районы Дагестана. Последнее преобладает, об этом свидетельствует “Предписание председателя Дагестанского народного суда» от 20 сентября1911 г. № 2288 с резолюцией военного губернатора Дагестанской области, которое во всех случаях рекомендует назначать местом изгнания в канлы «отдаленнейший» «отдаленный», «ближайший» округа Дагестанской области.

Если, обращаясь к решению этих вопросов, мы попытаемся выяснить по современным понятиям, то получим ответы, которые не удовлетворят ни одного из современных юристов.

Таким образом, мститель может убить своего кровника (канлы) или в его же селении, куда, однако, кровник до полного примирения и не мог под охраной домашнего очага или мечети. Но такая встреча могла быть в результате большой случайности, тем более, что мститель не мог знатьгде живет канлы или его семейство, содействовал родственникам убитого убить канлы или кого из его семейства, то содействовавший делался канлы и хозяину дома, где жил канлы; дом его разорялся. Хозяин дома, в котором жил убитый, получал канлы". Но убийца все же не оставался безнаказанным. До примирения канлы не мог отчуждать имущества, оставшегося у него в селении, и не мог им пользоваться. Он должен был пользоваться всеми средствами, чтобы смягчить гнев своих мстителей. Он вынужден был искать заработок для предстоящей ему уплаты цены крови, и в то на одном празднике или пиршестве. Напрасно канлы стал бы искать выхода из этого положения бегством к чужеземцам или иноплеменникам. Не только в положение канлы ставился тотчас же самый близкий из его родственников. Только окончательное примирение могло возвратить ему спокойствие и приличия. По истечении этого срока начинались мирные переговоры. В них принимали участие не только родственники обеих сторон, но и духовные лидеры прежние времена даже сами цари и ханы. Условия мира вырабатывались с учетом местных обычаев и во всех подробностях.

С другой стороны, покушение на убийство не служило законным повострел, сделанный в противника в ссоре, если он сопровождался промахом, или хотя бы и повреждением, но совершенно ничтожным, требовало небольшого народных судей о причине такой снисходительности, они отвечали: "кто хочет убить, тот не промахнется". Очевидно, им и в голову не приходило, что можно Равным образом, не подлежали никакому преследованию подстрекатели. Отвечал только совершивший убийство. Впрочем, в некоторых обществах, при убийстве, совершенном группой лиц, разрешалось привлечь к ответственности и принять во внимание, что подстрекатели и все остальные, причастные к делу лица принадлежали в большинстве случаев к одному роду с убийцей, и виновность их перед народным судом выглядела не столь уж странной.

Личные оскорбления и нанесение постоять сам за себя, без содействия своих родичей. Только нанесение удара женщине наказывалось небольшим вознаграждением в ее пользу.

С организацией в Дагестане военно-народного управления были разработаны меры по ограничению послаблению обычая кровной мести. Кровнику строго запрещалось появляться в се­лении, где жили родственники убитого. Виновные в умышлен­ном убийстве, преднамеренном и с корыстной целью подлежа­ли наказаниям по военному суду или административной ссылке на определенный срок в отдаленные губернии России. Высылка убийцы из пределов Дагестана представлялась гор­цам изгнанием в канлы, поэтому они смотрели на решения администрации по убийствам “как на нечто незаконченное и временное, скорее как на оторочку, нежели наказание”. Только в результате многих лет судебной практики ссылка за убийство приняла в глазах горцев характер наказания, вслед­ствие чего резко сократилось число актов кровной мести. Был отменен обычай, разрешавший осуществление мести с по­мощью наемного убийцы. Всем окружным начальникам вме­нялось в обязанность добиваться примирения кровников, если кровная вражда возникла в случаях убийств в ссоре, драке, “неумышленных и случайных.