Здравый смысл и научное познание

В обыденной жизни мы поступаем так же, как ученые ведут себя в науке: мы создаем собственные теории, которые объясняют окружающий мир, по­могают в нем лучше ориентироваться, служат руководством к действию и даже помогают предсказывать будущие события. Наши доморощенные тео­рии, как и научные, опираются на коллективный опыт предшественников, постоянно проверяются и перепроверяются практикой. В них то и дело вно­сится нечто новое, отбраковывается за ненадобностью старое. Теории, как плод нашей творческой интуиции, постоянно пишутся и переписываются. Трудно даже сосчитать, какое количество подобных теорий имеется у каж­дого человека. Их можно систематизировать по сферам жизни (социальные, экономические, политические, этические, религиозные, национальные и др.), уровню обобшения, (универсальные, т.е. на все случаи жизни, или частные, годящиеся для конкретных случаев), способам получения (заим­ствованные из книг, у чужих, у родителей, выстраданные самим). Познание обыденных теорий, составление их карты и топографии — одна из интерес­нейших задач социолога.

Следовательно, мы можем сказать, что здравый смысл — это черновой набросок научной теории. Здравый смысл может определяться как народной мудростью, так и заблуждениями, отделить которые друг от друга — задача науки.

Научная теория имеет дело с установлением закономерностей. Поиск повторяющегося в окружающем мире — основа научного знания. Когда мы знаем, что вслед за слухами о повышении цен на продукты питания на опто­вых рынках наступает паника, в результате которой все сметается с прилав­ков, мы устанавливаем определенную закономерность поведения людей, которая помогает нам правильно построить собственные действия. Мы с раннего утра уже мчимся на рынок или, напротив, ожидаем спада ажиота­жа. Главное, мы установили повторяющуюся особенность поведения боль­ших масс людей. Она наступает с такой же регулярностью, с какой солнце встает на востоке, а заходит на западе.

Известно, что средний и низший классы отовариваются преимуществен­но на оптовых рынках — здесь цены ниже, но и товары качеством похуже, а иногда продают и заведомо фальсифицированный товар. Решая дилемму «низкие цены, но плохое качество», средний и верхний слои среднего клас­са вспоминают принцип здравого смысла: «я не такой богатый, чтобы поку­пать дешевые вещи». Такова житейская мудрость, и часто она себя оправды-

вает, точнее, она оправдывает себя почти всегда. Каждый из нас может при­вести немало примеров, когда погоня за дешевизной оборачивалась непри­ятностью.

Обнаружение закономерностей — первейшая задача науки и здравого смысла, жизненно важная для них, задача, которой нельзя поступиться. За­кономерности, тенденции, регулярности помогают упорядочить социальное окружение, сделать его предсказуемым, осмысленным и менее опасным.

Здравый смысл пытается выловить такие закономерности на своем уров­не. Это определенная предтеча научной теории. Можем ли мы выявить их с помощью общественного опроса, интервью, наблюдения, эксперимента? Здесь доступны все средства, так же, как для научной теории. Мы можем, понаблюдав длительное время за поведением людей, например, при помо­щи включенного наблюдения на предприятии, определить закономерности поведения забастовщиков. Так в начале XX в. Ф. Тейлор изучал рестрикци-онизм на предприятии, т.е. сознательное ограничение нормы выработки, описывал поведение рабочих: когда им снижали расценки — они сокращали свою производительность. Подобное поведение соответствовало правилам здравого смысла: зачем работать сверхсилы, если хозяин все равно не запла­тит больше. Выяснить данную модель поведения Тейлору удалось в довери­тельной беседе с глазу на глаз. Причина применения интервью, а затем и включенного наблюдения (Тейлор сам трудился простым рабочим, чтобы наблюдать рабочих в повседневной жизни) заключалась в том, что американ­ские рабочие тщательно скрывали от администрации свои истинные возмож­ности и истинную выработку.

Многолетний опыт научил их тому, что если они не снизят производи­тельность труда при понижании расценок, то им придется за те же деньги вка­лывать гораздо больше. Рестрикцио-низм привился в рабочей среде и стал правилом неформальных отношений. Новичков, поступивших на работу, пожилые рабочие сразу же поучали: «работай как все, иначе будешь нака­зан». Происходил процесс трудовой социализации. Подобное правило — пример теории здравого смысла. Ни в какой научной литературе с ним по­знакомиться нельзя. Она являлась ча­стью классового сознания рабочих и включала в себя систему стройной ар­гументации о том, почему в интересах рабочего класса выгоднее прибегать к рестрикционизму.

Таким образом, если общественное мнение фиксируется преимуществен­но одним методом — массовым опросом, то для изучения обыденного созна­ния нужны два метода — глубинное интервью и наблюдение, а для исследо­вания здравого смысла — все основные методы социологии. К примеру, для изучения народных пословиц применим анализ документов.

Здравый смысл, в отличие от научной теории, не универсален. Он представ­ляет собой обобщение жизненного опыта не только вот этого, и никакого иного человека, но и опыта лиц определенной возрастной группы, определенного

социального класса, определенной профессии, даже определенного типа. На­учное знание подобных ограничений не знает. Предположим, вы беседуете с мужчиной, относящимся к типу дамских угодников; и он вам советует: никогда не женись на слишком молодых — они еще не нагулялись и не знают, что им нужно; разница между супругами не должна превышать 20 лет. Вы просите объяснить. Он ссылается на то, что женился три раза, и все время неудачно. Ему возражают: таков только ваш жизненный опыт, который зависит от ха­рактера, ценностных ориентации, отношения людей, социального положения, и вряд ли он распространим на других людей. Так оно часто и бывает. Лове­лас — это определенный социальный тип человека. Он не может не волочить­ся за женщинами в силу врожденной склонности. И когда он советует и дру­гим никогда не жениться, то подобная рекомендация применима только к таким людям, как он, и неприменима ко всем другим.

Наука — это сфера коллективного знания, которое многократно проверя­ется в самых разных условиях, это сфера истинного знания. Отличительная черта научного суждения — это возможность его проверки любым исследова­телем в любой точке земного шара с аналогичными инструментами. Пример: житель России сделал умозаключение о том, что один протон распадется на два электрона, и он открыл это на каком-то сверхмощном синхрофазотроне. Для того чтобы это суждение стало частью научного знания, американские и европейские физики должны точно на таком же инструменте провести подоб­ный опыт при таких-то условиях и получить такой же результат. Если он по­лучен, значит, ваше знание является истинным. Физические закономернос­ти, или физические законы, действуют и в Америке, и в Европе, и в России.

Законы притяжения не зависят от страны. Поэтому нельзя говорить, что существует русская или американская физика — есть просто физика. Прове­дем аналогию с социологией. Есть ли буржуазная социология? Есть ли мар­ксистская социология? Раньше учили: «Бойтесь первую и отстаивайте дру­гую». Один из авторов настоящей книги тогда говорил: «Если социология — точное знание, то не может быть ни советской физики, ни американской фи­зики, ни советской или несоветской социологии. Если вы установили, что в неблагополучных семьях дети чаще, чем в благополучных попадают в кри­минальные ситуации, в полицейскую статистику или в тюрьму, что еще хуже, и эта закономерность обнаружилась у нас, обнаружилась в других развитых странах, можно сказать, что это универсальное открытие».

Научное знание — это абсолютно достоверная информация о конкретном явлении, которая подтверждается другими учеными, работающими в сход­ных условиях и использующими сходные или одинаковые инструменты по сходной методологии. Если данные, полученные одним ученым, могут про­верить другие ученые и получить сходные или одинаковые результаты, то только в этом случае можно говорить о научном знании.

Сходство науки со здравым смыслом здесь очевидно. Здравый смысл так­же опирается только на те знания, которые многократно проверяются и пе­репроверяются в ходе многовековой практики. Различия заключаются в ме­тодах достижения истины. Наука оперирует научным методом и специаль­ной методологией, а здравый смысл — стихийной проверкой, опытным наблюдением многочисленных дилетантов, которые, даже получив проти­воречивый результат, продолжают верить в коллективный миф. Здравый смысл подсказывает: выходить замуж лучше за представителя одного с то-

бой социального класса, к которому принадлежит и невеста. Заранее огра­ничивается круг поиска претендентов. К тому же такой поиск намеренно подчиняется рациональным критериям. Но брак заключается по любви, а не по социальному выбору. Чувство подсказывает девушке, что замуж надо выходить вот за этого мужчину, которого она полюбила, а разум предупреж­дает: он из другого социального класса. В данном случае опора на здравый смысл как на разновидность народной теории, обобщающей многовековой опыт, может подвести. Но точно так же может подвести и научная теория, которая оперирует средними величинами, большими числами, массовыми событиями. Она говорит о тенденции в целом, но не о конкретном случае. Свои знания наука проверяла на множестве незнакомых людей и выявляла общую для них тенденцию, но может совершенно не годиться для вашего жизненного случая.

Каждый человек накапливает сумму практических суждений здравого смысла, которая отражает только его ограниченный опыт. Здесь есть кое-что из коллективной сокровищницы, но немного. Основная часть личного здра­вого смысла — это накопленные индивидуальные правила. Ловелас, волоча­щийся за женщинами, ведет себя, руководствуясь определенной моделью. Его опыт однороден. Он не пробовал быть преданным и верным одной жен­щине. Человек вообще имеет очень однородный социальный опыт. Он не в состоянии прожить жизни других людей, побывать в иных ситуациях, попро­бовать иные модели поведения и т.д. Стало быть, его здравый смысл, его обыденная модель применима только к нему одному либо к похожим на него людям. Здравый смысл носит узкогрупповой характер, он распространяется на людей одного социального типа — на всех партийных активистов, лове­ласов, сутяг или авантюристов. Они совершают похожие действия, ведут сходный образ жизни, разделяют одинаковые жизненные принципы и иде­алы. В отличие от него научная теория универсальна.

Научное познание выросло из обыденного сознания, но в настоящее время две формы познания довольно далеко отстоят друг от друга. В чем их глав­ные различия?

1. Наука ориентирована на познание сущности предметов и процессов, что вовсе не свойственно обыденному сознанию.

2. Научное познание требует выработки особого языка науки, а обыден­ное сознание использует общеразговорную лексику.

3. В отличие от обыденного сознания, научное познание вырабатывает свои методы и формы, свой инструментарий исследования.

4. Для научного познания характерны планомерность, системность, ло­гическая организованность, обоснованность результатов исследования, чтсже присуще обыденному сознанию.

5. Наука стремится доказать любые утверждения, которые она выдвига­ет, а обыденное сознание этим чаще всего пренебрегает.