Неустранимость здравого смысла 


Мы поможем в написании ваших работ!



ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?

Неустранимость здравого смысла



Здравый смысл и наука, различаясь по ряду существенных признаков, помогают избегать ошибок. Роль здравого смысла и научной теории очень схожа — оба они предлагают некую исходную информацию, ограничивают область поиска, но не указывают той конкретной точки в этом поле, где ле-

жит решение вашей проблемы. Выбор всегда остается за вами. Посему дове­рять им надо не на все 100%, а лишь в общем, в тенденции.

Здравый смысл — это квинтэссенция нашего социального опыта. Социо­лог не может не пользоваться своим социальным опытом. Мы отбрасывали одни и оставляли другие признаки, скрепляя оставшиеся признаки с помо­щью логики. По мнению О.Е. Трущенко, «ученый, как и любой другой че­ловек, живет в мире, который сам конструирует присущими ему способами категоризации и описания. Но, в отличие от "простого человека", ученый должен четко сознавать, что его способ описания ничуть не лучше, чем тот, который существует в обыденном сознании, т.е. на уровне нерефлексивном»3. Различие между здравым смыслом и научным знанием заключается в том, что первый является начальной точкой движения познания, а второе — его остановкой. Вначале надо сформулировать множество обыденных теорий, затем проверить их все до одной и оставить только те, которые прошли про­верку на истинность. Правда, по мере проверки от первоначальной задумки почти ничего не остается: исходная гипотеза и исходная теория как домаш­ние заготовки постоянно корректируются, подправляются, дорабатываются и заменяются. Пройдя серьезную перестройку, обыденная теория приобре­тает вид законченного научного знания, но такое случается редко, обычно затягиваясь на десятилетия. Другой вариант: когда вы начинаете с чтения на­учной литературы и исследования достижений других ученых, обнаружив­ших научное знание, выстраивая из непроверенных истин будущее здание своей теории. Такой путь короче и безопаснее. Важно к качественному зна­нию, заимствованному у коллег, при­бавлять такое же качественное знание, добытое самостоятельно. К сожалению, на практике социологи поступают ина­че: заимствовав надежную теорию, они пристраивают к ней невесть что и назы­вают все это научной теорией. Они по­лагают, что исходный материал гаран­тирует качество здания в целом. Но это не так. Надо владеть еще надежной тех­нологией построения здания науки. Одной из составных частей такой тех­нологии является перевод единичных фактов в научные факты.

Зависимость общественной науки как от знаний, полученных путем здравого смысла, так и от научных опре­делений Энтони Гидденс назвал «двойной герменевтикой». Она создает надежную основу понимания человеком связей в окружающем мире. Мар-гарета Бертильссон толкует содержание взгляда Гидденса на знание в «Бит­ве за современность» следующим образом4: оно составляет основу социаль­ной рутины, и с ним к индивиду приходит уверенность в закономерностях

слова О.М. Количественная и качественная социология: методология и методы (по материалам

)углого стола») // Социология. 1995. № 5-6. С. 11.

.: Монсон П. Современная западная социология: теории, традиции, перспективы: Пер. с шв.

социальной жизни; в общем и целом мы примерно знаем, что произойдет зав­тра. Ежедневная рутина придает нам ту часто не замеченную наукой уверен­ность в окружающем мире, характера и развития которого мы не понимаем. Таким образом, мир жизни составляет первичный источник понимания и ресурсов для индивидов, для которых мир представлений науки выступает только опосредованным через бытовую технику (морозилка, телефон, теле­визор, видео и т.д.). Проблемой соответствующих общественно-научных ис­следований, согласно Шюцу и Гидденсу, является то, что они недостаточно внимания уделяли «конституирующему» значению мира жизни для собствен­ных эмпирических и теоретических опытов. Связь между символическими порядками еще недостаточно разработана в общественном анализе.

В каком-то отношении социология обречена изучать только мир мнений и обыденного сознания. Действительно, профессиональный социолог, созда­вая свои теории, опирается на собственный здравый смысл и пользуется язы­ком улицы, как бы он ни очищал первое и второе, как бы он их ни трениро­вал или улучшал. Назовем первую неустранимость вторжением здравого смыс­ла сверху.

Другая неустранимость происходит из-за того, что социолог изучает не притяжения планет, исторические ископаемые или химические реакции, а мнения людей. Анкетирование, в отличие от других форм полевого иссле­дования (скажем, натурного наблюдения), применяемых в соседних науках, отличается субъективностью. Мнение респондента — это глубоко субъектив­ная точка зрения обыкновенного человека, не интеллектуала и не эксперта. Часто он не может связно или правильно выразить свою мысль, судит о том, чего не видел или о чем никакого понятия не имеет, но боится показаться некомпетентным, а потому готов дать любой ответ, лишь бы не потерять свое реномэ.

Вторую ситуацию назовем проникновением здравого смысла снизу.

Итак, вторжение и проникновение — вот два полюса обыденного, между которыми зажата социологическая наука. Два препятствия, которые она стре­мится преодолеть, дабы быть академической наукой.

Раскрывая особенности социальной реальности, с которой приходится иметь дело таким наукам, как социология, А. Шюц был буквально поражен тем, до чего она «завирусована» здравым смыслом:

«Наблюдаемое социальным ученым поле, научная реальность, имеет специфические смысл и структуру соответствия для живущих, действу­ющих и мыслящих в ней человеческих существ. Путем серии построе­ний здравого смысла они предварительно отобрали и проинтерпрети­ровали этот мир, который ими воспринимается как реальность повсед­невной жизни. И именно эти мысленные объекты определяют их поведение, мотивируя его. Мысленные объекты, сконструированные обществоведом для того, чтобы понять социальную реальность, долж­ны базироваться на мысленных объектах, сконструированных здравой мыслью людей, живущих своей обыденной жизнью в своем социальном мире. Таким образом, конструкции социальных наук являются, так сказать, конструкциями второго порядка, конструкциями конструкций, созданных актерами на социальной сцене»5.

5 Schutz A. Collected Papers, I; The Problem of Social Reality. La Haye, Martinus Nijhoff, s.d. P. 59.

Социальное познание неразрывно связано с обыденным сознанием, по­скольку представляет собой обыденный образ обыденного мнения. Пользу­ясь своим здравым смыслом, социолог пытается постичь здравый смысл другого человека, своего респондента. Но чем же эта ситуация лучше той, когда человек с улицы своим здравым смыслом пытается понять научный здравый смысл социолога? Преимущество социолога кроется только в уни­верситетском образовании и (пусть хоть небольшом) опыте проведения эм­пирических исследований. Но что он впитал на студенческой скамье, если не прогуливал занятия, не подрабатывал во время лекций, исправно сдавал экзамены и посещал библиотеку? Этот вопрос мы адресуем вам. Можете считать это домашним заданием, предусматривающим написание небольшо­го эссе.

Приемы здравого смысла

Здравый смысл как теория повседневной жизни использует в своем арсе­нале приемы мышления, очень напоминающие научное познание. Поскольку они не соответствуют строгим требованиям научного метода, но основыва­ются лишь на здравом смысле и обыденном сознании, мы вправе отнести их к стихийной, т.е. самодеятельной или любительской, социологии.

Стихийная социология — это складывающееся в процессе социализации человека социологическое видение мира (социологический образ мышле­ния), которое опирается не на достижения научного знания, а на личный жизненный опыт и здравый смысл.

Термин «стихийная» существует не только в нашей науке («folk sociology»), но и во многих других, в частности в антропологии («folk anthropology»), и подразумевает обыденные суждения и обыденные ответы, которые дают люди в домашней обстановке, за стойкой бара, в дружеской беседе, на извечные вопросы, задаваемые профессиональными учеными. Вопрос о смысле жиз­ни, врожденных привычках или о том, куда идет страна, интересует людей не только после того, как они выпьют. Вопрос о конечности человеческого существования, бесконечности вселенной и смысле жизни задает еще ребе­нок, а повзрослев, он всю свою жизнь пытается получить на них ответ. На­ряду с этими вопросами человек задает себе множество других, весьма не­простых даже с научной точки зрения вопросов, выступая в роли стихийно­го социолога или антрополога.

При поступлении на социологический факультет американских абитури­ентов проверяют на наличие особого видения: если у юноши или девушки нет задатков социологического видения мира, то они считаются профне­пригодными. Предполагается, что любовь к социальному познанию, особо­му подходу и анализу происходящих вокруг событий профориентированные лица приобретают в течение своей учебы и прохождения раннего этапа со­циализации (его называют также первичной социализацией). Обучение в вузе отшлифует приемы стихийной социологии, превратит их в точный инстру­мент научного познания, но склонность и задатки к занятию социологией должны проявиться еще в школьные годы.

К главным приемам стихийной социологии относятся: 1) социальная типологизация, 2) социальная категоризация и 3) социальное ранжирование. Все они опираются на здравый смысл, формируются в повседневной реаль-

ности и служат критерием профпригодности социолога. Научившись типо-логизации, категоризации и ранжированию, можно с большей легкостью ра­зобраться в сложнейших понятиях сок пологий, например в социальной стра­тификации, которая подразумевает распределение больших масс людей сверху вниз по размерам дохода, объ^ vry властных полномочий, уровню об­разования и престижу профессии.

СОЦИАЛЬНАЯ ТИПО/уОГИЗАЦИЯ

Этот прием, пожалуй, самый простой, а потому присущ подавляющему числу людей. Основу интеллектуальной процедуры типологизации состав­ляет социальное обобщение, т.е. поиск сводных черт у разнородных социальных явлений. Результатом являются социальные типы.

Типологизация — это умение находцл>, подмечать в окружающем типичное, повторяющееся, а затем правильно егс^ классифицировать. На основе сходных черт можно объединить в одну группу внешне различных индивидов. К при-

можем объединить в одну и ту же со стальную группу — подростки; водите­лей, шахтеров, трактористов мы зачь^ляем в ряды рабочего класса: хотя все они отличаются друг от друга, но у ни j есть общий признак — они занимают­ся преимущественно физическим трупом и относятся к наемным работникам. Применяя более сложные навыкг^ вы вскоре научитесь составлять соци­альные типы — собирательный обра ^ представителей какой-либо большой социальной группы не по одному пЫзнаку, а по целому их ряду. Это вер­шина мастерства типологизации. '

К социальным типам как неким нормам или приемам мышления люди прибегают не только в науке, но и в г ^вседневной жизни, в частности чтобы донести свою мысль собеседнику ш^ целой аудитории. К примеру, оратор постоянно ссылается на американский империализм, глобальное общество,

ютовых русских, грабительский капита­лизм, не подозревая, что использует социальный тип в каких-то идеологи­ческих, а нередко и просто политичес­ки неоправданных целях.

Термин «тип» обозначает совокуп­ность существенных черт, описываю­щих вид или форму какого-то явления; человека, наделенного какими-либо характерными свойствами, яркого представителя сословия, группы, на-j#ra, эпохи; единицу расчленения изу­чаемой реальности в типологии. При-^м типизации в науке или повседнев­ной жизни сводится к тому, что велиь^е множество самых разных предметов мы разбиваем на группы, основываясь на их дальнем или близком сходстве. В этом случае мы создаем мысленнь fl портрет обобщенного целого, внача­ле очень абстрактный, а затем наделим его несколькими важными чертами, которые, как нам кажется, позволят ^тличить его от других типов.

Типизация — это одновременно и обобщение разрозненных явлений в устойчивые группы и типы, и приписывание людей к заранее созданной груп­пе, т.е. наделение их социальными признаками. Это самостоятельная про­цедура стихийной социологии. Например, человек в кепке. Можем ли мы сказать, что кепка — признак мэра крупного города на том основании, что ее носит мэр Москвы Лужков? Нет, так как мэры других городов могут но­сить шляпу. Кепку в свое время носил вождь первого пролетарского государ­ства В. Ленин. Можем ли мы говорить, что кепка — символ вождей? А дру­гой вождь любил держать во рту курительную трубку. Обобщить разнород­ные явления, выделив в них типичные черты и признаки, а затем по выделенному признаку отличать одну социальную группу или один соци­альный тип людей от другого — это правильная процедура. Неправильным приемом типизации будет такая процедура, при которой яркий признак, об­наруженный у одного выдающегося представителя данной группы, вы пере­носите на всех остальных. Отнесение всех рабочих к занятым преимуществен­но физическим трудом — это верный прием социологического мышления, но считать их алкоголиками или малограмотными людьми на том основании, что некоторая их часть обладает подобными свойствами, неверно.

Социологу очень непросто провести границу между социальным типом, который нужно считать ценностно-нейтральным инструментом обобщения, и социальным стереотипом, содержащим в себе нелицеприятную оценку человека или явления. Сложно выделить те признаки, которые точно указы­вают на конкретный социальный тип. Кого относить к социальному типу или социальному стереотипу? Буржуазия, интеллигенты, комсомольцы — это социальные типы или стереотипы, нейтральные группы или оценочные ка­тегории? Приверженец КПРФ — это социальный тип? Или «homo sovieticus»? В интересной книге «Советский простой человек» Ю. Левады описывается закомплексованный, идеологически зашоренный интеллигент, которым манипулирует Коммунистическая партия. На основе многочисленных эм­пирических исследований ученые выделили социально-типические черты «homo sovieticus». Оказалось, что эти черты были присущи только 30—40% советских людей, а это меньше половины населения страны.

Но почему тогда мы говорим, что это типичный советский человек? По­лучается, что типичный человек не принадлежит к большинству. Но так оно и есть: социальный тип может характеризовать большую совокупность лю­дей, но не обязательно большинство населения. Чем большую совокупность людей вы изучаете, тем больше размываются признаки, по которым выде­ляется социальный тип. Обыденное сознание выделяет в повседневной жизни множество социальных типов. Один из них — трамвайный хам. Воображе­ние рисует нам соответствующие черты поведения этого типа.

Стихийный процесс конструирования социальных типов надо отличать от научной процедуры построения идеальных типов, выдающимся мастером которых был М. Вебер. Идеальный тип в социологии — прием теоретичес­кого мышления, позволяющий на понятийном уровне создать емкий и обоб­щенный образ какого-либо явления или группы явлений, не прибегая к ста­тистике. Задача этого приема — выделить такие черты явления, которые об­наруживаются только в идеальных, вымышленных условиях, но в реальности могут быть размыты привходящим вмешательством, действием случайных факторов. Идеальный тип использовался Вебером как эвристический инст-

румент, с помощью которого он намеревался открыть: а) сходные черты в исторических событиях, что было первым шагом на пути причинного объяс­нения; б) несходство и различие похожих явлений (отрицательное сравне­ние). Выделяя сходное в исторических явлениях, Вебер обнаружил существо­вание феодализма уже в античности и средневековье.



Поделиться:


Последнее изменение этой страницы: 2016-04-08; просмотров: 280; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы!

infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 18.116.90.141 (0.013 с.)