Научные «доказательства» в СМИ

 

В газетах 2002 года было нечто большее, чем просто обеспокоенные родители. Там было немного науки для поддержания динамики: думаю, вы запомните компьютерные изображения вирусов и стенок кишечника и истории о лабораторных данных. Почему я об этом не упомянул?

Ну, во-первых, эти важные научные данные появлялись в газетах и популярных журналах, преподносились на встречах, то есть где угодно, только не в серьезных научных журналах, где их можно было бы почитать и оценить. В мае, например, Уэйкфилд «эксклюзивно» сообщил, что более 95 % тех, у кого вирус был обнаружен в кишечнике, могли получить его только с вакциной, так как не болели корью. Он опубликовал это не в академическом журнале, а в цветном воскресном приложении.

На арене стали появляться и другие персонажи, заявляя, что они сделали важные открытия, но также не публиковали их в серьезных научных изданиях. В телепрограмме «Сегодня» и в нескольких национальных газетах сообщили, что фармаколог Пол Шетток (Paul Shattock) идентифицировал подгруппу детей с аутизмом, который был результатом MMR. Шетток очень активен на веб-сайтах противников вакцинации, но все еще, годы спустя, не опубликовал свою работу, хотя Медицинский исследовательский совет пред ложил ему в 2002 году, чтобы он опубликовал свое исследование и представил в совет положительные результаты.

Тем временем доктор Артур Кригсман (Arthur Krigsman), детский гастроэнтеролог, который работает в пригороде Нью- Йорка, рассказал в Вашингтоне, что он обнаружил интересные вещи в кишечнике детей с аутизмом при исследованиях с помощью эндоскопа. Это широко цитировалось в СМИ. Вот цитата из газеты Daily Telegraph:

 

«Ученые в США сообщили о первом независимом подтверждении исследовательских данных д-ра Эндрю Уэйкфилда. Открытие д-ра Кригсмана важно, поскольку это независимое исследование, подтвердившее, что ранее неидентифицированное и опаснейшее сочетание болезни кишечника и болезни мозга поражает маленьких детей – и это утверждение было отвергнуто Министерством здравоохранения как несостоятельное».

 

Насколько мне известно – а я очень хорошо умею искать такие вещи, – новое открытие Кригсмана, которое подтверждало данные Уэйкфилда, также не было опубликовано в академическом журнале: я не нашел его следа в Pubmed, указателе почти всех опубликованных научных статей.

Если вы еще не поняли, почему это так важно, я объясню еще раз. Если вы зайдете в здание Королевского общества в Лондоне, то увидите его гордо красующийся девиз: «Nullius in verba» – «Не верь на слово никому». Мне бы хотелось, чтобы это относилось к важности публикации нормальных научных статей. Доктор Артур Кригсман заявлял в течение многих лет, что нашел доказательство связи между MMR и аутизмом и заболеванием кишечника. Не опубликовав свои результаты, он может заявлять это, пока не посинеет, потому что до тех пор, пока мы не увидим точно, что он сделал, мы не сможем узнать, какие недостатки, возможно, присутствовали в его методах. Может быть, он неправильно выбрал испытуемых. Может быть, он измерял не те вещи. Если он официально не опишет свои исследования, мы никогда этого не узнаем, поскольку это то, что делают ученые: они пишут статьи и разбирают их, чтобы убедиться, что их данные правильные.

То, что Кригсман не опубликовал свою статью в академическом журнале, не было единичным случаем. Фактически это продолжается годы спустя. В 2006 году происходит точно такая же вещь. «Американские ученые снова связывают аутизм с вакциной MMR», – вопит Telegraph. «Ученые боятся, что вакцина MMR связана с аутизмом», – рычит Mail. «Американское исследование подтверждает заявления о том, что вакцина MMR связана с аутизмом», – хрипит Times на следующий день.

Что это за пугающие новые данные? Эти страхи были основаны на стендовом докладе на конференции, которая еще не состоялась, на исследовании, которое еще закончено не человеком, в течение долгого времени заявлявшим об открытии, которое так и не опубликовано ни в одном серьезном журнале. И этим человеком четыре года спустя опять был Артур Кригсман. На этот раз история была другая: он обнаружил генетический материал (РНК) вируса кори, того самого штамма, который использовался для вакцины в некоторых образцах из кишечника детей с аутизмом и кишечными проблемами. Если это правда, это соответствует теории Уэйкфилда, которая в 2006 году уже лежала в руинах. Мы также можем упомянуть, что оба доктора работают врачами в Thoughtful House («Задумчивый дом»), частной клинике для больных аутизмом в США, где практикуются эксцентрические методы для лечения нарушений развития.

Telegraph продолжала объяснять, что недавнее неопубликованное заявление повторяло подобную работу Эндрю Уэйкфилда 1998 года и работу профессора Джона О’Лири (John O’Leary) 2002 года. Это было по меньшей мере неправильное заявление. В 1998 году не было работы Уэйкфилда, которая бы соответствовала описанию в «Телеграф», по крайней мере я не нашел. Я подозреваю, что газета имела в виду печально известную работу в Lancet, которая к 2004 году была частично аннулирована.

Тем не менее есть две работы, которые предполагают наличие следов генетического материала вируса кори в кишечнике детей. Они очень активно освещались в прессе полдесятилетия, однако газеты ни словом не обмолвились об опубликованных данных, показывающих, что результаты этих работ были ложноположительными, как мы увидим далее.

Одна работа 2002 года, Кавашимы и его коллег (в авторах которой значился и Уэйкфилд), заявляла, что генетический материал вируса кори был обнаружен в белых кровяных клетках. Это вызывает сомнение, поскольку при попытках повторить анализ было показано, каким образом могли появиться ложноположительные результаты. Кроме того, есть свидетельство Ника Чэдуика, работу которого мы уже описывали. Сам Уэйкфилд, кстати, уже не ссылается на эту работу.

Вторая работа – это статья О’Лири 2002 года (одним из авторов также является Уэйкфилд), в которой приводятся данные о наличии РНК вируса кори в образцах ткани детей. Дальнейшие эксперименты, однако, показали, где появились ложноположительные результаты, и в 2004 году профессор Стивен Бастин (Stephen Bustin), проводивший по этим результатам экспертизу для суда, объяснил, как он установил – посетив лабораторию О’Лири, – что эти ложноположительные результаты явились следствием загрязнения и неадекватных экспериментальных методов. Он показал, что, во-первых, не было контрольных образцов для проверки на ложноположительные результаты (загрязнение – это значительный фактор риска, когда речь идет о микроследах генетического материала, поэтому обычно делают «пустые» образцы, чтобы убедиться, что они остаются пустыми); он нашел проблемы с калибровкой приборов, с ведением экспериментального журнала и т. д. Он выступал с этим на процессе по аутизму и вакцинации в американском суде. Вы можете прочитать его подробнейшие объяснения полностью в Интернете. К моему удивлению, ни один журналист в Великобритании не напечатал об этом ни строчки.

 

Чего они вам не сказали

 

В мае 2006 года в Journal of Medical Virology («Журнал медицинской вирусологии») была статья (авторы Афзаль и др.) об исследовании, подобном тому, которое проводил Кригсман, только на этот раз исследование было опубликовано должным образом.

Они пытались обнаружить РНК вируса кори у детей с регрессивным аутизмом после вакцинации MMR, как и Кригсман в своем неопубликованном исследовании, но они использовали инструменты настолько мощные, что они были способны обнаружить даже единичные копии вирусной РНК. Признаков РНК вирусного штамма, используемого для вакцинации, не было обнаружено, и, возможно, потому, что эти результаты были нестрашными, исследование было громко проигнорировано представителями прессы.

Исследование было полностью опубликовано, я могу его прочитать и найти в нем недостатки, что я удовольствием делаю, потому что наука предполагает открытую критику опубликованных данных и методов, а не химер, созданных журналистами, а в реальном мире все исследования имеют недостатки в большей или меньшей степени. Часто это практические недостатки: в этом исследовании, например, авторы не смогли получить образцы ткани, идеально подходящие для анализа, поскольку этический комитет не дал согласия на проведение инвазивных процедур, таких как люмбальная пункция и биопсия кишечника, на детях. (Уэйкфилд умудрился получить такое согласие, однако, как мы помним, его дело сейчас как раз рассматривается Генеральным медицинским советом.)

Несомненно, они могли бы получить уже существующие образцы тканей детей, которые, как говорили, пострадали от вакцины. Вы могли бы так подумать. Они сообщили в статье, что пытались это сделать и просили противников вакцинации, которые проводили исследования, поделиться их образцами. Эти просьбы были проигнорированы^[59].

Афзаль и его коллеги не были упомянуты в прессе нигде, кроме моей колонки.

И опять-таки это не единичный случай. Еще одно исследование было опубликовано в ведущем академическом журнале Pediatrics («Педиатрия») несколько месяцев спустя. Это исследование – при полном молчании СМИ – подтвердило, что ранние результаты Кавашимы и О’Лири были ошибочными, ложноположительными. Д’Соуза и коллеги воспроизвели их ранние эксперименты очень точно и в некоторых аспектах даже более тщательно, что важно, проследили возможные пути появления этих результатов и получили удивительные данные.

Ложноположительные результаты часто встречаются при применении анализа PCR (полимеразной цепной реакции), поскольку этот метод основан на использовании ферментов для репликации РНК, так что вы начинаете с малого количества РНК в вашем образце, которое затем увеличивается до тех пор, пока вы не получите достаточно материала для измерения и дальнейшей работы. Начиная с одной молекулы генетического материала PCR может произвести 100 миллиардов копий за один день. Благодаря этому метод PCR чрезвычайно чувствителен к загрязнениям – как могут поведать вам тысячи людей, безвинно томящихся в тюрьме, – поэтому вы должны быть очень аккуратны, когда работаете с ним.

Помимо проблем с загрязнениями, исследование Д’Соуза обнаружило, что метод О’Лири мог случайно реплицировать не ту РНК.

Внесем ясность: это не умаляет значения работ отдельных исследователей. Технологии совершенствуются, результаты иногда невоспроизводимы, и не все перепроверки целесообразны (хотя свидетельство Бастина говорит о том, что лаборатория О’Лири не соответствовала стандартам). Что удивительно, так это то, что СМИ охотно хватаются за первые попавшиеся пугающие данные, а затем полностью игнорируют новые обнадеживающие свидетельства. Исследование, проведенное Д’Соуза, как и предыдущее исследование Афзаля, было единодушно проигнорировано в прессе. Оно появилось только в моей колонке, одном сообщении информационного агентства Reiter и в одном послании на блоге бойфренда ведущего исследователя, где он рассказывал, как гордится своей подругой. Больше нигде^[60].

Вы можете резонно заявить, что газеты правы: они сообщают новости, а писать о том, что какое-то исследование обнаружило, что что-то там безопасно, не очень интересно. Но я поспорю – да, называйте это ханжеством, – что газеты несут ответственность в этом случае, поскольку сами требовали «больше исследований» и одновременно игнорировали хорошо проведенные и надлежащим образом опубликованные исследования, содержащие отрицательные данные, а положительные данные из сомнительного и неопубликованного исследования Кригсмана активно обсуждали.

Вакцина MMR – не единственный случай. Вы, может быть, помните страшные истории о ртутных пломбах в предыдущие два десятилетия: они появляются каждые несколько лет, обычно сопровождаемые какой-нибудь историей о том, что у кого-то появились усталость, головокружение и головные боли, которые исчезли после того, как воображаемый стоматолог удалил пломбу. Эти истории традиционно заканчиваются заявлениями, что стоматологическое сообщество скрывает правду, и требованиями провести дополнительные исследования.

Первые рандомизированные контролируемые испытания по безопасности ртутных пломб были недавно опубликованы, и если вы думаете увидеть где-нибудь долгожданные результаты, которых лично требовали журналисты многочисленных газет, вы будете разочарованы: они не освещались нигде. Нигде. В исследовании, включавшем более 1000 детей, где некоторым были поставлены ртутные пломбы, а некоторым без- ртутные, измерялись в течение нескольких лет такие параметры, как функция почек и нервно-познавательные функции: память, координация, нервная проводимость, IQ и т. д. Между группами не было выявлено существенных различий. Это стоит знать, если вы напуганы тем, что пишут газеты о ртутных пломбах.

«Панорама» представила особенно пугающий документальный фильм в 1994 году, который назывался «Яд у вас во рту» (The Poison in Your Mouth). Он начинался с драматического шествия мужчин в защитной одежде, которые катили емкости с ртутью. Я не даю сейчас гарантий по поводу ртути. Но я думаю, что можно с уверенностью предположить, что «Панорама» не представит документального фильма о «потрясающем новом исследовании», которое подтвердило, что ртутные пломбы не приносят вреда.

В некотором смысле это еще одна иллюстрация того, как ненадежна наша интуиция в оценке рисков, аналогичных тому, который ассоциировался с вакциной: это не только ошибочный метод для оценки последствий, которые крайне редки для того, чтобы собрать значимые данные об их роли в жизни отдельного человека; но информация, которую вам скармливают СМИ о широких слоях населения, безобразно, преступно искажена. Итак, чего же достигли британские СМИ в результате?

 

Старые болезни возвращаются

 

Неудивительно, что уровень вакцинации против кори, свинки и краснухи упал с 92 % в 1996 году до 73 % сегодня. В некоторых районах Лондона он составляет 60 %, а цифры 2004–2005 годов показывают, что в Вестминстере только 38 % детей имели обе прививки к возрасту 5 лет^[61].

Трудно представить, что могло за этим стоять, если не блестящая и хорошо скоординированная кампания СМИ против вакцины MMR, которая вызвала настоящую истерию. Люди привыкли слушать журналистов: это было неоднократно продемонстрировано, и не только в этой книге.

В 2005 году в «Медицинском журнале Австралии» (Medicine Journal of Australia) появилось исследование, анализирующее, сколько женщин записалось на маммографию, и это исследование обнаружило, что в период освещения истории с раком молочной железы у Кайли Миноуг количество записавшихся на процедуру увеличилось на 40 %. Увеличение среди женщин в возрасте 40–60 лет, ранее не проходивших маммографию, составило 101 %. Это был беспрецедентный всплеск.

Я не выбираю данные специально: систематический обзор Кохрановского сотрудничества обнаружил пять исследований, которые были посвящены использованию отдельных медицинских процедур до и после появления в прессе соответствующих историй, и каждое исследование обнаружило, что благоприятное освещение медицинской процедуры было связано с увеличением интереса к ней со стороны населения, а неблагоприятное – с падением.

И это относится не только к населению: и медицинское сообщество, и ученые подпадают под влияние прессы. Шутливый обзор, проведенный «Медицинским журналом Новой Англии» в 1991 году, показал, что если исследование попадало на страницы газеты New York Times, оно гораздо чаще цитировалось в серьезных научных статьях. Если вы прочитали книгу до этого места, вы, вероятно, уже критикуете этот обзор. Было ли освещение в New York Times просто суррогатным маркером важности исследования? История постаралась обеспечить нас в этом случае контрольной группой для сравнения результатов: в течение трех месяцев большая часть сотрудников газеты бастовала и, в то время как журналисты продолжали писать, газета фактически не выходила. Они писали истории о научных исследованиях, используя те же критерии, чтобы судить об их важности, но количество ссылок на исследования, о которых они писали в статьях, так и не увидевших свет, не увеличилось.

Люди читают газеты. Несмотря на все то, что мы знаем или думаем, что знаем, их содержание проникает в наши головы, мы считаем, что это правда, и действуем соответственно, что делает более трагическими последствия их ошибок. Не делаю ли я слишком поспешных выводов из экстремальных примеров, приведенных в этой книге? Вероятно, нет.

В 2008 году Гэри Швитцер, бывший журналист, который сейчас работает над количественными исследованиями, касающимися СМИ, опубликовал анализ 500 статей на медицинские темы, помещенных в центральных газетах США. Только 35 % этих статей выглядели удовлетворительными с точки зрения журналистского описания методологии исследования и качества данных (поскольку, как мы уже неоднократно видели, по мнению журналистов, наука – это безапелляционные заявления неких фигур в белых халатах, а не четкие описания проведенных исследований и причин, по которым делаются те или иные выводы).

Только 25 % адекватно освещали пользу и 33 % – вред. В статьях обычно отсутствовала количественная информация в конкретных цифрах, а предпочтение отдавалось неточным, но броским «на 50 % выше».

Фактически систематические количественные обзоры точности освещения проблем, связанных со здоровьем, появлялись в Канаде, Австралии и Америке – я стараюсь не концентрироваться только на Великобритании, – результаты повсеместно были невпечатляющими. Мне кажется, что ситуация с освещением в прессе медицинских вопросов сама по себе является серьезной проблемой здравоохранения.

Между тем заболеваемость двумя из трех заболеваний, на предотвращение которых была направлена прививка MMR, растет на глазах. Сейчас мы имеем наибольшую заболеваемость корью в Англии и Уэльсе с 1995 года, когда стал проводиться мониторинг заболеваемости. Корь встречается в основном у детей, не получивших нормальную прививку: 971 подтвержденный случай в 2007 году (главным образом продолжительные вспышки среди тех, кто много путешествует, и среди религиозных сообществ, где уровень вакцинации традиционно низкий).

Для сравнения: в 2006 году 740 случаев (и первая смерть с 1992 года). 73 % случаев произошли на юго-востоке, и большинство из них в Лондоне.

Подъем заболеваемости свинкой начался в 1999 году, после многих лет, когда количество заболевших исчислялось двузначными цифрами, в 2005-м в Великобритании разразилась эпидемия свинки – только в январе 5000 случаев.

Многие люди, выступающие против вакцинации, считают, что она не приносит пользы и что заболевания, против которых она направлена, никогда не были серьезными. Я не хочу никого заставлять вакцинировать своих детей, но я также думаю, что неправильная информация вряд ли кому-то поможет. В отличие от весьма сомнительного развития аутизма после вакцинации риск, связанный с корью, хотя и невелик, но реален и поддается подсчету. Пекамский отчет о политике иммунизации, опубликованный вскоре после введения вакцины MMR, включал обзор недавней заболеваемости корью в западных странах, и по его оценкам на каждые 1000 случаев приходится 0,2 смерти, 10 госпитализаций, 10 неврологических осложнений и 40 респираторных осложнений. Эти оценки были взяты из недавних эпидемий в Нидерландах (1999 год: 2300 случаев в сообществе, выступающем против вакцинации по философским причинам, три смерти), в Ирландии (2000 год: 1200 случаев, три смерти) и в Италии (2002 год: три смерти). Стоит отметить, что умерли дети, которые ранее были здоровы, умерли в развитых странах с хорошей системой здравоохранения.

Хотя свинка редко бывает смертельной, это неприятное заболевание с неприятными осложнениями (включая менингит, панкреатит и бесплодие). Синдром врожденной краснухи становится все более редким после введения вакцинации, но приводит к тяжелым последствиям, в том числе глухоте, аутизму, слепоте и умственным расстройствам, которые являются результатом внутриутробной инфекции на ранней стадии беременности.

Вы можете также услышать мнение, что вакцинация не особенно помогает, поскольку улучшение здоровья и увеличение продолжительности жизни связаны с прогрессом в здравоохранении по другим причинам. Как человек, интересующийся эпидемиологией и здравоохранением, я считаю это мнение лестным; и нет сомнения, что смертность от кори упала за последние 100 лет во всем мире по целому ряду причин, социальных, политических и медицинских: улучшение питания, доступность медицинской помощи, антибиотики, лучшие жилищные условия, гигиена и т. д.

За последние 100 лет продолжительность жизни увеличилась, и легко забыть, насколько феноменальным было это изменение. В 1901 году мальчики, родившиеся в Великобритании, могли рассчитывать на 45 лет жизни, а девочки на 49. К 2004 году ожидаемая продолжительность жизни составила 77 лет для мужчин и 81 год для женщин (хотя, конечно, это изменение связано большей частью с сокращением младенческой смертности).

 

 

Итак, мы живем дольше, и ясно, что не только благодаря вакцинам. Ни одно объяснение не является достаточным. Заболеваемость корью сократилась колоссально за последние 100 лет, но вам придется попотеть, чтобы убедить себя в том, что вакцинация не сыграла в этом никакой роли. Вот, например, график, демонстрирующий снижение заболеваемости корью с 1950 по 2000 год в США.

 

 

Те, кто считает, что вакцины отдельно против каждого из этих заболеваний – хорошая идея, могут посмотреть, как это было в 1970-е годы, и убедиться в том, что программа комплексной вакцинации – прививание одновременно трех заболеваний в одной комбинированной вакцине MMR – связана с дальнейшим (и ощутимым) снижением заболеваемости корью.

 

 

То же самое верно для свинки.

 

Заболеваемость свинкой и количество подтвержденных случаев, о которых было сообщено в Центр мониторинга инфекционных болезней в 1962–1995 гг.

_____ Количество уведомлений о случаях заболевания

 

Пока мы говорим о свинке, давайте не будем забывать об эпидемии 2005 года, вспышке заболевания, которое многие врачи даже не сразу распознавали.

Вот график, показывающий заболеваемость, из статьи в «Британском медицинском журнале», посвященной анализу этой вспышки.

 

 

Почти все подтвержденные случаи во время этой вспышки были у людей в возрасте от 15 до 24 лет, и только 3,3 % из них получили полностью две дозы вакцины MMR. Почему болезнь поразила этих людей? Из-за глобальной нехватки вакцины в 1990-х годах.

Свинка не является опасным заболеванием. Я не собираюсь никого пугать (как я уже сказал, ваши решения по поводу вакцин – это ваши решения; меня интересует только, каким образом вас настолько ввели в заблуждение), но до введения MMR свинка была самой распространенной причиной вирусного менингита и одной из ведущих причин потери слуха у детей. Люмбальные пункции показывают, что около половины всех инфекций свинки затрагивают центральную нервную систему. Орхит, развивающийся после этого заболевания, является исключительно болезненным и встречается у 20 % взрослых мужчин, перенесших это заболевание: примерно у половины развивается атрофия яичек, как правило, односторонняя, но у 15–30 % пациентов орхит развивается в обоих яичках – из этих мужчин 13 % могут остаться бесплодными.

Я говорю это не просто для пользы неискушенного читателя: ко времени вспышки свинки в 2005 году молодым врачам необходимо было напоминать, что собой представляют симптомы свинки, поскольку, когда они учились и начинали свою врачебную практику, она была очень редким заболеванием. Люди забыли о ней, и в этом смысле вакцины становятся жертвами своей же пользы, как мы видели на примере из журнала Scientific American 1888 года.

Когда мы делаем ребенку прививку, мы балансируем между пользой и вредом, как и при любой другой медицинской процедуре. Я не думаю, что вакцинация сама по себе настолько важна: даже если орхит, бесплодие, глухота, смерть и все прочее не шутки, мир не рухнет без MMR. Но взятые отдельно, все остальные факторы также не важны, и нет причин отказываться от надежды попытаться сделать с ними что-нибудь простое, разумное и соразмерное, постепенно увеличивая здоровье нации, наряду со всем остальным, что мы можем совершить для этого.

Это также вопрос соответствия. Даже с риском вызвать массовую панику я чувствую себя обязанным сказать, что если вы все еще боитесь вакцины MMR, то вы должны бояться всего в медицине и, кстати, многого из вашей повседневной жизни, потому что есть вещи гораздо менее изученные, безопасность которых совсем не доказана. Остается открытым вопрос, почему же все- таки столько шума именно из-за MMR. Если вы хотите сделать что-нибудь более конструктивное по поводу этой проблемы, то вместо упорной кампании против MMR вы могли бы использовать вашу энергию более эффективно. Вы могли бы начать кампанию за постоянный автоматизированный контроль всех баз данных Государственной службы здравоохранения на предмет появления неблагоприятных последствий любого медицинского вмешательства, и тогда я испытаю искушение присоединиться к вам на баррикадах.

Но во многих аспектах все это не касается управления рисками или бдительности: это культура, человеческие судьбы и повседневно наносимый вред. Так же как аутизм – это интересующее журналистов (да и всех нас) заболевание, вакцинация – это привлекательный фокус для нашего внимания: это универсальная программа, противоречащая современной концепции «индивидуализированного подхода»; она связана с правительственной политикой; она предполагает уколы и дает возможность обвинить кого-нибудь или что-нибудь в ужасной трагедии.

Так же как причины этих страхов были более эмоциональными, чем что-либо еще, так и вред от них в значительной степени связан с эмоциями. Родители детей с аутизмом страдают от чувства вины, сомнений и бесконечных упреков в свой адрес за то, что они сами несут ответственность за вред, который был причинен их детям. Об этом отчаянии говорилось в многочисленных исследованиях, но так близко к концу книги я не хочу больше цитировать научные статьи.

Напоследок только одна цитата, которую я нахожу – хотя автор, возможно, пожалуется, что я ее использую – и трогательной, и грустной. Автор – это Карен Проссер, которая появилась в 1998 году в видеоновостях Эндрю Уэйкфилда из Королевской общедоступной больницы с ее больным аутизмом сыном Райаном. «Любая мать, у которой есть ребенок, хочет, чтобы он был нормальным. Обнаружить, что твой сын может быть болен аутизмом по генетическим причинам, – это трагедия. Выяснить же, что причина аутизма – вакцинация, на которую ты согласилась^ – это убийственно».

 

И ещё кое-что

 

Я мог бы продолжать. Когда я писал это в мае 2008 года, СМИ еще проталкивали поддерживаемое знаменитостями «чудесное средство» (я цитирую) от дислексии, изобретенное миллионером, торгующим красками, несмотря на ужасающие данные в его поддержку и несмотря на то, что покупатели рискуют в любом случае потерять свои деньги, поскольку против компании, по-видимому, собираются применить санкции. Газеты заполнены историями о пальце, отросшем заново после применения специального «эльфийского порошка» (я опять цитирую), хотя этой истории, не подкрепленной публикациями в научной литературе, уже три года, а отрубленные кончики пальцев и так вырастают; каждый месяц появляются новые скандалы с сокрытием данных крупными фармацевтическими компаниями; мошенники и шарлатаны по-прежнему не сходят с телеэкранов, цитируя фантастические исследования и предлагая их для всеобщей апробации; и это будет всегда, потому что это хорошо продается и потому что это помогает журналистам чувствовать себя полезными.

Любому, кто чувствует, что эта книга бросает вызов его идеям, или тем, кого эта книга может разозлить-людям, о которых я писал, – я хочу сказать: вы победили. Вы действительно победили. Я мог бы надеяться, что вы сможете пересмотреть свои взгляды и изменить свою позицию в свете той информации, которую вы узнали (я с удовольствием это сделаю, если у меня когда-нибудь будет возможность переиздать эту книгу). Но вам это не нужно, потому что мы знаем, что все вместе вы почти полностью доминируете: у вас есть лазейка в каждой газете, в каждом модном журнале в Великобритании, вам гарантированы первые полосы для ваших страшилок. Вы можете свысока смотреть на других с ваших диванчиков в студиях дневных телеканалов. Ваши идеи – пусть нелепые – имеют большое поверхностное правдоподобие, они могут быть быстро донесены и повторены бесконечное количество раз; люди верят им достаточно, чтобы вы могли комфортно существовать и иметь огромное культурное влияние. Вы победили.

Проблемой являются не эффектные истории отдельных людей или тяжелое повседневное существование глупых маленьких детей. Это не закончится, и поэтому я злоупотреблю своим положением и скажу очень кратко, что именно я считаю неправильным и что, по-моему, необходимо сделать, чтобы исправить это.

Процесс получения и интерпретации доказательств не преподается в школах, так же как и основы доказательной медицины и эпидемиологии, однако очевидно, что это те научные проблемы, которые так или иначе существуют в информационном поле общества. Это не праздная спекуляция. Вы помните, что эта книга начинается с замечания, что в Лондонском музее науки нет ни одного экспоната по доказательной медицине.

Обзор послевоенных публикаций на научные темы в Великобритании, сделанный тем же учреждением, – и это последние фактические данные в этой книге, – показывает, что в 1950-е годы статьи о науке в основном были связаны с техникой и изобретениями, но к 1990-м годам все изменилось. Освещение науки сдвинулось в сторону медицины и историй о том, что вас убивает и что спасает. Возможно, это нарциссизм или страх, но наука о здоровье стала важной для людей, и именно сейчас, когда мы нуждаемся в ней больше всего, наша способность задумываться над проблемами энергично искажается средствами массовой информации, корпоративными лобби и откровенными мошенничествами.

Никто не заметил, как вся эта чушь стала чрезвычайно важной проблемой здоровья, по причинам, которые выходят за рамки истерии по поводу непосредственного вреда здоровью: старой трагедии с корью или необязательного заражения гомеопата малярией. Врачи сегодня умеют – об этом говорят в медицинских школах – «сотрудничать с больными, чтобы добиться оптимального результата». Они обсуждают данные с пациентами, чтобы те могли принять самостоятельное решение относительно лечения.

Я не говорю и не пишу о профессии врача – это нудно и скучно, и у меня нет желания проповедовать, – но, работая в Государственной службе здравоохранения, встречаешь множество самых разных пациентов и обсуждаешь с ними важнейшие вопросы в их жизни. Это заставило меня понять одну вещь: люди вовсе не глупы. Все могут понять все, если им правильно объяснить и если они достаточно в этом заинтересованы. То, что определяет понимание аудитории, – это не столько научные знания, сколько мотивация, и у больных людей, которым предстоит принять важное решение по поводу лечения, нет в ней недостатка.

Но журналисты и торговцы магическими лекарствами дискредитируют эту идею совместного принятия решения старательно, по кирпичику: они критикуют систематические обзоры литературы (на том основании, что им не нравятся результаты хотя бы одного исследования), экстраполируют лабораторные данные в практику, неправильно интерпретируют смысл и значение научных исследований, тщательно подрывая понимание людьми самой идеи научного доказательства. И поэтому они, с моей точки зрения, виновны в непростительном преступлении.

Вы заметите, я надеюсь, что мне интереснее культурное воздействие этого абсурда – медикализации повседневной жизни, подрыва здравого смысла – и в целом я виню систему больше, чем отдельных людей. Если я и затрагиваю биографии некоторых персонажей, я делаю это, чтобы проиллюстрировать, насколько неверно их представляют в СМИ, где делается все, чтобы придать любимым фигурам как можно больше научного авторитета. Я не удивляюсь, что есть отдельные подобные персонажи, но я отказываюсь понимать, когда СМИ преподносят их заявления как истину в последней инстанции. Я не удивляюсь, что есть люди, имеющие странные представления о медицине, но я демонстративно, категорически отказываюсь понимать, когда университеты включают в свои программы научные курсы по этим странным представлениям. Я не виню отдельных журналистов (большей частью), но я виню всю издательскую систему и людей, покупающих газеты с пропагандой ценностей, которые они якобы презирают. В частности, я не виню Эндрю Уэйкфилда за панику с MMR (хотя он и сделал вещи, которых я, надеюсь, избежал бы) и нахожу – позвольте прояснить мою позицию – особенно отвратительным, что сейчас СМИ пытаются сделать его лично ответственным за их собственные преступления в этом деле.

Аналогичным образом я мог бы представить несколько историй о пациентах альтернативной медицины, которые умерли из- за неквалифицированной помощи, но мне кажется, что люди, которые выбирают целителей вместо официальной медицины (за исключением, пожалуй, диетологов, которые сильно постарались запутать публику и создать себе образ серьезных врачей), делают это с открытыми глазами – или по крайней мере с полуоткрытыми. Для меня это не та ситуация, когда предприниматель эксплуатирует слабых и беззащитных; это, как я уже много раз говорил, гораздо сложнее. Нам нравится существующее положение вещей по причинам, о которых можно много размышлять и говорить.

Экономисты и врачи говорят о «цене упущенных возможностей», то есть о вещах, которые вы могли бы сделать, но не сделали, потому что отвлеклись на что-то менее полезное. По моему мнению, самый большой вред, который принесла лавина всей той чуши, которую мы видели в этой книге, лучше всего понимается как «цена возможностей, упущенных из-за этого дерьма».

Мы все подпали под влияние этого абсурда, когда индивидуальные поправки в рационе, имеющие весьма слабое обоснование, заменяют нормальное здоровое питание и, как мы видели, отвлекают нас от других важных факторов риска для здоровья, которые нельзя продать или превратить в товар.

Врачи также находятся под влиянием коммерческого успеха альтернативной медицины. Они могли понять роль эффекта плацебо и смысловой реакции в излечении и применять это в своей повседневной клинической практике, усиливая эффект лечения, которое само по себе эффективно, но вместо этого у многих из них появилась мода потакать детским фантазиям насчет магических пилюль, массажа и иглоукалывания. Это неперспективно и не помогает избавиться от скороспелых консультаций сомнительной терапевтической ценности в полуразваливающихся зданиях. «Истинная цена чего-либо, – пишет “Экономист”, – это то, от чего вы должны отказаться, чтобы это получить».