Основные модели антропогенеза в ф илософии

 

В.40

Антропогенез (от греч. anthropos – человек и genesis – происхождение) – процесс форми-рования человека и человечества как особого биологического вида. Поскольку возникнове-ние физического типа человека происходило одновременно с образованием общества как надприродной системы связей между индивидами, проблема антропогенеза в философии и науке интерпретируется одновременно и как проблема антропосоциогенеза и антропокуль-турогенеза.

На сегодняшний день антропогенез изучается целым комплексом наук, где исследования строятся преимущественно на анализе гоминидной триады, под которой понимаются гене-тически закрепленные признаки, составляющие специфику человечества как биологического вида. К последним относятся: прямохождение; кисть, приспособленная к изготовлению ору-дий труда; высокоразвитый мозг, обеспечивающий возможность абстрактного мышления и языка.

Статус этой проблемы в философии определяется тем, что решение ее во многом при-ближают нас к разгадке сущности человека. Тенденции интерпретации антропогенеза в фи-лософии могут быть разделены на две основные группы: креционистские и эволюционные.

Креационизм (от лат. сreatio – творение) рассматривает человека как продукт специально-го божественного творчества, высшее и наиболее совершенное создание Бога на земле, его «образ и подобие». Основное отличие креационизма от других моделей определяется пони-манием человека как принципиально иного по сравнению с остальной природой образова-ния, соответственно для его появления необходимо участие надприродных, сверхъестествен-ных сил, Бога.

В качестве современных модификаций креационизма выступают популярные сегодня уфологические концепции антропогенеза (от англ. UFO – НЛО), объясняющие возникнове-ние человека участием внеземного разума. Так же, как и в классическом креационизме, ак-цент делается не на естественной эволюции человека из природы, а на чудесном вмешатель-стве высших сил в этот процесс.

Э волюционизм (от лат. evolutio – развертывание) отстаивает идею естественного проис-хождения человека, рассматривая его как продукт общеприродной эволюции. Оформление эволюционной концепции связывают с именем Ч. Дарвина, который первым научно обосно-вал наличие единого животного предка у человека и обезьяны и указал на естественный от-бор как движущий фактор эволюции, способствующий выживанию наиболее приспособлен-ных особей или видов. Проблема специфики собственно человеческой адаптации к действи-тельности решалась средствами не столько науки, сколько философии. На сегодняшний день основными философскими концепциями эволюционной модели антропогенеза выступают: трудовая, игровая, психоаналитическая и семиотическая.

Трудовая концепция (Л. Морган, Фр. Энгельс, А. Гелен) утверждает, что именно труд способствовал закреплению и развитию гоминидных признаков и определил возникновение у человека особой формы адаптации к внешней среде. Если животное приспосабливается к природе за счет изменения своих биологических характеристик, то человек приспосаблива-ется, изменяя не себя, а внешнюю природу. Тем самым труд, как целенаправленная деятель-ность человека по преобразованию природной действительности с использованием орудий труда, становится сущностной характеристикой человека. Труд одновременно выступает как источник человеческой социальности и культуры, где отношения труда и собственности ле-жали в основании первых норм человеческой нравственности, первых моделей права и зако-на, новых неприродных форм солидарности.

Игровая концепция (Й. Хѐйзинга) связывает возникновение человека с развитием игры. Игра – это форма свободной творческой активности, избыточной по отношению к матери-альным интересам и необходимости выживания. В этом контексте игра у Хѐйзинги противо-стоит сфере труда, подчиненной требованиям практической целесообразности. Феномены духовной культуры (искусство, религия) бесполезны для обеспечения утилитарных сторон жизни, однако именно с их появлением возникает особый человеческий мир. При этом игра в не меньшей степени, чем труд, способствует тренировке органов и закреплению навыков.

Согласно психоаналитической концепции (З. Фрейду, К. Г. Юнг, А. Адлер), становление культуры и человека обусловлено появлением культа, краеугольные основания которого со-ставляют тотем и табу. Возникновение их стало следствием разыгравшейся в первобытной орде «эдиповой» драмы, связанной с восстанием сыновей против отца. Разрыв органичной целостности общины, вызванный убийством ее предводителя, стал предпосылкой для обо-жествления предка в форме тотема как прародителя и защитника рода и табуирования сферы сексуальных отношений. Тем самым религия и мораль, укорененные в разрушительности страха и стыда, начинают определять направленность последующего развития человека и культуры.

Семиотическая модель (К. Леви-Стросс, Ж. Деррида, О. Розеншток-Хюсси) рассматрива-ет культуру как особую знаково-символическую реальность, сердцевину которой составляет язык. Человек воспринимает действительность только в тех ее смысловых характеристиках, которые заданы языком, а язык, определяет границы и свойства, как самой действительно-сти, так и человека. Язык здесь из средства общения превращается в подлинного демиурга культуры и человека. При этом в качестве языка могут быть рассмотрены самые разнообраз-ные культурные феномены и сферы, функционирующие посредством циркуляции знаков по определенным правилам, например, системы родства, ритуалы, структуры власти.

 

 6.3. Экзистенциальные характеристики человеческого бытия

 

Э кзистенциальные феномены акцентируют человека в его уникальных, индивидуально-личностных свойствах, где основными для самоопределения человека выступают вопросы о смысле жизни, смерти и бессмертии, свободе.

Проблема смысла жизни в философии, как правило, связана с более фундаментальной темой о природе и сущности человека. Например, сторонники натурализаторской версии, рассматривающие человека как природное начало, являются преимущественно последовате-лями гедонизма (смысл жизни – наслаждение) и эвдемонизма (смысл – в счастье). В рамках религиозного персонализма проблема смысла жизни решается в контексте трансцендента-лизма: истина и цель человеческого существования соотнесены не с земным, а с потусторон-ним (трансцендентным) бытием, где его земная история является лишь преддверием настоя-щей жизни в вечности. Социологизаторские концепции зачастую также подчиняют настоя-щую жизнь будущему совершенному состоянию человечества (марксизм). С рационалисти-ческой философией содержательно связаны идеалы ригоризма, возводящего в ранг безуслов-ного закона принцип долженствования, долг.

Решение вопроса о смысле жизни неизбежно предполагает необходимость определения соответствующего статуса смерти. Перед лицом глобальной неизбежности и случайности смерти жизнь как бы теряет всякий смысл. Человек – это единственное существо, «знающее о смерти». Отдавая ей дань уважения в ритуальной практике, человечество едва ли способно на действительную абсолютизацию смерти. Напротив, вся логика человеческого отношения к смерти в истории культуры и философии шла по пути ее своеобразного преодоления. Для всей классической культуры смерть выступает как переход к какому-то иному состоянию жизни. Абсолютизация жизни свойственна также и классической философии. В натурализме, ориентированном на жизнь «здесь-и-сейчас», смерти нет, поскольку пока есть мы, то ее нет, а когда есть она, то нет уже нас (Эпикур), а бессмертие возможно как продолжение себя в детях (роде). Религиозный персонализм отталкивался от идеи бессмертия души. Рациона-лизм, признавая неизбежность смерти, уповал на бессмертие имени великих подвижников истины.

В ситуации, когда «бог умер», радикально меняется свойственный классике традицион-ный, «жизнеутверждающий» смысл смерти в философии и культуре. Смерть утрачивает зна-чение «перехода», но начинает восприниматься как действительный «уход», завершение жизни. В философии З. Фрейда символ Танатоса приобретает субстанциальный приоритет над силами жизни (Эросом). Классическая схема переворачивается с точностью до наоборот: если раньше проекция человеческого существования разворачивалась в последовательности от жизни через смерть к новой жизни, то здесь путь протекает от смерти (небытия, хаоса) че-рез жизнь к смерти. Особая онтологизация смерти характеризует также экзистенциальную философию. Именно смерть, которая всегда «моя», обращает человека к осознанию уни-кальности собственного «Я», заставляет задуматься о глубинных смыслах и противопоста-вить их анонимной безликости всеобщих истин.

Феномен свободы составляет наряду с проблемами жизни и смерти еще одну сущност-ную экзистенциальную проекцию человеческого бытия. Эволюция представлений о свободе в истории философии и культуры сопряжена с развитием идеи «Я» как истока уникальности человеческой личности. Можно выделить следующие историко-культурные образы свободы:

· фатализм (Восток, античность), здесь человек растворен в космосе, основным законом функционирования которого является судьба;

· свобода воли (способность выбора между добром и злом) как концепт средневековой философии, сопряженный с догматами о человеке как «образе и подобии» и о его гре-хопадении. Ее внутренними коррелятами выступают совесть, покаяние; · свобода как познанная необходимость (Новое время, Просвещение), которая связана с идеей человека как cogito (мыслящего субъекта), верящего в то, что «знание – сила» и познание природных законов позволит властвовать над природой. В контексте этиче-ских традиций этого времени свобода сопряжена с идеей долга как универсального нравственного закона;

· экзистенциальная свобода как свобода выбора (своего «Я» и своего мира), предпола-гающая одновременно отрицание расхожих истин («свобода-от») и проектирование собственной позиции («свобода-для»). Свобода здесь уравновешивается ответствен-ностью за сделанный выбор.

Постмодернистский тезис о «смерти человека» стал своеобразной констатацией невоз-можности абсолютной личной свободы в условиях высокоорганизованного техногенного общества. Избегая говорить о свободе, постмодернизм предпочитает использовать понятие игры для описания механизмов человеческих действий и поступков. В рамках ее простран-ства находят примирение и судьба, вмешивающаяся в жизнь силой слепого случая, и закон, конкретизирующийся в обязательности игровых правил, и творчество, позволяющее челове-ку по-новому реализовать себя и обеспечивающее неожиданность и притягательность всякой отдельной игры.