Становление и развитие социологии как науки

Современный этап отличается от предшествующего тем, что европейское общество окончательно и бесповоротно вступает на путь капиталистического развития. Два первых из рассматриваемых нами мыслителей (О. Конт и К. Маркс) застали начальную стадию капитализма, а два других (Э. Дюрк-гейм и М. Вебер) — развитую. Между этими стадиями существует качествен­ная разница. Естественно, что первые и вторые описывали совершенно раз­ные общества. Отсюда и различие их взглядов.

В XVII—XVIII вв. впервые появились термины, призванные сыграть ре­шающую роль в формировании социологии: «общество», «культура», «циви­лизация», «классы», «структура», «функция» и др. А это значит, что отдель-

ные мыслители предыдущих веков, которые в одиночку пытались пробраться к тайнам социальной жизни, не имели адекватного своим усилиям понятий­ного аппарата. Естественно, что они получили и неадекватные результаты. Кто сегодня роет лопатой траншею, если можно использовать экскаватор?

Поначалу новые понятия были все­общим достоянием. Намного позже со­циологи усмотрели в них свою закон­ную собственность. Естествоиспытате­ли, врачи, философы, инженеры, предприниматели в начале и середине XIX в. толпой навалились на новый объект изучения — общество (новый, конечно, относительно). Почему? А потому что в европейском обществе в это время происходили потряса­юще интересные события. Капитализм благодаря индустриальной револю­ции разворачивался во всю свою мощь: рост промышленных городов-спру­тов, обезземеливание крестьян, концентрация преступности и проституции, торговля детьми, пауперизация и обнищание широких масс — и все это на фоне невиданного расширения политических прав прежде всего для средних слоев, а не только аристократии, как прежде, появления железных дорог, га­зовых фонарей, синематографа, пароходов и других невиданных ранее чу­дес «века железа», как его окрестили позже историки.

Европейская интеллигенция искренне интересовалась положением мало­имущих слоев населения, поэтому регулярно обследовались фабрики и за­воды, детские приюты и городские кварталы, проводилась перепись населе­ния. Зарождается социальная статистика как черта европейской культуры. Для нее требуются тысячи анкетных опросов. Стало быть, развиваются ме­тодика, техника и методология эмпирического исследования. Больше дру­гих преуспел в этом бельгиец А. Кетле, внесший серьезный вклад в методо­логию опросов и социального измерения.

Беда лишь в том, что поиски велись разрозненно, с разных концов, раз­ными методами и получались не только разные, но порой несовместимые результаты. Нарождающаяся социология во второй половине XIX в. букваль­но обвалилась под грузом эмпирических фактов. Разумеется, целостной кар­тины общества они не дали и не могли дать.

И вот на исторической сцене всплывает могучая фигура О. Конта (1798—1857), философа по образованию, социолога по ориентации. Конт был философом не таким выдающимся, как, скажем, Кант или Гегель, но зато весьма проницательным. Во-первых, его считают родоначальником одного из самых мощных и плодотворных философских направлений — позитивизма. Во-вторых, он является отцом мощной эмпирической нау­ки — социологии. О. Конт дал ей имя (термин «социология» принадлежит именно ему и возник в 1838 г.), определил ее предмет и методы, хотя ни­чем из созданного на практике не воспользовался. Выдвинутые им гло­бальные социологические теории, в частности трех стадий эволюции об­щества, вспоминают сегодня разве что из уважения к мэтру, но никакой пользы науке они еще не принесли, поскольку с самого начала были слиш­ком умозрительными и претенциозными. В-третьих, его именуют отцом теории индустриального общества— теории, составляющей основание со-

временной социологии. Но и здесь он прославился больше грамотной постановкой проблемы, нежели эффективно найденным решением.

О. Конт расписал, кажется, всю структуру новой науки, определил ее ме­сто в системе научного знания, составил типологию обществ, разработал но­вую методологию. Интеллигенция с облегчением вздохнула: наконец-то по­явился ум, способный все обобщить и создать единую картину мира. Но не тут-то было. Абстрактный теоретик, О. Конт, как уже говорилось ранее, не провел в своей жизни ни одного анкетного опроса, не сделал ни одного на­блюдения и не поставил ни одного эксперимента. Методы, к которым он при­зывал страждущее племя социальных ученых, оказались кабинетной выдум­кой. Много позже появится поколение социологов — прежде всего Э. Дюр-кгейм и М. Вебер, — которые окажутся способными и на эмпирические исследования, и на глубокие теоретические обобщения. Они-то и создадут новую систему социологического знания. Если приглядеться к ней внима­тельнее, то окажется, что практически ни одного принадлежащего Конту понятия в нее не вошло. Так мировая социология появилась на свет во вто­рой раз. И случилось это в конце XIX в.

Возникновение в XIX в. опытной, эмпирической науки об обществе не случайно, а имеет определенные гносеологические и социально-экономичес­кие предпосылки. Девятнадцатый век — это век естествознания, его идеалом является опытное, «позитивное» знание. Наука не знает границ, естествен­но-научному методу подвластно все, в том числе мораль, право, обществен­ное устройство — все, что раньше было предметом метафизики и спекуля­тивных домыслов.

Научному мышлению XIX в. были одинаково чужды как обскурантизм средневековья, так и морализаторство просветителей. Лидерами естество­ знания в XIX в. являлись физика (меха­ника И. Ньютона) и биология (эволюци­онная теория видов Ч. Дарвина). Именно эти науки определяли стиль науч­ного мышления своей эпохи. Особенности этого стиля мышления наложили зримый отпечаток на процесс формирования социологии и криминологии. Общество (и преступность) стали рассматриваться как объективное явление, ничем в принципе не отличающееся от объектов познания физики и биоло­гии. И достаточно долго опытная, позитивная наука об обществе называлась социальной физикой, а ее разделы, по аналогии с механикой, назывались «социальная статика» и «социальная динамика».

Социология, по мнению А. Гоулднера, возникала как идеология средне­го класса. Именно в XIX в. мы видим широкое движение интеллигенции, причем во всех европейских странах, включая и Россию, в помощь соци­альным аутсайдерам. Множащийся средний класс горел желанием улучшить положение дел в обществе. Социология рождалась как наука об обществе и его трансформации. Если европейские пионеры социологии были в основ­ном философами, то американские — проповедниками и священниками. Это свидетельствует не только о романтическом ореоле зарождения социологии, но и о том утопическом проекте, который был выбран в качестве некой тео­ретической платформы. Девятнадцатый век, судя также и по русской лите­ратуре (вспомнить хотя бы Базарова из произведения И. Тургенева «Отцы и

Э

дети») был весьма деятельным — все что-то улучшали, изменяли, преобра­зовывали. О. Конт, создавая новую науку, мечтал сделать ее разновидностью научной религии, поверив в которую, правители смогут править в соответ­ствии с объективными и надежными законами. (А что вы думаете о положе­нии дел в XX и XXI вв.? Сохранился ли прежний героический пафос в социо­логии?)

Создавая новую науку, О. Конт рассуждал примерно так: для того чтобы познать общество во всем многообразии его проявлений, философии уже не­достаточно. Нужна специальная наука, которая занималась бы обществом не наряду с другими вопросами, а посвятив все внимание только ему. Для того чтобы состоялась новая наука об обществе как самостоятельное знание, ей нужно отказаться от философского метода познания и придумать собственный. Но пока своих методов еще нет, социология должна взять из естествознания такие методы, как наблюдение, эксперимент и сравнительный анализ.

О. Конт в своем творчестве руководствовался идеалами прогресса, поли­тической и экономической свободы, надеждой на то, что с помощью науки и просвещения можно решить все социальные проблемы. На вопрос о том, как вылечить больное общество, Конт отвечал: надо создать такую же точ­ную и объективную науку об обществе, какой является естествознание.

Социологическая мысль явилась ответом на кризис динамично развива­ющегося европейского общества. Цель нового мышления — развить интел­лектуальные инструменты, которые сделали бы социальные отношения в об­ществе более прозрачными. Социология родилась и выросла в быстро изме­няющемся мире: борьба за независимость в Европе и Америке, возрождение и падение Наполеона, расцвет Британской империи...

Подчеркивая роль конкретных методов в познании, О. Конт тем не ме­нее оставался представителем прошлого — поколения социальных филосо­фов, создающих всеобщие законы человечества. Только через 50 лет, в кон­це XIX в., появилось первое поколение социологов, лидерами которого ста­ли всемирно известные ученые Э. Дюркгейм и М. Вебер, к идеям которых мы еще не раз будем возвращаться.

Поколению Вебера и Дюркгейма пришлось сделать шаг вперед и доказать, что историю творят не великие личности, абсолютные идеи или безличные законы, а рядовые люди, обладающие мотивацией, интересами, потребнос­тями и ценностными ориентациями, что история и биография приобретают значение, только будучи пропущенными через призму общественных отно­шений.

Оставаясь главным героем, индивид тем не менее растворился в соци­альном типе — в «капиталисте», «пролетарии» и «буржуа» К. Маркса, «про­тестанте», «бюрократе» и «политическом лидере» М. Вебера. Уникальная личность, герой исторических биографий и мемуаров уступил место иде­альному типу. Типичный индивид стал прекрасным инструментом сравни­тельно-исторических и кросс-культурных исследований. Отдаленные ты­сячелетиями Александр Македонский и Наполеон превратились в действу­ющих лиц одной драмы под названием «цезаризм». Оба они являли идеальный тип цезарита. Если историк чтит неприкосновенность хроноло­гического устройства Вселенной, размещая уникальные личности и собы­тия по своим гнездам-эпохам, то для социолога все эти македонские, це­зари и гитлеры, в какое бы время они ни жили, выступают иллюстрациями

понятий «политический лидер», «авторитарное правление», «цезаризм». Дюркгейм и Вебер широко оперировали эмпирическими данными, изучая соответственно проблему самоубийства и профессиональной мобильности.

Еще дальше пошел Р. Парк, создатель Чикагской школы. Будучи журна­листом, он описывал особенности поведения обитателей трущоб. Он изучал социальные типы там, где обитают их живые воплощения: преступников — в подвалах, китайских крестьян — в деревенских лачугах, соплеменников отважного Робин Гуда — в непроходимых лесах, ковбоев — на Диком Запа­де, последователей Аль Капоне и Анастази — на улицах больших городов.

Поколение Конта и Спенсера посте­пенно уступило место поколению эмпи­риков, изучавших все более узкие про­блемы: преступные группировки, малые группы, городские агломерации, расо­вые отношения и т.д. Активно исполь­зовались статистика и собственные методы, изобретенные для целей эмпи­рического исследования.

Соотечественника О. Конта Эмиля Дюркгейма называют пионером прак­тической социологии. Он разработал методологию функционального анали­за, которая применяется по сей день, провел глубокий анализ проблемы са­моубийства, который и сегодня служит классическим примером того, каким должно быть социологическое исследование, заложил основы теории ано­мии, и в наше время не потерявшей своей ценности. Его учение о разделе­нии общественного труда, механической и органической солидарности, при­роде социального факта, коллективном сознании и ценностях, эволюции религии вошли в золотой фонд мировой социологии.

Не только Франция, но и Германия удивила мир блестящей плеядой со­циологов: Макс Вебер, Георг Зиммель, Фердинанд Теннис — это самые круп­ные ученые.

Карла Маркса (1818—1883) считают основателем теории социального кон­фликта, учения о структуре и развитии общества, концепции социальных классов. Это самая крупная фигура среди социальных философов.

Другой немецкий мыслитель Макс Вебер (1864—1920) может быть назван Леонардо да Винчи социологии. Он разработал все базисные теории, которые сегодня составляют фундамент социологии: учения о социальном действии и мотивации, общественном разделении труда, отчуждении, профессии как призвании, основы социологии религии, экономической социологии и соци­ологии труда, социологии города, теории бюрократии, концепцию социаль­ной стратификации и статусных групп, основы политологии и института вла­сти, учения о социальной истории общества и рационализации, об эволюции капитализма и института собственности. Все достижения М. Вебера просто невозможно перечислить, настолько они огромны. В области методологии одним из главных его достижений является введение идеальных типов.

Благодаря М. Веберу, а также его коллегам Фердинанду Теннису (1855— 1936) и Георгу Зиммелю (1858—1918) немецкая школа доминировала в миро­вой социологии вплоть до Первой мировой войны.

Ф. Теннис выдвинул ставшую классической типологию социальности: сообщество (община), где господствуют непосредственно личные и родствен­ные отношения, и общество, где преобладают формальные институты. «06-

щинные» отношения по его типологии предполагают «высшую самость», а «общественные» имеют «искусственное лицо». Отсюда он логически вывел различие главных экономико-правовых категорий: рассуждая об общине, он говорит о «владении», «земле», «территории», «семейном праве»; а рассмат­ривая общество — об «имуществе», «деньгах», «обязательственном» (торго­вом) праве.

Рассматривая вопрос о динамике общества, Теннис считал, что «общин­ная» социальность в ходе истории все больше вытесняется «общественной» социальностью. Здесь можно начать анализ нравов, права, семьи, хозяйство­вания, деревенской и городской жизни, религии, государства, политики, общественного мнения и т.д.

В Англии наибольший вклад в мировую социологию внес Герберт Спен­сер (1820-1903), создавший учение о социальной эволюции и рассматривав­ший человеческое общество наподобие живого организма.

Центрами мировой социологии на первом этапе (конец XIX — начало XX вв.) были три европейские страны — Франция, Германия, Англия. Ко­нечно, и в других странах трудились замечательные мыслители, сделавшие немало для развития национальной социологии. В России это Н. Кареев, Н. Михайловский, М. Ковалевский, В. Хвостов. Но они не оказали замет­ного влияния на развитие мировой социологии.

Исключение представляет Питирим Сорокин (1889—1968), которого по универсальности охвата социологической проблематики, значению теорети­ческого и методологического вклада в мировую социологию можно сравнить разве что с М. Вебером. Именно этот мыслитель, родившийся в России, а умерший в США, прославил нашу социологию. Именно благодаря в первую очередь ему Россию наряду с Италией (где жили и трудились выдающиеся социологи XIX—XX вв. Вильфредо Парето, Гаэтано Моска и Михельс) мож­но причислить к разряду социологических держав мира, но, быть может, поставив ее не в первый, а во второй эшелон.

1G2

На следующем этапе, который начался в 20-е гг. XX в. и продолжается по сей день, центр мировой социологии переместился в США, где эта наука сразу же получила помощь государства и поддержку большинства универси­тетов. Первый в мире социологический факультет, присваивающий доктор­ские степени, возник, как уже упоминалось, в 1892 г. в Чикагском универ­ситете. Уже к 1910 г. большинство американских университетов и колледжей организовали курсы социологии.

В Европе же социология не пользовалась поддержкой ни со стороны го­сударства, ни со стороны университетов. Эмиграция социологов ослабила европейскую и усилила американскую науку. В XIX в. социологическое обу­чение в Европе, в отличие от США, играло роль пасынка. Если оно и полу­чало прибежище в университетах, то не так, как в США: независимым част­ным ученым разрешали читать лекции или, что еще реже, создавали кафед­ру социологии для известных ученых. Чаще профессор экономики, истории, права, политической экономии или философии предлагал обучение по «со­циологии», но не употребляя этого названия: Георг Зиммель преподавал со­циологию под видом философии, М. Вебер и В. Парето — под названием «экономика». Только Эмиль Дюркгейм (1858—1917) и еще немногие европей­цы в XIX в. получили академический титул как социологи. Дюркгейм был профессором социологии и образования в Парижском университете.

Э. Дюркгейм углубил, а во многом переориентировал позитивистскую методологию О. Конта. Дюркгейм предлагал опираться на социальные фак­ты и изучать их статистически. Одни социальные факты (самоубийства) Дюркгейм объяснял при помощи других социальных фактов (интеграция). По существу, Дюркгейм дал новую методологию современной социологии. Его методологической позиции присущи две особенности: 1) натурализм — понимание законов общества по аналогии с законами природы и 2) социо­логизм — утверждение специфичности и автономности социальной реаль­ности, ее превосходства над индивидами. Центральной в научном творчестве Дюркгейма, как и всей французской школы, является проблема социальной

солидарности. Согласно Дюркгейму, развитие человеческого общества про­ходит две фазы: 1) механической солидарности (доиндустриальное, или тра­диционное, общество); 2) органической солидарности (доиндустриальное, а затем индустриальное общество).

В США вокруг ведущих университетов — Чикагского, Гарвардского, Мичиганского в конце XIX — начале XX вв. сформировались крупные на­учные школы. Десятки тысяч проведенных в первой половине XX в. эмпи­рических исследований заложили прочный фундамент научной социологии. Если европейцы под научной социологией понимали прежде всего теорети­ческую науку, опирающуюся на мощные традиции классической философии, то американцы сводили научную социологию прежде всего к эмпирической, созданной по образцу классического естествознания. Именно благодаря но­вому взгляду на природу социологии Америка вскоре опередила Европу в деле создания научной социологии.

К 1960 г. большинство американских университетов и колледжей имели департаменты социологии. В 60-е гг. в США социологов было больше, чем во всех странах мира, вместе взятых. Сегодня здесь более 20 тыс. професси­ональных социологов, которых готовят 250 университетов и колледжей. Но вот парадокс: несмотря на обилие социологов, Америка дала миру лишь одно чисто национальное течение — символический интеракционизм и только одного великого социолога — Толкотта Парсонса (1902—1979).

Он сыграл в развитии американской социологии особую роль. По словам А. Гоулднера, Т. Парсонс осуществил грандиозный синтез немецкого роман­тизма с французским функционализмом, которые, как казалось прежде, были несовместимы. Он американизировал немецкое социологическое наследие. Однако неправильно считать, утверждает Гоулднер, что Парсонс, как вся­кий эмигрант, просто перенес европейскую традицию на почву американ­ской культуры. Вначале он с немецкой дотошностью разобрал социологичес­кое наследие европейцев на составные элементы, а затем с чисто американ­ской деловитостью, прежде переинтерпретировав каждый элемент, заново соединил их в новую конструкцию. Возможно, синтез получился несколько формалистическим (а потому язык парсоновской теории до конца так и не понят — он чрезвычайно сложен и схематичен), но он был крайне необхо­дим, ведь большинство американцев считают, что Америке не хватает глу­бокой теории, хотя у нее в избытке надежная и эффективная практика. Но­вая теория, по оценке Гоулднера, получилась излишне метафизической. По причине гипертрофирования роли стабилизирующих факторов развития общества и недооценки роли конфликта. Это даже не теория, а нечто дру­гое, что больше походит на социологическую парадигму или перспективу, не имеющую строгой логики, но поражающую своей энциклопедичностью и творческим потенциалом.

Парсонс пытался сделать в социологии то же, что в физике стремился совершить великий Альберт Эйнштейн — создать всеохватывающую социо­логическую теорию, которая объясняла бы все уровни общества и все фор­мы движения социальной материи. Ему удалось сотворить гигантскую дедук­тивную систему абстрактных понятий, охватывающую человеческую реаль­ность во всем ее многообразии.

Но вот незадача: в эмпирическом исследовании и в повседневной социо­логической практике ни один социолог в мире не пользуется этой системой,

предпочитая менее емкие, но более оперативные частные теории, объясня­ющие небольшую часть социальной вселенной, но с гораздо большей точно­стью и разрешающими возможностями.

Т. Парсонс, как и А. Эйнштейн (который, кстати, творил свою общую физическую теорию почти в те же годы, что и Парсонс создавал свою общую социологическую теорию), потерпел неудачу. Общей теории, охватывающей все другие в качестве своих частных случаев, нет ни в физике, ни в социоло­гии. А многие специалисты считают, что таковые вовсе не нужны. Зато на поприще частных социологических теорий США значительно преуспели. Америка дала миру большое количество известных мыслителей — Э. Шилз, П. Лазарсфельд, Р. Мертон, П. Блау, Ч. Кули, Дж. Мид, Р. Парк, И. Гофман, Дж. Александер, Д. Белл, Т. Веблен, А. Гоулднер, Р. Миллс, Д. Рисмен, У. Самнер, А. Смолл, А. Тоффлер, Дж. Хоманс, — которые определили на­учное содержание современной социологии.

Если в Европе социологическая мысль развивалась в тесном контакте с философией, то в Америке среди социологов получила широкое распрост­ранение социальная психология. Представители обеих культур стремились объяснить эволюцию и функционирование общества, но европейцы больше тяготели к глобальным историческим схемам, а американцы — к конкрет­ным моделям и прикладным разработкам.

Вместо философской субстанции американцы делали акцент на поведении и действии. Их не интересовало то, что скрыто внутри разума и что не подда­ется точному измерению, — их привлекало то, что проявляется в так называ­емом открытом поведении. Так появился бихевиоризм (англ. behavior — пове­дение), подчинивший себе все социальные науки (экономику, психологию, социологию, политологию). Теперь уже за ними закрепился ярлык поведен­ческих, или бихевиориальных, наук. С этим званием, а именно поведенчес­кой (а не философской, какой она была в Европе в начале XX в.), социология и дожила до наших дней.