Социальная категоризация и стереотипы

Категоризация не получила в научно-методической литературе однознач­ной трактовки. Ее понимают, как минимум, в двух значениях — позитивном и негативном. В позитивном смысле категоризация — способность отличать одну социальную группу или категорию людей от других. Нахождение отли­чительных признаков — не менее сложная операция, чем поиск сходных черт. В негативном значении категоризация употребляется в качестве характери­стики жесткости или стереотипности мышления. Соответственно и как при­ем познания такую категоризацию отличает прямолинейность и жесткость суждений. Часто такая жесткость граничит с социально-негативной оценкой индивида или группы лиц, наклеиванием обидного ярлыка, безапелляци­онностью выносимых оценок или, попросту говоря, социальным клеймле­нием. Основу подобной процедуры составляет не социальное обобщение, а социальные стереотипы.

СТЕРЕОТИПЫ — это схематический, стандартизированный образ или представление о социальном явлении или объекте, обычно эмо­ционально окрашенные и обладающие большой устойчивостью. Выражают привычное отношение человека к какому-либо явлению, сложившееся под влиянием социальных условий и предшествующе­го опыта. Стереотипы являются необходимой составной частью ценностной ориентации и социальной установки, но нередко при­нимают форму устаревших взглядов, чрезмерно упрощенного вос­приятия жизненной ситуации, предвзятости и предрассудка.

К сожалению, здравому смыслу, а в еще большей степени обыденному сознанию, свойственно все утрировать, категорически осуждать, навешивать обидные ярлыки, т.е. создавать социальные стереотипы — жесткие образы, содержащие набор негативных признаков. Пример — социальный шаблон «лицо кавказской национальности». Зародившись в сфере обыденного созна­ния, стереотипы, шаблоны и предрассудки проникают в область научного познания, создавая профессиональному социологу множество неудобств. Не всегда он способен распознать своих врагов, часто они прикидываются друзьями, которые якобы помогают глубже познать окружающий мир.

Пример социального стереотипа, который выступает под маской социаль­ного типа, можно обнаружить в статье Л.Н. Когана «Духовный потенциал провинции вчера и сегодня», опубликованной в журнале «Социс». Слово «про­винция» появилось в русском языке в 1811 г., когда страна была разделена на отдельные территории — провинции. Впоследствии это деление было упразд­нено, а слово «провинция» приобрело другой смысл. «О провинция, ты рас-

тлеваешь людей, ты истребляешь всякую самостоятельность ума, охлаждаешь порывы сердца, уничтожаешь все, даже самую способность желать, какая воз­можность мыслить, когда кругом нет ничего, вызывающего мысль», — писал Н. Салтыков-Щедрин в 1856 г. об узости и скуке провинциальной жизни. Провинциал, соответственно, воспринимается не как житель провинции, а как носитель этого образа жизни, т.е. человек с низким уровнем культурного раз­вития, обыватель, лишенный высоких гражданских идеалов, типичный кон­формист, боящийся сильных мира сего, преклоняющийся перед всем столич­ным. Таким образом, провинциал — далеко не всякий житель провинции, а специфический тип личности.

Итак, что же получается? У нас получается большая социальная группа людей, называющаяся «все жители не Москвы». Почему? Потому, что про­винция начинается за большой кольцевой автодорогой. Там, где нет столи­цы. Да, это территориальное определение провинции. Сколько таких людей? Около 140 млн человек. Какая часть этой большой группы людей относится к социальному типу «провинциал»?

Из статьи следует, что качество провинциала — отсутствие гражданской позиции. Но разве оно присуще только тем, кто живет вне Москвы? А в сто­лице нет тех, у кого отсутствует такая позиция? Разумеется, есть. Но если мы расширим признаки социального типа «провинциал» и будем понимать про­винциала прежде всего как обывателя? Обыватель — это тот, кто лишен вы­соких гражданских идеалов, конформист, преклоняющийся перед всем сто­личным. Много ли их у нас в стране и где они проживают? Кто выходил в 90-е гг. на демонстрации против советской власти? Процентов 5—6 москви­чей. Остальные сидели дома, смотрели происходящее по телевизору. Мож­но ли сказать, что у них есть активная гражданская позиция?

Стало быть, по этому признаку жители столицы и люди, не живущие в столице, не различаются. Далее — конформизм, низкий культурный уровень. Сейчас говорят: «происходят извращение нравов, Россия спасется провин­цией». Что же получается? Провинция сегодня духовно выше столицы? Что­бы выяснить социальный тип, нужно изучить не только людей, но и их по­ведение. Например, говорят, что бумажные цветочки или слоники на комо­де раньше считались признаком мещанства, обывательства. А если кто-то старается избежать ответственности по работе — это признак обывателя? А может быть, признаком обывателя служат увлечение бульварными рома­нами, матерщина, просмотр телевизионной «мыльной оперы»?

Социальный стереотип — перенесение свойств, присущих отдельным людям, на всю категорию или группу — класс, слой, нацию. «Все чеченцы — преступники», «на Западе хорошо, а здесь плохо», «раньше дети были луч­ше» — распространенные стереотипы. Стереотип — не обязательно самый распространенный символ, но он должен быть ярким, эмоционально при­влекательным и удовлетворять чью-либо потребность в идентификации. К примеру, «лица кавказской национальности» воспринимаются как спеку­лянты, а в последнее время и как мафиози, хотя эти черты присущи от силы 5—15% представителей закавказских народов. Социальный стереотип исполь­зовался и в политических целях при сталинизме. В 40-е гг. Сталин выслал малые народы (депортация) в Сибирь, а после войны посадил в ГУЛАГ всех, кто находился в фашистском в плену: органы НКВД выявили немало шпи­онов — бывших советских военнопленных, которых завербовали и заслали в

тыл СССР. И все-таки их число не превышало 1 % от сотен тысяч военно­пленных, подавляющее большинство которых были патриотами, но которым, однако, приписывали свойства, присущие 1 % завербованных.

Социальные стереотипы пронизывают всю нашу духовную жизнь. Явля­ясь продуктами жизненного опыта, они сами организуют и направляют этот опыт. Социальные стереотипы — обыденные аналоги научных умозаключе­ний. Иначе говоря, логической основой является подведение части под об­щее, распространение свойств, характеризующих целый класс явлений, на каждое отдельное явление. Логической формой стереотипа служит суждение с квантором всеобщности.

Стереотип — обычное, массовое суждение людей об окружающем мире: «зимой всегда надо топить печку», «зимой всегда надо одеваться теплее». Причастие «всегда» указывает как раз на квантор всеобщности. Социальным этот стереотип делает то обстоятельство, что значительная часть наших суж­дений обращена к социальной среде. С их помощью мы каталогизируем людей по социальным слоям, классам, группам, сословиям и т.д. и, следо­вательно, наделяем конкретного человека теми свойствами, которые ранее мы приписали его социальной группе:

1. Все предприниматели — хапуги и обманщики.

2. Все женщины — стервы.

3. Все мужики — кобели.

4. Красиво одетые женщины, как правило, шлюхи.

5. Грузины — торгаши.

6. Армяне — хитрюги.

7. Те, кто ездит в «мерседесах», как правило, рэкетиры.

8. Сегодня все готовы брать взятки.

Согласимся, что такого рода суждения буквально пронизывают нашу жизнь. Они основа всей интеллектуальной жизни, они ориентируют наш опыт, направляют наши взаимоотношения с другими, подсказывают, что можно ожидать от тех или иных людей, и выполняют множество других по­лезных функций. Без них мы не можем обойтись. Выбросив один стереотип, мы тут же заменяем его другим. Общий объем социальных стереотипов не уменьшается — он постоянен, меняется только состав.

Иначе и быть не может, ведь стереотипы — продукты жизненного опыта, а он постоянно расширяется. Стало быть, существует тенденция расширения, а не сужения числа стереотипов. Стереотипы — некритические суждения об окружающих нас явлениях. Это их обязательное свойство. Почему? Потому что стереотип не просто суждение, он наш защитник, слуга, друг, помощ­ник. Вас обидела женщина, и вот готово суждение: все женщины — стервы. В глубине души вы понимаете, что не правы: не все, а лишь та, с кем вам довелось столкнуться, т.е. из всего класса женщин надо выделить лишь от­дельных особей, принесших вам несчастье. Кроме того, причиной этих не­счастий вы можете быть сами. Именно так чаще всего и происходит: причи­ной ссоры, размолвки, конфликта и т.д. являются оба участника, а не один. Но стереотип — некритическое суждение. Он пристрастен, и только поэто­му он нужен нам. Он подготовил для вас оправдание: не вы, а женщины — стервы. Таким образом, социальный стереотип — это один из инструментов психологической защиты.

Но у него есть и другие функции. Одна из них — служить инструментом сокращения описания социальной реальности. Он «упаковывает» информа­цию о внешнем мире в удобные для вас формулы. Тем самым он предупреж­дает и ориентирует вас, причем в очень сжатые сроки. Стереотип говорит вам: «Осторожно! Все армяне — хитрецы, а все мужики — кобели!» Срабатывают ваши защитные механизмы, мобилизуются интеллектуальные ресурсы и, как знать, может быть, благодаря этому вы не совершили еще ни одной ошибки, не допустили рокового промаха. А может быть, и наоборот — поддавшись обаянию стереотипа, вы неправильно занесли явление в свой реестр: имен­но эта женщина, которую вы считаете стервой, может быть верной спутни­цей вашей жизни. Но этого уже никогда не проверить — вы расстались с ней, предупрежденные своим «бдительным стражем».

Так что стереотипы могут ошибать­ся. А что это значит? Это значит, что приборы, служащие локаторами и ори­ентирующие вас во внешнем мире, либо сломались, либо изначально работают неисправно. Так оно и есть. Стереоти­пы должны быть неисправными. Так записано в их определении: стереотип — некритическое, одностороннее суждение о чем-либо, вынесенное в катего­рической форме.

Всякий, кто пробовал переубедить человека в дружеской беседе, моби­лизуя все свое красноречие, знает бессмысленность подобного занятия. Сте­реотипы — как крепость, их разрушает только сильный враг при длитель­ной осаде. Ваши слова — как дробинки для слона. Стереотипы создавали жизнь и делали это годами, если не десятилетиями. Они превратились в навыки и установки, всплывающие на поверхность помимо вашей воли и сознания. Ваше сознание над ними не властно, они действуют автомати­чески. А раз так, то как их могут разрушить словесные аргументы? Но вся­кий раз — оглянитесь вокруг — мы упорно встаем на неправильную дорогу. Родители наставляют детей: «Не женись рано, окончи сначала институт». И все зря. Срабатывают физиологическая потребность или стереотип. Пер­вая руководит только сексуальными действиями, второй — всем остальным. Если вы не смогли его обнаружить, то это вовсе не значит, что его нет. Стереотипы везде, их даже больше, чем мы думаем или чем нам этого хо­телось бы. Почему? Да потому что они составляют фундамент наших ра­циональных суждений об окружающем мире. Они самая универсальная, экономическая и эффективная форма, в которую «упаковывается» соци­альная информация. У социального стереотипа по крайней мере три состав­ляющих:

1) логические операции подведения частного под общее (операция обобще­ния), перенесения признаков одного объекта на другой, обратная обоб­щению операция конкретизации. Таким образом, стереотип создаетсяметодом индукции, а применяется методом дедукции;

2) психологический механизм формирования стереотипа, видимо, тот же,что и у навыков, т.е. путем повторения. Кроме навыков, в стереотипеприсутствуют установка (готовность действовать шаблонным образомв новых ситуациях), психологическая защита (оправдание собственныхпоступков), мотивация (примерно то же, что и защита, т.е. оправдание

своей правоты), механизм релаксации («предприниматели — жулики, а я не жулик и мне от этого легче») и др.;

3) социологическое, или социальное, содержание — совокупность значений, смыслов и оценок, выработанных единством или группой, но усвоен­ных (интерпоризованных) индивидом.

О третьей составляющей, включающей в себя и социально-психологичес­кие компоненты стереотипа, надо поговорить подробнее. Стереотип отража­ет статус, т.е. социальное положение человека в обществе, плюс его оценку. К примеру, я не являюсь предпринимателем, не хватило способностей сколо­тить состояние, я им завидую и одновременно вижу, что подобные состояния сколачиваются нечестным путем. Как интеллигент, я отрицаю нечестные спо­собы обогащения. Следовательно, я должен осуждать тех, кто выбрал эту жиз­ненную стратегию. Поскольку нечестное обогащение — массовое явление, моя психика заготавливает шаблон, т.е. объяснительную и одновременно оценоч­ную схему: все предприниматели — жулики. Но мой знакомый — предприни­матель, и он думает иначе. Он считает, что основной способ обогащения — трудолюбие, предприимчивость и организаторские способности. Он не может думать о себе, что он жулик. Напротив, он заготовил другой шаблон: все не­предприниматели — ленивые люди.

Социальный стереотип — это способность мыслить мир в терминах своей социальной группы. Для бедных богатые — жулики, для богатых бедные — лентяи. Но для бедных бедные не могут быть лентяями, а для богатых бо­гатые — жуликами. Стереотип формирует суждения и оценки не своей, а другой группы, которая ни в коем случае не является референтной. Другая группа — враждебная или негативно-оцениваемая. «Все толстые — обяза­тельно обжоры», но в этом убеждены только худые. Сами толстые думают о себе по-другому.

Можно сказать иначе. Социальный стереотип — предубеждение одной группы в отношении к другой. Яркий пример — расовые, национальные и этнические, религиозные и политические предубеждения. Есть даже межпо­коленные предубеждения: старики возмущаются поведением молодежи, а та, в свою очередь, называет их консерваторами. Давно известно, что старики всегда ворчали на молодежь, считая ее испорченной и развращенной, — так было даже в Древнем Египте 5000 лет назад, и тому сохранились докумен­тальные доказательства. Известно и другое: молодежь разная, и подводить всех под единый стандарт бессмысленно. Но человечество упорно продол­жает это делать с каждым следующим поколением, несмотря на прогресс просвещения и даже вопреки внутренним здравым установкам.

Таким образом, возраст некоторых социальных стереотипов исчисляется тысячелетиями, других — столетиями и десятилетиями. Есть старые стерео­типы, а некоторые возникли совсем недавно. В течение 70 лет американцы (да и не только они) воспринимали СССР как основную угрозу миру. Точно также заставляли советских людей воспринимать США. Следовательно, су­ществует еще одна разновидность социальных стереотипов — идеологичес­кие шаблоны. Наряду с ними имеются и тендерные стереотипы — например, убеждение мужчин в том, что женщины — плохие руководители, и убежде­ние женщин в том, что лучше всего готовят пищу именно они. Стереотипы универсальны, они пронизывают все сферы повседневной жизни. В этом они схожи с коллективными привычками и обычаями, разница лишь в том, что

стереотипы — область вербального поведения и мышления, а привычки и обычаи — область реального поведения.

СОЦИАЛЬНОЕ РАНЖИРОВАНИЕ

Ранжирование — это оценка социальных типов по какой-то количествен­ной шкале.

Например, вы строите шкалу популярности политических лидеров, на которой в иерархическом порядке сверху вниз расположены самые популяр­ные (у них максимальный балл), менее популярные и самые непопулярные фигуры (минимальный балл). Или, скажем, вы начинаете оценивать какие-то социальные типы с точки зрения богатства. Ваш здравый смысл свидетель­ствует, что проживающие в четырехкомнатной квартире наверняка богаче, чем проживающие в однокомнатной, а проживающие в двухкомнатных и трехкомнатных квартирах занимают промежуточные позиции. Так, исполь­зуя какой-то признак (в данном случае — жилищную обеспеченность), вы ранжируете социальные группы.

Получившаяся шкала может быть весьма приблизительной, субъективной, либо точной, выраженной количественными признаками. Стихийный соци­олог, как и начинающий ученый, не должен ставить целью немедленно достичь научно значимых результатов. Главное, что вам удалось проранжировать мно­гочисленные явления, среди которых вы раньше никак не могли установить порядка, т.е. соединить их в иерархическую шкалу и определить меру повы­шения или снижения выделенного признака. К примеру, вы интуитивно, толь­ко на уровне здравого смысла можете проранжировать лиц, злоупотребляю­щих алкоголем. Вы построите шкалу, на верхней позиции которой будут на­ходиться «окончательно спившиеся», ниже разместятся «алкаши», «хроники», «пьяницы», внизу — «пьющие», «выпивающие», «поддающие», «прикладыва­ющиеся», «употребляющие». Возможно, что все перечисленные понятия вы­ражают совершенно разные уровни алкоголизма, а возможно, что их можно сгруппировать, укрупнить, считая, к примеру, что «выпивающие» и «поддаю­щие» выражают одну степень, но разными словами.

Любая социальная шкала условна. Ни один врач, психолог или нарколог не скажет, сколько литров в год требуется, чтобы отнести человека к разряду «поддающих» или «алкашей». Нет такой количественной меры. Специалист, к помощи которого всегда прибегает социолог на ранней стадии составления своей программы, может только охарактеризовать модели поведения и образ жизни основных социальных типов, выделенных по критерию алкоголизма. Он скажет, что «окончательно спившиеся» — это обитатели социального дна, они принадлежат к андерклассу. Вся жизнь их посвящена добыванию алкого­ля: сутра они стоят у магазина, выклянчивая деньги на «пузырек», всю мебель, которая была у них в доме, они давно продали и т.д. Напротив, самой легкой степени алкоголизма подвержены практически все взрослые люди, большин­ство из которых умеренно выпивают по праздникам. Конечно, на первых по­рах социологу трудно будет правильно классифицировать, например, такой поведенческий акт, как поиск повода к выпивке. К какой категории следует отнести таких людей? Но со временем, когда вся шкала будет заполнена, про-градуирована, им обязательно найдется место.

В шкале алкоголизации вовсе не важна количественная дистанция между соседними позициями. Это не метрическая шкала. Расстояние между первым и вторым местами не обязательно должно равняться расстоянию между вто­рым и третьим, между третьим и четвертым и т.д. Здесь важен принцип гра­дуирования. Вы ранжируете модели образа жизни и их последствия. К при­меру, социолог доказал, что если у большинства населения отмечается сред­ний уровень алкоголизации (когда взрослые мужчины ищут любого повода, чтобы выпить (хотя их и нельзя еще отнести к алкашам), что снижает их про­изводительность труда и ухудшает дисциплину труда по сравнению с мало- или непьющими лицами в 1,5—2 раза, а это легко устанавливается эксперименталь­но), то страна, где более 60% экономически активного населения подвержено этому пороку (цифры устанавливаются в репрезентативном выборочном оп­росе взрослых мужчин либо в опросе экспертов), будет хронически отставать по уровню экономического развития от передовых капиталистических стран, в которых показатель алкоголизации существенно ниже.

Таков прием социального ранжирования. Точные его формы применяют­ся в науке, приблизительные и неточные — в повседневной жизни. В быту мы постоянно ранжируем, сами того не замечая. За нас ранжирование про­делывает наша интуиция — автоматически и практически незаметно. Замет­ным оно становится только в том случае, когда происходят ошибки: вы по­местили этого человека на ступеньку ниже в своей иерархии, обошлись с ним несколько более сурово, чем он того заслуживал, — и в результате на работе у вас случилось множество неприятностей. С процедурой стихийного ран­жирования чаще других сталкиваются продавцы, ювелиры, официанты, швейцары, таксисты, рэкетиры, менялы, офисные менеджеры и представи­тели других профессий, которые имеют дело со множеством клиентов раз­ного социального положения, стремятся угадать их потребности, толщину их кошелька и стараются обслужить их в зависимости от этого фактора. Са­мые опытные из них определяют место клиента на социальной шкале с пер­вого взгляда, на основе почти невидимых и понятных только им примет.