Суверенное владение и обоснование права на владение территорией

Общие замечания. По мере углубления исследований по истории и социальных и общественных структур политических образований позднесредневекового

Дагестана становится ясно, что территориальная организация этих политических единиц была куда более сложной, чем это можно было себе представить ранее, и куда более действенным фактором в формировании самих социально-политических и этнических структур.

Территориальное деление имело, помимо прочего, свою иерархическую структуру, отвечающую федерации джамаатов, т. е. вольному обществу или союзу вольных обществ. Группа территорий образовала общую территорию союза или вольного общества, но без верховной собственности, т. к. каждое общество могло выйти из союза и присоединиться к другому пограничному вместе со своей территорией.

Граница территории обозначалась специальными опознавательными знаками, и только изредка строились невысокие каменные столбы или устанавливались стены. В хронике о сел. Анди об укреплении села и обозначении границ говорится: «…они (андийцы – М. А.) высекли название селения на камне, высекли также на этом камне изображение орла и меча и поставили на краю села каменную стелу, высоко подняв ее на постаменте… По обеим сторонам этой стелы андийцы построили две высокие башни. В лесу они построили укрепление с одними воротами, охраняемыми дозорным… Люди этого села поставили такие же каменные стелы с изображением орла на всех границах своих владений».

Граница здесь обозначена с высокой точностью, называя урочища, речки и хозяйственные объекты. Курахская стела привлекает внимание рисунками, которыми сопровождается надпись. Рисунки изображают какого-то когтистого зверя, на спине которого нарисован лев, какое-то фантастическое чудовище, в пасти которого нарисована большая змея, и всадника на соколиной охоте.

Сохранившаяся курахская стела может свидетельствовать, что данные андийской хроники стела с высеченными надписями, изображением орла и сабли и ее установлении в селении, а также установлении таких же стел на границах андийских владений могли иметь место в их истории. В первом распоряжении имеется еще несколько свидетельств письменной традиции обозначения границ, игравших роль юридических документов, закрепляющих территориальные владения.

В письменных источниках наблюдаем два способа обозначения границ. Первый способ – это указания на границы по сторонам света и на границы соседних владений. Завещание Андуника составлено по этому признаку. Также составлена «Купчая» в 1617 году относительно границ владений, проданных Эндиреевским князем Темиром Чиркеевскому обществу. В купчей говорится, что проданное владение граничит с юга «с землей джамаата Чиркъата, с востока – рекою Койсу, с севера – Аксу, с запада – владением Амир Чупана». Традиция эта имеет достаточно много аналогий, как на Кавказе, так и за его пределами. Второй способ, более тщательный и подробный, с описанием самой границы без содержания указаний на стороны света, – прямое описание границы. Надпись на Курахской стеле составлена вторым, «описательным», более развернутым, если можно сказать, классическим способом. Письменное обозначение границ, относящееся к XVI-XVII вв., владений Гидатлинского союза джамаатов, как и текст на Курахской стеле, содержит подробное перечисление топонимических объектов на границе владений. Устная традиция обозначения границ была более распространенной, в большинстве случаев границы между владениями сельских обществ, обозначенные с чрезвычайной тщательностью с помощью объектов и микротопонимики, не фиксировались в письменных документах, а хранились в преданиях старших поколений – в коллективной памяти.

В коллективном сознании, право на территорию было совершенно идентично праву на частную собственность отдельных членов общества на землю, оба вида собственности складывались из источников, схожих по составу во всех звеньях между собой.

Происхождение права собственности общества на территорию в осмыслении и переосмыслении его истоков сводится к нескольким концепциям, среди которых наиболее широко бытует «охотничий» цикл, в котором основные персонажи облюбовывают себе понравившиеся места и занимают их. В хронике о происхождении с. Анди говорится: «… охотники прибыли на место поселения Анди, и добычей были два оленя и медведь. Двое из охотников по имени Ануш и его же родич Уллуби-харчи решили обосноваться здесь, так как им понравилась местность, климат, лес и дичь». Право обладания территорией община, прежде всего, осознавала как право исконного (векового) владения (земля предков).

Право первозаимки предками и наследование от них территории – это, так сказать, основная фундаментальная линия в представлениях и в коллективном сознании членов или союзов обществ на занимаемую территорию. В связи с границами Гидатля в источнике, в разделе «Сведения о тех, как они еще распределили между собой и установили границы» говорится, что первые на этой земле обосновались Шамхал и Кабтар.

Сохранился акт дарения гидатлинским союзом части своей территории ратлубцам, принадлежавшим в этническом и политическом отношениях ахвахскому обществу. Земля дарится на условиях отторжения Ратлуба от Ахваха и вхождения Ратлуба в Гидатлинское общество, «чтобы объединиться как бы в один джамаат и действовать едино во всех делах, а также распространить действие некоторых гидатлинских адатов на Ратлубское общество». С этой целью – говорится в акте – «гидатлинцы дали ратлубцам земли Битлину (горный хребет в границах со стороны «Цумухиших», «Башараб» и «Росдал тлар»). Условием в соглашении ставится еще и то, что «Адаты гидатлинского общества, связанные с охраной и разрешением пастьбы на лугах, распоряжаются и на этот горный хребет». По этому акту так же запрещалось возведение на дареной земле каких-либо построек, хуторов, башен и домов пока сохраняется единство ратлубцев и гидатлинцев. Нарушение условий дарения влечет за собой возвращение этих земель назад к гидатлинскому обществу: «Если ратлубцы изменят гидатлинскому обществу, то весь хребет будет принадлежать гидатлинцам».

Право владения территорией вследствие покупки считалось незыблемым и неоспоримым, очень часто составлялись купчие на приобретение территории, но операции по продаже общиной не поощрялись без крайней необходимости, а в иных обществах старейшин наказывали за продажу земель.

Право владения захватом или завоеванием нигде как таковое не декларировано, но сюжеты с прецедентами встречаются в документах и хрониках.

Территория аула или их союзов складывалась исторически, и источники ее формирования, как и средства борьбы за территорию, были многообразны. В основном право на суверенное владение территорией складывалось из таких основ, как потомственное владение, первозаимка, купля-продажа, завещание и дарение.

Борьба за территорию выливалась порою в длительную тяжбу, и документы свидетельствуют, что при мотивации прав владения и собственности на территорию помимо концепции («земля аула» в праве векового, «наследственного владения») использовались все формальные акты признания этих прав.

Условное владение территорией. Право условного владения территорией было достаточно распространено и хорошо изучено на дагестанских материалах. Мы ограничимся несколькими примерами. В хронике Аргвани говорится о предоставлении аргванинцами жителям с. Гадари и) узкой полосы земли, называемой Козий берег. В обширной хронике «Памятка на завтрашний день о том, как был основан аул Чиркей и другие села Салатавии», говорится, что основатели селения братья из Гента Муса и Хизри «начали поиски владельцев местности Чиркей-тала, чтобы они разрешили им (братьям) поселиться здесь. Чиркей-тала оказалась принадлежащей княгине («Бика чиугу») Зазай-бике из селения Нуцал, они попросили у нее разрешения поселиться в местности Чиркей-тала, на что Зазай-бика дала согласие…». Условное владение больше встречается на равнине и в предгорьях Дагестана. Часто арендаторы становились суверенами территорий, но многие оставались арендаторами в положении крестьян райатов.

Экстерриториальность – одно из наиболее выдающихся свойств, вытекающее из положения полноты собственности гражданских общин на их территорию – это иммунитет лиц и имущества «чужаков», и нераспространение на них норм адатов данного общества, т. е. то, что принято называть экстерриториальностью. Если человек, находящийся в доме, даже кровник или, что хуже, отверженный пользовался полной неприкосновенностью, то эта неприкосновенность распространялась на чужаков, вступивших на территорию любого общества – джамаата. Словом, территориальные владения общины становились как бы домом-убежищем, обычном на Северном Кавказе.

Весьма четко право территориального иммунитета вступало в силу во время взимания ишкиля (право насильственного взимания долга). В «Своде решений, обязательных для андалальского общества», экстерриториальность при ишкиле обеспечивается двумя пунктами: «Если берется ишкиль с гостя и тот, у кого он остановился, находится на своей территории, то с того, кто берет ишкиль, взыскивается один бык». Затем следует уточнение, по которому взимание ишкиля вне своей территории имеет полную законную силу и хозяин гостя не может тому воспротивиться, если дело происходит вне территории андалальского общества. В решении говорится: «Если гость и тот, у кого он остановился, находятся вне пределов своей территории и гость откажется от дачи ишкиля, то с него взыскивается один бык». Оба пункта с полной ясностью иллюстрируют «действие» и прекращение «действия» постановления, называя именно территорию, а не общество или дом хозяина, чьим гостем является должник. Не во всех сводах и уложениях имеются пункты, регулирующие дела по ишкилю, но переписка по делам ишкиля показывает, что нарушение экстерриториальности являлось наиболее частым предметом обсуждения между обществами.

Взимание ишкиля с соблюдением экстерриториальности было серьезной заботой обществ, и на тот случай одностороннего правил имеется особый пункт: «Мы решили руководствоваться порядком взятия ишкиля, установленным адатами других округов. Если они возьмут за пределами их земель, то мы тоже самое сделаем», т. е. здесь идут неоднократные договоры, необходимые между обществами по вопросам экстерриториальности, которые нарушались настолько часто, что этот пункт предписывает сохранять иммунитет по делам ишкиля лишь по взаимности. Экстерриториальность не соблюдалась, если пришельцы причинили материальный или моральный ущерб обществу.

Если при воровстве и т. п. пришелец должен был покинуть пределы территории, то о поступке данного лица извещались власти общества преступника, которые судили его по своим законам. «Ни добро, ни зло нашего джамаата не распространяются на пришельца», – гласит адат урадинского общества.

Путники, послы (вакилы), торговцы-чужестранцы – все пользовались иммунитетом. Во многих обществах экстерриториальность соблюдалась не только на территории одного аула, а на всей территории того или иного политического образования. К примеру, гидатлинцы и андийцы считали предосудительным совершить месть по отношению кровников-чужаков на своей территории. Чужак, если он совершал преступление по отношению к Гидатлю, уверяют информаторы, мог быть наказан только за гидатлинским мостом.

В адатах обществ экстерриториальность частных владений или территории общества получала отражение и в сводах постановлений отдельных союзов: «Если хваршинец убьет в своем обществе человека другого общества, то убийца покупает и передает наследникам убитого саван в три обвертка и быка стоимостью 10 рублей и, кроме того, делается кровником на общем основании». Наложения сверх общих композиций могут быть истолкованы только как наказания за нарушение экстерриториальности. В Каратинском союзе сельских обществ за нарушение экстерриториальности и в пределах владений каждого отдельного селения, входившего в союз, сверх общих нормативов (за убийство) дополнительно полагалось: «10 рублей хозяину гостя, а родственникам убитого 250 рублей».

Как уже говорилось, постановления ограждали гостя не только в пределах конкретного общества, но и в пределах союза обществ или политических образований в целом.

В последнем случае эти сверхналожения или суперкомпозиции были чуть мягче, чем если преступление по отношению к чужаку совершено на территории союза обществ».

Приведенный материал показывает, что в союзах сельских общин Дагестана в целом вопреки утверждениям в основном авторов дооктябрьского периода об отсутствии в них управления, на самом деле существовало организованное управление с четким разделением функций власти административно-должностных лиц разного уровня.

В целом из анализа приведенных источников видна преемственность всех ступеней управления союзов сельских общин, начало которым было положено еще в архаическую эпоху.

Во всех ступенях трехступенчатой управленческой структуры (управление сельской общины, союзов общин и союзов (федераций и конфедераций) последних) находились старшины являющиеся светскими руководителями, возглавлявшими и производившими также судопроизводство; их помощники в лице мангушев и исполнителей, выполнявших полицейские функции; кадии как духовные руководители (а во многих союзах также и светских); сходы сельских общин (джамаатов), союзов сельских общин и федераций и конфедерации последних и, наконец, советы старейшин в сельских обществах, союзах сельских общин (в главном селении, где находились руководители союзов).

Особенностью изучаемого периода являлось дальнейшее укрепление власти административно-должностных лиц (старшин и кадиев), превративших еще до XVIII в. свою власть в наследственную. Это трансформация органов управления, основанных на демократических началах, когда они из выразителей народной воли, интересов всего населения, становились в выразителей интересов знати.

Выборность административно-должностных лиц стала формальностью, внешней формой былого народоправства.

Богатые и влиятельные тухумы повсеместно фактически узурпировали право выдвигать на административные должности своих представителей. Они являлись вершителями дел и на сельских, и на союзных, и на федеративных собраниях, председательствуя в них, на которых принимались решения, но наиболее важным вопросам внутренней и внешнеполитической жизни.

В управленческой структуре различных союзов сельских общин были и свои особенности, но в целом она была однотипна, хотя с более четким организованным характером в одних из них и менее – в других.

Объединения союзов сельских общин – это своеобразные типы территориально-политических структур, небольшие государственные образования, которые ни по территории, ни по количеству населения, ни по политическому влиянию не уступали горским феодальным владениям, а зачастую и превосходили их во многом и многих из них.

Таким образом, из приведенного материала видно, что в союзах сельских общин Дагестана вопреки утверждения об отсутствии в них управления на самом деле оно имело место – союзы сельских общин имели полиструктурное, многоступенчатое административно-полити­ческое управление.

Характерной особенностью управленческой системы союзов сельских общин была преемственность управленческих структур всех ступеней управления – начиная от сельского и кончая федеративным управлением.

Особенностью управленческой системы союзов сельских общин Дагестана была и однотипность (в основном) институтов управления, начиная от старшин и кончая народным собранием. Характерно было это для союзов сельских общин всех народов Дагестана, на территории которых они имелись.

Условия примирения между общиной иланхеви и населением предгорья кахетии, составленные по повелению царя Ираклия II и при посредничестве Досифея Некресели
(1789 г.)

Текст документа, составленный и записанный на грузинском языке, до­шел в трех списках-копиях, которые хранятся в государственных собраниях Грузии, в том числе в Институте рукописей им. Кекелидзе (ф. 5а-2276, с. 1 чу; ф. Н-2507, с. 20).

Эти «Условия примирения», публикуемые здесь в переводе крупного грузинского кавказоведа В. Н. Гамрекели, включены в нашу работу по той причине, что являются они ценным источником, освещающим правовые воззрения, существовавшие в XVIIIв. среди дидойцев и капучинцев

Перевод текста

Община Иланхеви пожелала примириться с нашим Предгорьем, сообщив об этом его величеству [Ираклию II ]. Его величество же при­казал тут совершить это примирение. Иланхевские старейшины пришли к нам сюда: примирение они за­хотели оформить через нас, [Досифея]. И мы им в том не отказали -взяли на себя поручительство [контролировать положение дел] между нашим Предгорьем и ними. Мы взяли тут с обеих сторон [соответст­вующие] обязательства, заставив дать клятвенное заверение.

Люди нашей страны не должны причинять им вреда и не должны ничего отнимать [у них иланхевцев].

Если возникнет тяжба между [жителями нашего Предгорья и иланхевцами], то пусть будет она разобрана Нами. Силою пусть никто ничего [у иланхевцев] не забирает – ни князь, ни крестьянин. Если кто задолжает что-либо, пусть [поделят] пополам; тяжба же будет разре­шена Нами, [Досифеем].

«Изменой», силой и беззаконно пусть с ними [-иланхевцами] никто не поступает; пусть они приходят, торгуют и уходят с миром.

У жителей Предгорья взяли мы сие обязательство и заставили их поклясться, чтобы они отныне ни в чем не грешили. И у иланхевцев взяли мы такое обязательство, чтобы отныне в стране этой «изменой они ничего не портили, не воровали.

Если [иланхевцы] что-либо узнают о появлении войск [Дагестана] и разбойников (качахов), то, как смогут, пусть сообщат.

Не примирившегося [с нами] человека пусть они сюда торговать не приводят.

Если кто-либо из их общины совершит здесь зло и затем уйдет от­сюда в другую страну, то пусть [иланхевцы] не упрямятся: нанесенный тем человеком ущерб пусть возместит [его] джамаат, [взяв, что тут следует] из хозяйства и дома этого человека.

Жители одного села – эшитцы⁴, через капучинского⁵ Али Ганджашвили⁶ и через иланхевца Алуба Али, помирились с нами и мы взяли с них, в качестве залога, одно крымское ружье⁷.

Сколько бы иланхевских сел не примирилось с нами, с каждого се­ла должны дать в залог по одному крымскому ружью и соблюдать те условия, которые написаны выше.

Кто знает: люди [Иланхеви, положим, ] не оставят свои привычки -или нанесут они ущерб нашим, или убьют кого-либо, или похитят. Ли­бо, положим, наш человек убьет их человека, то каковая плата за кровь установлена Его величеством капучинцам и дидойцам⁸, пусть это же возмещение и плату за кровь отдадут [иланхевцам]. Если же они нане­сут ущерб нашему человеку или убьют его, или пленят, то ту же плату за кровь и возмещение пусть дадут уже они – нашим людям. На этих условиях заверили и наших людей и иланхевцев.

Кто знает: если, [положим] раздор учинят наши люди, то пусть они отошлют [в Иланхеви] взятое ими в залог ружье и сообщат [иланхевцам], что примирение более не в силе. Таким же образом, если раздор учинят они [-иланхевцы], то пусть потребуют они свое ружье и сооб­щат, что примирение более не в силе.

«Изменой ни наши люди не должны учинять раздор, ни илан­хевцы. На этом условии обе стороны поклялись – как люди нашей сто­роны, так и иланхевцы.

Нас, Досифея Некресели, обе стороны взяли тут в качестве поручителя.

Кто нарушит эти условия, должен заплатить десять туманов штрафа Его величеству царю [Ираклию II ]⁹: если наши люди нарушат, то десять туманов штрафа царю заплатят они, а если иланхевцы нару­шат, то они десять туманов штрафа царю заплатят.

Октября 2, 1477 /1789 год.

Досифей. Августа месяца 9 [в хроникой] 483.

Кайхосро пожаловал к Нам, а грамоту эту принес нам Агубас-ага, сделав это при посредничестве и по слову Жабо. Затем и мы копию сего – еще одну новую грамоту о примирении, – отдали, но только каса­ется она лишь эшитцев.

Некресели.