Методы познания: индукция и дедукция

Высшей формой теоретического познания является философское пости­жение мира. Именно в рамках философии достигли совершенства приемы анализа и синтеза знаний, дедукции и индукции, движения от простого к сложному и от явлений к сущности.

Дедукция (от лат. deductio — выведение) представляет собой цепь умоза­ключений (рассуждение), в результате которых из общих знаний человек по­лучает знание конкретное. Когда мы знакомы, например, с такой общей за­кономерностью, что «во всех промышленно развитых странах доля город­ского населения должна превышать сельское», мы вправе сделать вывод о том, что и в России, если она относится к развитым странам, численность горожан должна превышать численность селян. Помимо этого, опять же ло­гическим путем, мы способны получить дополнительную информацию, в частности, об оттоке людей из деревни в город, наступлении с определенно-

го этапа дефицита кадров на селе, распространении ценностей городского об­раза жизни в сельской местности и др.

В противоположность этому индукция (от лат. inductio — возбуждение) — это умозаключение, строящееся от фактов к общему утверждению, которое в социологическом исследовании первоначально принимает форму гипоте­зы. В начале 90-х гг. появилось множество фактов о том, что подростки пред­почитают трудовую, прежде всего коммерческую, деятельность учебе в вузе, поскольку в большинстве вузов снизился конкурс, абитуриентов стало мень­ше. Обобщение подобных фактов позволило ученым сделать вывод, что наше общество переживает кризис образования. Однако в середине 90-х гг. кон­курс в вузы возрос. Обобщение новых фактов навело специалистов на мысль о том, что кризис образования завершился, а первоначальное утверждение является всего лишь гипотезой, а не окончательной истиной.

Процесс индукции связан с такой операцией, как сравнение — установ­ление сходства и различия объектов, явлений. Индукция, сравнение, ана­лиз и синтез подготавливают почву для выработки классификаций — объ­единения различных понятий и соответствующих им явлений в определен­ные группы, типы с целью установления связей между объектами и классами объектов. Классификации представляются в виде схем, таблиц, используемых для ориентировки в многообразии понятий или соответству­ющих объектов.

Английский ученый Ф. Бэкон попытался обосновать, что индукция — единственно верный и самый правильный способ научного познания. Он утверждал, что индукция — необходимое и достаточное условие для получе­ния абсолютно достоверного знания. То, что индукция необходима, — бес­спорный факт, но вот является ли она исчерпывающим условием познания? Тем не менее Бэкон был уверен, что разработал не только самый главный метод открытия нового научного знания, но и самое доступное средство познания мира, которым может овладеть каждый желающий. При этом, бу­дучи интеллектуалом и академическим ученым, Бэкон построил довольно изощренную схему индуктивного метода, в которой учитываются случаи не только наличия изучаемого свойства, но и его различных степеней, а также случаи отсутствия этого свойства в ситуациях, когда его проявление ожида­лось. Вряд ли крестьянин или школьник могли овладеть таким искусством индукции.

Однако Бэкон не ставил целью популяризацию науки. Его истинным призванием была борьба со схоластикой, которая была весьма распростра­нена в его время. Каждый мало-мальски образованный гуманитарий считал себя законченным оратором, способным плести такие кружева мысли, раз­гадать которые не мог даже искусный аналитик. Умение строить теоретичес­кие замки ни на чем проистекало из злоупотребления дедукцией — умения выводить из одного простого предложения армаду запутанных суждений о сущностях, которых никогда не было в природе. Бэкон был совершенно прав, требуя проверять каждое утверждение опытом и идти от опыта к теории, а не наоборот.

Как оказалось, его предупреждения и усилия не были напрасными. Прой­дет совсем немного времени — и француз Огюст Конт вновь призовет чело­вечество опираться на факты, строить индуктивные суждения, а любое свое утверждение проверять опытом. Он пошел даже дальше — создал научную

идеологию, т.е. систему взглядов на мир и познание, которую назовут пози­тивизмом. Из недр позитивизма как раз и возникла социология. Так что у этой науки вполне достойные родители.

Немецкий философ и логик X. Рейхенбах считал, что принцип индукции определяет истинность научных теорий. Устранение этого принципа озна­чало бы неспособность науки различать истинность и ложность, подлинные теории и причудливую игру ума. Принцип индукции гласит, что универсаль­ные высказывания науки основываются на индуктивных выводах. На этот принцип мы фактически ссылаемся, когда говорим, что истинность какого-то утверждения известна из опыта.

В отличие от упомянутых ученых Р. Декарт считал, что метод получения нового знания опирается на интуицию и дедукцию. «Эти два пути, — писал он, — являются самыми верными путями к знанию, и ум не должен допус­кать их больше — все другие надо отвергать как подозрительные и ведущие к заблуждению».

Научное знание является результатом последовательного применения ме­тодов дедукции и индукции к окружающей реальности, выдвижения гипо­тез и их эмпирической проверки. Таким образом, мы не ошибемся, если скажем, что основу научного исследования составляет философское мыш­ление.

Индукция и дедукция вовсе не чужды социологическому мышлению. На­против, они определяют принадлежность к той или иной методологической парадигме исследования — количественной или качественной.

Социологию принято отождествлять с опросами и статистикой, при по­мощи которых общественность точно знает, сколько процентов населения на предстоящих выборах будут голосовать за республиканцев или демокра­тов,- сколько удовлетворены своей работой и какая доля супругов не испы­тывает после 15 лет совместного проживания того, что именуется семейным счастьем. Иначе говоря, количественная методология, опирающаяся на ста­тистику и точные расчеты, сообщает «сколько». В отличие от нее качествен­ная методология, практикующая глубинное интервью или неформальную беседу, отвечает на вопросы «почему и как?».

Оказалось, что две стратегии — это не просто разные инструкции по по­воду организации и проведения исследования. Это два разных стиля мыш­ления. Приверженцы количественной методологии создают свою теорию дедуктивно: читая литературу, выписывают ключевые понятия и принци­пы, относящиеся к их теме, нащупывают между ними содержательные и логические связи, а потом кропотливо склеивают куски в красивую и очень узорную корзинку для сбора фактов. Сторонники качественной методо­логии поступают иначе — они движутся от фактов к теории. Индуктив­ная стратегия познания предполагает, что, тщательно изучив один или два случая, которые социолог заранее выделил в качестве типичных (на его взгляд), он «выцеживает» из них максимум ценной информации, выде­ляя главное и второстепенное, случайное и типичное, структуру случая и связи с другими явлениями, прослеживая динамику и логику связей. Он заранее никогда не знает, какой облик примет в будущем его теория — это

ему должны подсказать факты. Для его противника, «количественника» (сленг, вошедший в научный оборот уже в XXI в.), факты неважны. Его роль — подтвердить истинность теории. Специалист по дедукции заранее, еще не приступая к исследованию, все знает о ее содержании, структуре и динамике.

ИНТУИЦИЯ

До сих пор существуют споры о том, к какому типу познания — к чувствен­ному или рациональному — относится интуиция. Она соединяет в себе чер­ты и того, и другого. Действительно, интуиция (от лат. intueri — пристально смотреть) — это постижение истины путем непосредственного ее усмотре­ния без обоснования с помощью доказательства. Она, кроме этого, понима­ется еще и как субъективная способность выходить за пределы опыта путем мысленного схватывания («озарения») или обобщения в образной форме не­познанных связей, закономерностей.

Таким образом, в интуиции присутствует явный осадок чувственного по­знания, поскольку речь идет о непосредственном усмотрении. Не меньший

осадок оставило в ней и рациональное познание, поскольку речь идет о про­никновении в сущность вещей, на что способно только мышление. Если чув­ ственное и рациональное мышление, которые в культурном коде цивилиза­ции символизируют женское и мужское начала, уподобить брачной паре, то интуиция окажется их законным и самым любимым ребенком — в нем во­плотились лучшие черты «родителей». Более того, в интуиции много таких достоинств, какими не обладают ее «родители»: непосредственный контакт с мысленным образом, моментальное фотографирование его и столь же бы­страя передача в мозг.

Мы нередко говорим: «Доказать не могу, но интуитивно полагаю, что это так». Иными словами, я в данном случае делаю вывод, минуя промежуточ­ные логические аргументы в его пользу. Великий физик Луи де Бройль пи­сал: «Таким образом (поразительное противоречие!), человеческая наука, по существу рациональная в своих основах и по своим методам, может осуще­ствлять свои наиболее замечательные завоевания путем внезапных опасных скачков ума, когда проявляются способности, освобожденные от тяжелых оков строгого рассуждения»¹⁰.

Интуиция действует даже быстрее, чем самый современный компьютер, и выдает лучший результат. Компьютер лишь способен считать либо созда­вать новое в рамках предписанной программы. Интуиция же действует вне всяких программ, но всегда эффективно, быстро и создает новые образы. Луч­шего помощника творческому человеку трудно сыскать.

Интуиция связана с длительной предварительной работой над проблемой, часто она возникает именно в том случае, когда, казалось бы, все логичес­кие резервы поиска исчерпаны. В механизме интуиции немалую роль игра-

йль Л. де. По тропам науки. М.,1962. С. 295.

ет бессознательное, в котором скапливаются полученные знания, которые, невидимо для нас, соединяются в многочисленные комбинации, порождая новое знание. Как только новое зародилось, оно моментально вырывается на­ружу. Таким образом, основу интуиции составляет огромная работа интел­лекта, совершаемая незримо для нас — в сфере бессознательного или подсоз­нательного.

Важную роль в интуитивном прорыве играют всевозможные «подсказки». Так, наблюдение паутины, висящей между ветками деревьев, дало толчок для рождения идеи подвесного моста.

Интуиция — основа многих очень важных гипотез, которые могут быть проверены другими методами. Роль интуиции в творческом процессе труд­но переоценить. А. Эйнштейн утверждал, что подлинной ценностью явля­ется, в сущности, только интуиция. История науки показывает, что интуи­ция является непременным компонентом научного знания и ее основная цен­ность состоит в нахождении и формулировании гипотез, которые после проверки могут стать истинными и обоснованными. Без интуиции невозмож­но создание научной теории. Собственно говоря, сама теория на первом этапе представляет совокупность предположений, или гипотез, которые затем про­веряются опытом. Их источником служит интуиция — гипотетическая до­гадка ученого о сущности изучаемого процесса.

Однако только интуиция не может считаться убедительным источником истинных знаний об окружающей нас действительности. Часто она основы­вается на недостоверной информации, обрывочных сведениях. Интуитивное знание принимается на веру, не подвергается научной проверке и доказатель­ству и служит скорее предварительной ступенькой к научному познанию. От­личительный признак научного познания состоит в том, что оно основано на доказательствах, которые могут быть проверены. Под доказательствами в этом случае мы будем понимать конкретные результаты фактических на­блюдений, которые другие наблюдатели имеют возможность видеть, взвеши­вать, измерять, подсчитывать или проверять на точность.

НАУЧНОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ

Воплощением «счастливого брака» между чувственным и рациональным познанием является не только интуиция, но и научное исследование.

И исследование, и интуиция — методы получения научного знания, хотя играют в этом процессе разные роли: интуиция используется на подготови­тельной стадии, а научное исследование является заключительным актом многотрудной пьесы.

Исследование — процесс научного изучения какого-либо объекта (пред­мета, явления — материального или идеального) с целью выявления его закономерностей. Оно использует специально сконструированные инстру­менты и методы, начиная с телескопа, барометра и кончая психологически­ми тестами. Причем исследование не стоит мыслить как одноразовую акцию. К примеру, знаменитый рационализатор труда Ф. Тейлор, живший в начале XX в., исследовал законы резания и шлифовки металлов в течение 26 лет, а законы управления персоналом на предприятии изучал более 30 лет. Боль­шинство ученых специализируются на одной-двух темах (скажем, мотива-

ция труда или девиантное поведение) и исследуют их всю жизнь, каждый раз добавляя нечто новое и пересматривая старое.

Исследование предусматривает применение частных методов (методов, характерных для отдельных наук — физики, химии, биологии и др.) и общих научных методов (анализ, синтез, индукция, дедукция, аналогия, гипотеза, аксиоматизация, формализация и др.).

Основными компонентами научного исследования считаются: постановка цели и задачи; предварительный анализ литературы по теме; формулировка исходных гипотез; организация и проведение полевого исследования (опроса, наблюдения, эксперимента и т.д.); анализ и обобщение полученных данных;

проверка исходных гипотез на основе полученных фактов; окончательная формулировка новых фактов и законов, получение объяснений или научных предсказаний. Заключительным этапом любого исследования должно быть вне­дрение полученных результатов, а ито­гом исследования — получение новых научных знаний — объективной истины, т.е. соответствия вновь сформулирован­ного знания действительному состоя­нию объекта, а также намеченным про­граммой исследования практическим результатам.

Пересмотр устаревших теорий, став­ших на новом этапе истории заблуждением или частично истинным зна­нием, — одна из главных задач науки. Если сложить все знания, от кото­рых пришлось отказаться ученым или чью истинность сегодня поставили под сомнение, то их объем, пожалуй, сравнится с только что добытыми и считающимися сегодня истинными знаниями. Яркий пример — отрицание системы Птолемея системой Коперника и ограничение справедливости ньютоновской механики квантовой физикой и теорией относительности. Словарь определяет исследование как «критическую и исчерпывающую проверку, имеющую целью пересмотр сделанных выводов и обобщений в свете вновь открытых фактов»". Ученого интересует постоянный пере­смотр, испытание ранее принятых взглядов, оформленных в теоретическую модель. Подтверждение и опровержение в науке имеют равную ценность, поскольку оба ведут к созданию более совершенной теории.

Как уже говорилось, проводя социологическое исследование, собрав не­которую статистическую информацию, подвергнув ее известной математи­ческой обработке и выразив в форме таблиц с распределением ответов опро­шенных на вопросы анкет, социолог получает первичные данные. Ответы респондентов, полученные в ходе исследования и характеризующие их воз­раст, пол, профессию, занимаемую должность, уровень образования, се­мейное положение и т.д., дополняют и уточняют данные государственной статистики по регионам, отраслям, предприятиям, детализируют сведения о социальном и демографическом составе населения. Очень важны также

г. по: Dubin R. Theory Building. N.Y.: Free Press, 1969. P. 17.

данные о жизненном пути опрашиваемых, их социальном происхождении, образовании родителей, трудовом пути и т.д.

О том, что научное исследование не такое простое дело, свидетельствуют приводимые ниже суждения¹²:

♦ Специалисты знают, что в исследовании приходится делать много боль­ше, чем представляют себе философы науки, а тексты по методологии отвечают только на часть вопросов, которые здесь возникают.

♦ Наилучший из задуманных планов исследования сталкивается с непред­виденными обстоятельствами при сборе и анализе данных. Данные, со­бранные кем-то, могут доказать очень мало из того, что должно быть доказано историей. Неожиданные находки стимулируют новые идеи.

♦ Научная монография в своем окончательном виде является результатом сотен решений, больших и малых, принятых задолго до того, как иссле­дование завершено. Методологические рецепты не раскрывают тех про­цедур и техник, которые на практике нужны для принятия решений.

♦ П. Хаммонд собрал одиннадцать хроник исследований в том виде, в котором они были сделаны, и противопоставил им то, что часто гово­рят ученые о том, как они должны делаться. Причем в этих исследова­ниях используются самые различные методы: библиотечные исследо­вания, опросы, полевые наблюдения и смешанные методы. «Не надо ис­пытывать дискомфорта от того, что ваши данные не облекаются в наилучшую научную форму или что по ходу дела приходится менять план, концепцию, новые данные, которые раньше считались второсте­пенными. В суете дел мы забываем о том, в соответствующий момент надо поменять план исследования».

♦ Оказывается, в науке студенты часто большие доктринеры, чем их учи­теля. Они больше боятся сделать что-либо неправильно, меньше стре­мятся импровизировать и изменять план исследования. А это и харак­теризует профессионального исследователя.

♦ Социальное исследование есть то, что оно в реальности есть, и мы не сможем никогда избежать необходимости импровизировать, избежать сюрпризов и неожиданностей.

Наука, в отличие от философии, дает не абстрактное (и потому универ­сальное), а конкретное (и потому ограниченное определенной областью при­ложения) знание. Только благодаря своей ограниченности и осторожности наука способна точно предсказывать реальные явления. В этом заключается парадокс научного познания: точное предсказание подразумевает 30,60 или 82%-ную вероятность наступления события, но никак не 100%-ную. При­близительная точность ученого ценится гораздо выше, чем 100%-ные заве­рения теоретика-утописта. В прежние времена научный коммунизм научно обосновал наступление в 1980 г. коммунизма. Но прогнозируемое им собы­тие, как известно, не произошло, хотя прогноз базировался на «научных» до­казательствах и «объективных» закономерностях. Но если социолог предска­зывает, что с 72%-ной вероятностью малоимущие и малообразованные слои населения в пред- или послепенсионном возрасте, особенно проживающие в сельской местности, будут голосовать на ближайших выборах за коммуни-

¹² Sociologist at work: Essays on the Craft of Social Research / Ed. by P. E. Hammond. N.Y., L.: Basic Books, 1964. P. 602-603.

стов, то прогноз скорее всего сбудется. Оставшиеся 28% социолог отбросит на всевозможные отклонения, которые всегда присущи реальным людям. Может так случиться, что часть малоимущего пожилого электората, поддер­живающего коммунистов, насмотревшись на злоупотребления местной ад­министрации — тоже коммунистов, — разочаруется в них и станет голосо­вать за демократов. Но какая это часть, точно никто не знает — ни статисти­ка, ни социология, ни местные органы власти.

Приблизительность суждений социолога основана и на методологии вы­борочного обследования. Опрашивая 2000 человек, социолог судит о 20 000 000 людей. Хотя выборочная совокупность призвана служить точной копией генеральной, но абсолютной точности никогда достичь нельзя. Со­впадение двух типов совокупностей — генеральной и выборочной — всегда будет примерным. Выборочная совокупность отражает генеральную в про­центных пропорциях. Что это значит? Если в генеральной совокупности (все население России, предположим, 146 млн человек) насчитывается 52% жен­щин и 48% мужчин, 23% пенсионеров, 63% бедных и т.д., то и в выборочной совокупности (среди 2000 респондентов) должны сохраниться те же процен­ты. Даже если проигнорировать ошибку репрезентативности (отклонения процентной пропорции выборочной совокупности от генеральной), то все равно 2000 опрошенных дадут весьма приблизительную картину мнений, присущих 146 млн россиян.

Тем не менее наука, несмотря на множество ограничений, дает незаме­нимую информацию. Встретив незнакомого человека, разведенную женщи­ну, пенсионера или «нового русского», мы с большой долей точности можем сказать, как он будет трудиться и проводить свой досуг, выйдет ли повторно замуж и т.д. Что мы сделали? Мы идентифицировали (отождествили) незна­комого человека с его социальной группой (установили его «социальную про­писку»), и, зная, как ведет себя в целом данная социальная группа, спрог­нозировали поведение конкретного незнакомца. Так частная социологичес­кая теория, оперирующая квантором существования, помогает нам в практических делах.

ИСТИНА И ЛОЖЬ

В теории познания проблема истины является ведущей. Все проблемы теории познания касаются либо средств и путей достижения истины (воп­росы чувственного и рационального, интуитивного и дискурсивного, теории и практики, универсальных, общенаучных и частных методов познания и т.п.), либо форм существования истины (понятие факта, гипотезы, теории, научного знания и др.), форм ее реализации, структуры познавательных субъектно-объектных отношений и т.п.

Каким бы методом социологической науки — анкетированием, интервью­ированием, наблюдением, анализом документов или экспериментом — мы ни добывали свои знания, главное их свойство должно заключаться в их ис­тинности. Научное познание по своей сути невозможно без столкновения различных мнений, убеждений, как невозможно и без ошибок, которые не­редко совершаются в ходе наблюдения, измерения, расчетов, суждений, оце-

нок. Мы преодолеваем их ради достижения истины. Истина есть знание. Но всякое ли знание есть истина?

ИСТИНА — это адекватная и достоверная информация об объек­те, получаемая посредством его чувственного или интеллектуаль­ного постижения либо сообщения о нем.

Иногда можно слышать, будто истина присуща самим предметам и явле­ниям. Но с этим согласиться нельзя: нет столов истинных или ложных — есть столы письменные и столовые, школьные и канцелярские. Истина не явля­ется свойством самих объектов. Понятие истины распространяется только на человеческие мысли, которые действительно могут быть истинными или ложными.

Теории истины. Тайну истинного знания человечество пыталось разгадать с древнейших времен, перепробовав, кажется, все варианты решений, при­думав множество критериев и учений об истинном знании.

Еще Аристотель предложил решение, основу которого составляет прин­цип корреспонденции: истина — это соответствие знания объекту, действи­тельности. Р. Декарт предложил свое решение: важнейший признак истин­ного знания — ясность. Лейбниц утверждал, что существуют два рода истин: необходимые истины разума, проверить которые можно с помощью прин­ципа противоречия, и случайные исти­ны факта, проверка которых должна опираться на принцип достаточного основания. Для Платона и Гегеля исти­на — это согласие разума с самим собой, поскольку познание как раз и направле­но на раскрытие духовной первоосновы мира.

Существуют различные теории исти­ны: прагматическая (практическая), ко­герентная (согласования), теория кор­респонденции (соответствия), или клас­сическая. Так, в прагматической теории истина — это полезность знания, его эффективность, в когерентной — это свойство самосогласованности, непротиворечивости в рамках конкретной те­ории. Любое новое положение истинно, если оно может быть введено в ка­кую-либо систему, не нарушая ее внутренней непротиворечивости знаний. В теории корреспонденции истина определяется как соответствие знаний действительности, независимому от нас объекту. Все теории не конфликту­ют, а дополняют друг друга.

Уже более 2000 лет самой авторитетной и распространенной считается аристотелевская теория корреспонденции. Она признана классической кон­цепцией истины, которая, как утверждал Аристотель, есть адекватное отра­жение объекта познающим субъектом, воспроизведение его таким, каким он существует сам по себе, вне и независимо от человека, его сознания.

Формы истины. Наряду с научной выделяют также обыденную (житей­скую), художественную и нравственную истину. Каждая из них подчиняет­ся собственным правилам. Так, совершенно очевидно, что нравственная ис-

тина заключается в соответствии знаний не добытым наукой фактам, а выс­шим этическим требованиям. Обыденное знание получает подтверждение из повседневного опыта.

Нередко отождествляют два понятия — истину и правду. Но категория правды находится в плоскости культуры, нравственности, русского нацио­нального характера и менталитета. Как известно, в России судопроизводство основано не только на законе, но и на правде, которая предполагает спра­ведливое отношение к другому человеку и другим людям, оценку их действий на основе человечности, сострадания, сочувствия и сопереживания. Быть правдивым и быть равнодушным к человеку нельзя. Но истина требует рав­нодушия, точнее сказать, беспристрастного отношения к мнению другого человека. Именно поэтому верна поговорка: «Сократ мне друг, но истина дороже». Далеко не во всех ситуациях в этой поговорке термин «истина» можно заменить словом «правда».

Существуют также относительная и абсолютная формы истин, которые занимают важное место. Абсолютная истина — это полное знание; а относи­тельная истина —неполное знание о предмете. Различие между этими дву­мя формами истины можно выразить еще и так: абсолютная истина — это такое содержание знания, которое не опровергается последующим развити­ем науки, а обогащается и постоянно подтверждается жизнью.

Истина — это отражение в сознании человека предметов и явлений таки­ми, какими они существуют вне и независимо от познающего субъекта. Ис­тина представляет собой объективно верное воспроизведение действитель­ности в сознании человека. Но истина — не только достигнутый результат в виде суждений, понятий, теорий, а процесс движения от незнания к знанию, от менее глубокого ко все более глубокому знанию. Следовательно, истина не может рассматриваться как нечто застывшее, неизменное отображение объектов действительности — она всегда относительна, так как охватывает не все содержание исследуемого предмета, а только его часть. По мере про­гресса познания человек постепенно преодолевает относительность истины, добавляет новые знания, которые перепроверяют, подтверждают или отбра­сывают старые знания, считавшиеся ранее истинными. Критерием истинно­сти является практика. Все научные истины основаны на опытных данных, они постоянно пересматриваются в свете новых доказательств, новых опыт­ных данных.

Истине в познании противостоит ложь — неправда, искажение действи­тельного состояния дел, имеющее целью ввести кого-либо в обман. Источ­ником лжи могут быть логически неправильное мышление, неверные факты и др. Ложь можно трактовать и как преднамеренное (именно преднамерен­ное!) возведение заведомо неправильных представлений в истину. Ложь можно понимать и как измышление о том, чего не было, и как сознатель­ное сокрытие того, что было. В логике — науке и правильном рассуждении — ложность означает отрицание истинности, а истина — отрицание лжи.

Знание о мире и даже об отдельных его фрагментах в силу ряда причин может включать в себя заблуждения, а порой и сознательное искажение ис­тины, хотя ядро знаний и составляет адекватное отражение действительно­сти в сознании человека в виде представлений, понятий, суждений, теорий.

Заблуждение, в отличие от лжи, — непреднамеренное несоответствие суж­дений какому-либо объекту. Заблуждения возникают из-за сложности изу-

чаемого явления (может изучаться только одна сторона явления), из-за вве­дения гипотез (они всегда вероятны), из-за неполного или неправильного истолкования.

Заблуждение — это содержание сознания, не соответствующее реальнос­ти, но принимаемое за истинное. Заблуждения тоже отражают, правда, од­носторонне, объективную действительность, имеют реальный источник. От­носительная истина становится заблуждением, когда появляется новая тео­рия, которая помогает нам увидеть несовершенство старой. Если оценить эту ситуацию с точки зрения формально-методологического подхода, то мы уви­дим следующее: появилась новая теория, признанная истинной; старая тео­рия опровергнута и квалифицируется как ложь. Таким образом, обоснова­ние ложности некоторой теории и превращение ее в заблуждение — это один и тот же процесс, описываемый с разных точек зрения.

С понятием истины тесно связаны так называемые парадоксы — правиль­ное рассуждение, приводящее к взаимоисключающим положениям, одина­ково доказуемым и не относящимся ни к истинным, ни к ложным. Приме­ры парадоксов: «Люди жестоки, но человек добр», «Если лгущий говорит, что он лжет, то он одновременно лжет и говорит правду» и др.

Истина и ложь способны располагаться и в чисто психологической сфе­ре. Предположим, человеку сообщили какой-то факт, а он его не запомнил, и позже горячо отвергает его — в этом случае речь идет о том, что его память не зафиксировала данный факт как значимый, т.е. стерла его. Это нельзя назвать ложью, так как человек искренне отрицает факт только потому, что не помнит. Возникает противоречие между психологическим фактом (неза-помнившимся событием) и рациональным фактом (утверждением человека, что такого факта не было).

Психологическая ложность или истинность может обнаружиться и в сфере интеллектуальных предпочтений: сторонник евразийства будет на­стаивать на своей выборке фактов, которые подтверждают его правоту, в то время как прозападник станет отрицать эти факты и настаивать на ис­тинности совсем других, подтверждающих именно его убеждения. При­нятие или непринятие группы фактов продиктовано искренностью наме­рений евразийца и западника. Противоположные факты они искренне не видят. Точнее, противоположные факты не замечает их психика, настро­енная избирательно.

Научная истина отличается набором специфических признаков: 1) объек­тивность; 2) конкретность; 3) системность и упорядоченность знаний; 4) их обоснованность и доказательность; 5) повторяемость и общезначимость (ин­терсубъективность) полученных знаний. Объективная истина — это такое содержание наших знаний, которое не зависит ни от человека, ни от челове­чества. Если наше знание — это субъективный образ объективного мира, то объективное в этом образе и есть объективная истина. Из понимания исти­ны как объективной, не зависящей от индивидов, классов и человечества, следует ее конкретность — зависимость знания от условий, места и времени протекания каких-либо явлений или процессов. Когда социолог, только что проведший эмпирическое исследование, присылает в журнал статью об этом исследовании, он должен указать, где, когда, кем оно проведено, каковы выборка и конкретные результаты.

Классическая концепция науки, доминировавшая на протяжении долго­го времени (с Аристотеля до представителей позитивизма), отличала науч­ное знание от ненаучного, характеризуя первое как обоснованное, истинное, всеобщее и аподиктическое'³. Произвольные конструкции, субъективные мнения, интуитивные догадки и обыденное знание не отвечают одному из таких требований — критерию обоснованности, поэтому не отнесены к сфе­ре науки, хотя все они вполне соответствуют другому признаку — истинно­сти. Иными словами, наличие каждого свойства необходимо, но недостаточ­но, и только в совокупности они являются убедительным критерием науч­ности.

Знаменитый афоризм А. Эйнштейна о том, что физическая теория долж­на иметь: а) внутреннюю согласованность (логическую непротиворечивость) и б) внешнее оправдание (соответствие фактам), по всей видимости, приме­ним не только к физике, но и к большинству других наук, в том числе к со­циологии.

Обоснованность или доказанность теоретического знания не зависит (или в принципе не должна зависить) от того, достигли между собой согласия ученые или нет, считают они знание истинным или нет. Для доказательства истинности теории существуют внеличностные средства и механизмы — по­вторяемость эмпирических обобщений, данные эксперимента и др. Истин­ность доказывают другие ученые в независимых исследованиях, повторных опытах, проведенных в разных странах.

ВЕРИФИКАЦИЯ И ФАЛЬСИФИКАЦИЯ

Знание является фундаментом науки, а фабрикой по изготовлению науч­ных знаний выступает научная теория.

Научной теорией называют систему знаний, несущую информацию, ко­торую можно верифицировать или фальсифицировать. Это означает, что не любое знание может считаться научной теорией и не любая информация может быть отнесена к знаниям.

Наука пользуется в обществе заслуженным авторитетом, и люди доверя­ют знанию, которое признается «научным», считают его достоверным и обос­нованным. Однако далеко не все, что называется научным или претендует на этот статус, на самом деле отвечает критериям научности: теории о «био­полях», «силах Космоса», «энергетиках», «аурах», которые их авторы выда­ют за вполне научные; многочисленные учения парапсихологов, астрологов, «нетрадиционных целителей», исследователей неопознанных летающих объектов, духов египетских пирамид и т.п. обычные ученые называют пара-наукой или псевдонаукой. «Самиздат» и Интернет переполнены скороспе­лыми творениями, внешне имеющими вполне респектабельный наукообраз­ный вид, авторы которых объясняют строение «мира в целом» или «всю ис­торию человечества». Отграничить их от науки не так просто. Открывший законы движения планет Кеплер был одновременно астрологом, великий Ньютон всерьез занимался алхимией, а известный русский химик, академик A.M. Бутлеров горячо поддерживал парапсихологию. Научная теория может

"юдиктический — убедительный.

1Q8

быть ошибочной, но при этом остается научной, т.е. соответствует опыту, способна прогнозировать и объяснять явления. Когда экстрасенс сообщает, что умеет читать мысли на расстоянии, он должен подтвердить это чем-то, что эмпирически фиксируется или наблюдается. Проверка опытом получи­ла название верификации.

Верификацией (от лат. verus — истин­ный и facere — делать) называется про­цедура установления истинности тех или иных суждений, подтверждения теоретического знания посредством пе­речисления всего класса эмпирических референтов или объектов, которые охва­тываются данным понятием или данной гипотезой. Для установления истинно­сти какого-либо утверждения — напри­мер о том, что все вороны черные, — надо провести наблюдение, опрос, экс­перимент. В нашем случае придется объехать всю Африку, Азию, Европу и Австралию. Исключение составят Арктика и Антарктида, где вороны не во­дятся. Если после осмотра всех ворон они окажутся черными и не найдется ни одной белой, то ваше утверждение будет верифицировано, т.е. его истин­ность подтвердится научными средствами.

Можно пойти облегченным путем — обойти места, которые вам доступ­ны, и убедиться, что вокруг только черные вороны. В таком случае нельзя утверждать, что все вороны черные. Придется довольствоваться более скром­ным суждением — например «некоторые вороны — черные». Ценность та­кого суждения почти нулевая, поскольку и без всякого осмотра ясно, что часть ворон черные. Научной и познавательной ценностью обладают только суждения со слов