Примитивные межличностные реакции и их предпосылки

Реакция амбиции. Она проявляется в том, что, получив информацию, придающую вес или значение другому лицу, субъект незамедлительно старается принизить его значение, од­новременно подчеркивая собственный вес в глазах других. При­мер: в учительской заговорили о том, что педагог соседней шко­лы Иванов удостоен медали. Реакция амбиции со стороны одно­го из участников разговора может выглядеть так: «Знаем мы, кого в их школе представляют к наградам... Прошлым летом я с этим Ивановым на совещании встретился: дурак набитый», — и т. п. Разумеется, не исключено, что Иванов и впрямь не тот человек, которого следовало бы награждать. Но даже имея та­кое суждение, субъект с преодоленным чувством амбиции предпочтет промолчать: в конце концов, где гарантия непогре­шимости его суждения? Высказавший же эту тираду не просто принижает Иванова: прежде всего, он подчеркивает свое пре­восходство над ним. «Знаем мы...» — это демонстрация своей компетенции; «дурак набитый» — это присвоение себе (как «бо­лее умному») права судить об уме других.

Другой пример, на первый взгляд, парадоксальный. В груп­пе беседующих больных в стационаре кто-то заговорил о муче­ниях, которые ему пришлось вытерпеть во время обследова­ний. Реакция амбиции со стороны другого участника беседы: «Это что! Вот я...» — и начинается рассказ о болезнях и опера­циях, перенесенных говорящим. Казалось бы, хвалиться не­чем. Однако возможность выглядеть «более пострадавшим», «более несчастным» тешит амбицию субъекта, как бы придает ему больший вес. С этой точки зрения становится понятным, что предметом похвальбы может стать что угодно: больной хва­лится болезнью; нищий — тем, что он более нищ, чем его собе­седники; преступник — тем, что он более преступен, чем его слушатели-преступники... Примерами последнего изобилуют «Записки из мертвого дома» Ф. М. Достоевского — книга, во­обще содержащая массу пронзительных психологических от­крытий и в этом плане, как нам кажется, еще недостаточно оцененная.

Реакция самодовольства. Получив какие-либо блага, мно­гообещающие возможности или привилегии, иной субъект тут же хвастает этим перед другими. Причем особое удовольствие ему доставляют проявления зависти со стороны других. В даль­нейшем он с живой радостью вспоминает, как кто-то, слушая его, «позеленел», «скривился» и т. п. В поясняющих примерах, пожалуй, нет необходимости.

Реакция зависти. Субъект именно «зеленеет», «кривится», став свидетелем чьего-то неоспоримого успеха. Эту реакцию он не умеет или не считает нужным скрыть, так как до всяких размышлений ему «ясно», что в действительности успеха достоин он, а не кто-то другой.

Реакция злорадства. Видя неудачу или провал кого-либо из окружающих, субъект не скрывает своей радости. Это, по су­ществу, постыдное чувство легче понять, когда речь идет о про­вале соперника, конкурента, врага. Но в данном случае радость, так сказать, бескорыстна: просто амбиции субъекта льстит, что он не попал в передрягу, в которую попал кто-то другой. Здесь уместно процитировать один из шутливых афоризмов «Литера­турной газеты»: «Мало, чтобы мне было хорошо. Надо еще, что­бы другим было плохо».

Реакция захвата (экспансии). При появлении в поле види­мости каких-либо ценностей или привилегий, которые должны быть распределены между участниками данной группы, субъект первым претендует на эти блага независимо от своих реальных заслуг. Примеры такой реакции достаточно разнообразны: от захвата одним из членов семьи наиболее удобной комнаты в но­вой квартире до присвоения себе преимущественного права на приобретение автомобиля, дачного участка и т. п. Если субъект не может обосновать захват каких-либо благ своими мнимыми правами или заслугами и не в состоянии добиться их хитростью, он при минимальных шансах остаться безнаказанным бесцере­монно прибегает к грубой силе. Например, имея рядом со своим огородом участок беззащитной соседки-старушки, он не постес­няется попросту передвинуть свой забор на несколько метров, расширив этим свои владения. Пока старушка будет добивать­ся правды, он снимет дополнительный урожай, а там... Если при­жмут, он вернет забор в исходное положение; но ведь старушки слабосильны, и к тому же нервные встряски делают их недолго­вечными...

Реакция агрессии. В любом случае конфронтации субъект, чувствуя безнаказанность, немедленно реализует пристройку «сверху»: оскорбляет, угрожает, а то и пускает в ход грубую силу. Эта реакция обычно служит «естественным развитием» реакции захвата. Агрессивность такого субъекта отличается несоразмерной с ситуацией жестокостью. Подобную жесто­кость легче понять, когда человека довели до крайности. Одна­ко в данном случае она объясняется раздутой амбицией и глубо­кой нечувствительностью к страданию другого.

Реакция присвоения. Если имеет место конгруэнция, ког­да субъект получает возможность пристройки «сверху» или охотно пристраивается к сильнейшему «снизу*, ему свойствен­но трактовать партнера как свою собственность. В первом слу­чае он чрезмерно опекает другого, во втором — как бы «прили­пает» к нему, стараясь угодить. В обоих случаях он не дает парт­неру передышки от собственной персоны...

Реакция безразличия. Проявляется в бестрепетном отно­шении к физическому или душевному страданию другого. На глазах субъекта кому-то стало плохо, кого-то оскорбляют или бьют, — он проходит мимо. Это легче понять, когда человек тру­сит, имея дело с трудностью или опасностью. Но в данном слу­чае субъект остается безучастным, даже если ему ничто не гро­зит. За циничной идеей «не мое это дело» или «без меня разбе­рутся» кроется попросту нежелание тратить на кого-либо время и силы. В роли должностного лица такой субъект даже гордится тем, что плачущей женщине не удалось его «разжалобить», а посетителю, возмущенному некой несправедливостью, — «за­морочить ему голову».

Реакции подобного типа обычно дискредитируются в глазах ребенка взрослыми — родителями и воспитателями. Изучая «что такое хорошо и что такое плохо», дети усваивают: так вес­ти себя плохо, стыдно. Однако попадаются семьи, где родители даже поощряют жадность, эгоизм и бездушие детей, ориенти­руют их на примитивное поведение. «Вот правильно! Молодец!» — восклицает мама, узнав, что сын не поделился с ребятами в летнем лагере присланными гостинцами. Папа, сидя с сыном у телевизора, радостно потирает руки, когда негодяй на экране «отхватывает свое» у одураченных им людей... Спросите таких родителей: о чем они при этом думают? Те из них, кто вообще задумывается над своими поступками, ответят: надо, чтобы ребе­нок рос реалистом, а не наивным мечтателем. Наказанием таким родителям становятся с годами их собственные дети. Проходят годы, и родители на себе испытывают «реализм» своих чад...

В основе примитивных реакций могут лежать, по меньшей мере, три плохо контролируемых субъектом тенденции: амби­ция, стремление к обладанию и нежелание энергетических за­трат (лень, безразличие к другим).

Амбиция питает уверенность субъекта в его превосходстве над другими. Эта уверенность не нуждается в объективных под­тверждениях и подчас не проходит у человека даже после мно­гократных уроков жизни, доказывающих, казалось бы, обрат­ное. Относительно невинным примером может служить маль­чишка, воображающий себя сильнее и храбрее сверстников. Подобное представление о себе не только развязывает ему руки (в буквальном смысле слова), но и служит для него своего рода оправданием тому, что он их распускает: ведь таково «право» сильного и превосходящего других в смелости! Его самоуверен­ность и впрямь может обратить в бегство ребят не менее (или даже более) сильных; благодаря этому агрессивное поведение заучивается им в качестве «наиболее успешного». Однажды жизнь столкнет его с противником, который даст ему жестокий урок. Однако, вынужденный покориться силе, наш амбициоз­ный драчун внутренне компенсирует свое поражение уверенно­стью в том, что «зато» он умнее (или внешне привлекательнее, или интереснее по характеру), чем его противник.

Неисправимая амбиция характеризует некоторых правона­рушителей — это уже куда серьезнее, чем пример с мальчиш­кой. Собственно, и правонарушителем-то подобный субъект становится главным образом под влиянием амбиции. Грабя или избивая других, он вопреки очевидности считает себя «выше» их и «выше» закона. Раскаяние на суде часто носит показной характер либо отсутствует. Многократное отбывание наказа­ния, горе пострадавших, благие призывы родных и близких, чте­ние книг (хотя бы из тюремной библиотеки) — ничто из этого не учит его главному: готовности считаться с другими. Если при этом он недостаточно развит, юристы и психиатры задумывают­ся о возможной психической аномалии. Но если он не попадает ни под какой психиатрический диагноз, умен и даже тонок... Бывает и такое; тогда приходится говорить о моральной непол­ноценности субъекта. Непонятно, как от нее лечить, зато ясно, что здесь, по недосмотру родителей и воспитателей, амбиция в детстве не была введена в должные рамки!

Но подчеркнем: в должные рамки! Попытки некоторых вос­питателей сломать амбицию в ребенке представляются край­не опасными. Прежде всего, есть обоснованное подозрение, что лица, с охотой принимающиеся за такую ломку, в действитель­ности тешат собственную амбицию («вот я тебе покажу, попля­шешь у меня»), а не заботятся о воспитательном эффекте. Да­лее, ломка амбиции может калечить детскую психику. Одни из «сломленных» детей в глубине души ожесточаются: затем, в ходе дальнейшей жизни у них может произойти внезапный взрыв жестокости, ведущий к немотивированному (по общим понятиям) преступлению. Другие после «слома» теряют всякую уверенность в себе и становятся жалкими, бесплодно мучающи­мися и ни на что не способными людьми.

Мне кажется, амбицию следует рассматривать как свойство человеческой психики, имеющее и некоторые эволюционные предпосылки. Вспомним об иерархии, существующей в любой группе достаточно высокоразвитых животных. Истребить это свойство без ущерба для личности нельзя. Достаточно именно ввести его в рамки, воспитывая в ребенке уважение к слабости (а не только к силе), чувство сострадания и умение смирять и откладывать свои «хотения». Это и делается во всякой нормаль­ной семье. Дальше жизнь сама дорисует необходимые штрихи: человек научится самоиронии и уважительному интересу к «чу­жой душе». В итоге присущие ему амбициозные тенденции ока­жутся социально и нравственно безопасными.

По-видимому, имеет некий эволюционный смысл и стремле­ние к присвоению, обладанию (не только вещами, но и знания­ми, опытом, успехом и т. д.), которое также нуждается в соци­альной коррекции. Нельзя упускать из виду многочисленные явные и тайные нити, связывающие человека с животным ми­ром, откуда мы вышли. У животных есть, к примеру, инстинкт «своей» территории. Не сохраняется ли он и у человека?

В последние годы появились данные, позволяющие ответить на этот вопрос утвердительно. Так, французские психиатры в ходе многолетних наблюдений пришли к выводу, что предостав­ление пациенту собственной, пусть маленькой, территории в больнице способствует уменьшению страхов и агрессивных по­буждений.

Один американский врач провел любопытный эксперимент с заключенными. Он ставил подопытного в центр большой ком­наты и подавал инструкцию: «Я буду медленно приближаться к вам от двери. Как только вам покажется, что я подошел слиш­ком близко, говорите "стоп", и я остановлюсь». Одни исследуе­мые подпускали его на расстояние в 30—40 сантиметров, другие останавливали за два или даже три метра от себя. Когда экспе­риментатор в дальнейшем «поднял» дела своих подопытных, выяснилось, что большинство «близко подпускающих» сидят в тюрьме за правонарушения ненасильственного характера, в то время как большинство «не допускающих к себе» — за насиль­ственные действия. Это породило следующую гипотезу: люди с развитым «инстинктом территории» более агрессивны к окру­жающим, что и понятно, так как последние, сами того не подо­зревая, пересекают невидимую границу «владений» субъекта.

В самой потребности иметь «свой» участок территории нет ничего ущербного. Вообще, если быть последовательным в осуждении стремления к обладанию, то надо наказывать ребен­ка за то, что он не хочет расстаться со своей игрушкой, или кол­лекционера — за то, что он копит марки, а не раздает их. Чув­ство обладания нередко успокаивает страх перед трудностями жизни, столь легко возникающий у слабых и незрелых людей. Эта «жажда владения» распространяется не только на террито­рию и материальные предметы (или их эквивалент — деньги), но и на ценности нематериального порядка: люди стремятся «об­ладать» знаниями, «иметь» успех и т. п. Распространяется эта жажда и на людей, окружающих субъекта, что, очевидно, лежит в основе чувства ревности.

Лень, или нежелание энергетических затрат, составляющее еще один «корень» примитивных межличностных реакций, ве­роятно, также имеет некоторые эволюционные предпосылки: животное, насытившись, теряет на время мотивы к какой-либо активности, «экономит» ее в одни периоды, чтобы интенсивно расходовать в другие. Конечно, человеческая деятельность об­служивает нечто неизмеримо большее, чем сиюминутные по­требности организма. Любая деятельность человека есть в ка­ком-то аспекте сотрудничество с другими, даже неизвестными ему людьми. Ведь кабинетный ученый, не покидающий неделя­ми своего места за письменным столом, тоже является участни­ком (иногда главным) некоего общего дела: результаты его оди­нокого труда будут сопоставлены с достижениями других ученых. По существу, никто и никогда не пишет «для себя» — на­писанное предназначается другим (хотя бы потомкам), и в этом смысле очевидна правота М. А. Булгакова: «рукописи не горят»... И все же необходимость «тратиться» энергетически на дру­гих, на незримое, но как бы дышащее рядом человечество то и дело становится нам в тягость...

 

И. Атватер

НЕВЕРБАЛЬНОЕ ОБЩЕНИЕ [37]

Наши представления о невербальном общении находят от­ражение во многих общепринятых фразеологических оборотах. О счастливых людях мы говорим, что они «переполнены» счас­тьем или «сияют» от счастья. Про людей, испытывающих страх, мы говорим, что они «замерли» или «окаменели». Гнев или злость описываются такими словами, как «лопнуть» от злости или «дрожать» от ярости. Нервничающие люди «кусают губы», т. е. чувства выражаются средствами невербального общения. И хотя мнения специалистов в оценке точных цифр расходятся, можно с уверенностью сказать, что более половины межличност­ного общения приходится на общение невербальное. Слушать собеседника поэтому означает также понимать язык невербаль­ного общения.

 

Язык невербального общения

Невербальное общение, широко известное как «язык жес­тов», включает такие формы самовыражения, которые не опи­раются на слова и другие речевые символы.

Учиться понимать язык невербального общения важно по нескольким причинам. Во-первых, словами можно передать только фактические знания, но чтобы выразить чувства, одних слов часто бывает недостаточно. Иногда мы говорим: «Я не знаю, как выразить это словами», имея в виду, что наши чувства настолько глубоки или сложны, что для их выражения мы не можем найти подходящих слов. Тем не менее чувства, не подда­ющиеся словесному выражению, передаются на языке невер­бального общения. Во-вторых, знание этого языка показывает, насколько мы умеем владеть собой. Если говорящему трудно справиться с гневом, он повышает голос, отворачивается, а под­час ведет себя и более вызывающе. Невербальный язык скажет о том, что люди думают о нас в действительности. Собеседник, который указывает пальцем, смотрит пристально и постоянно перебивает, испытывает совершенно другие чувства, чем чело­век, который улыбается, ведет себя непринужденно и (главное!) нас слушает. Наконец, невербальное общение ценно особенно тем, что оно, как правило, спонтанно и проявляется бессозна­тельно. Поэтому, несмотря на то что люди взвешивают свои сло­ва и иногда контролируют мимику, часто возможна «утечка» скрываемых чувств через мимику, жесты, интонацию и окраску голоса. Любой из этих невербальных элементов общения может помочь нам убедиться в правильности того, что сказано сло­вами, или, как это иногда бывает, поставить сказанное под со­мнение.

Хорошо известно, что невербальный язык понимается всеми людьми одинаково. Например, скрещенные на груди руки соот­ветствуют защитной реакции. Но это не всегда так. Конкретные невербальные выражения, как, например, те же скрещенные руки, понимаются по-разному: значение зависит от конкретной ситуации, в которой эта поза возникает естественно.

Писатель Юлиус Фаст рассказывает о пятнадцатилетней пуэрториканской девочке, которую застали в группе курящих девочек. Большинство курильщиц отличались недисциплиниро­ванностью, но за Ливией не наблюдалось нарушений школьно­го порядка. Тем не менее директор школы, поговорив с Ливией, решил наказать ее. Директор ссылался на ее подозрительное поведение, выразившееся в том, что она не смотрела ему в гла­за: он принял это за выражение виновности. Этот инцидент вы­звал протест матери. К счастью, школьный учитель испанского языка объяснил директору, что в Пуэрто-Рико вежливая девоч­ка никогда не смотрит взрослым прямо в глаза, что является знаком уважения и послушания. Этот случай показывает, что «слова» невербального языка у разных народов имеют разное значение. Обычно в общении мы добиваемся точного понима­ния невербального языка, когда связываем его с конкретной си­туацией, а также с социальным положением и культурным уров­нем конкретного собеседника.

В то же самое время одни люди понимают невербальный язык лучше других. Результаты ряда исследований показывают, что женщины более точны как в передаче своих чувств, так и в восприятии чувств других, выражаемых невербальным языком. Способности мужчин, работающих с людьми, например, психо­логов, преподавателей, актеров, оцениваются так же высоко. Понимание невербального языка в основном приобретается при обучении. Однако следует помнить, что люди очень отличаются друг от друга в этом плане. Как правило, чуткость в невербаль­ном общении повышается с возрастом и опытом.

 

Выражение лица (мимика)

Выражение лица — главный показатель чувств. Легче всего распознаются положительные эмоции — счастье, любовь и удивление. Трудно воспринимаются, как правило, отрицатель­ные эмоции — печаль, гнев и отвращение. Обычно эмоции ассо­циируются с мимикой следующим образом:

• удивление — поднятые брови, широко открытые глаза, опу­щенные вниз кончики губ, приоткрытый рот;

• страх — приподнятые и сведенные над переносицей брови, широко открытые глаза, уголки губ опущены и несколько от­ведены назад, губы растянуты в стороны, рот может быть от­крыт;

• гнев — брови опущены вниз, морщины на лбу изогнуты, гла­за прищурены, губы сомкнуты, зубы сжаты;

• отвращение — брови опущены, нос сморщен, нижняя губа выпячена или приподнята и сомкнута с верхней губой;

• печаль — брови сведены, глаза потухшие; часто уголки губ слегка опущены;

• счастье — глаза спокойные, уголки губ приподняты и обыч­но отведены назад.

Художникам и фотографам давно известно, что лицо челове­ка асимметрично, в результате чего левая и правая стороны на­шего лица могут отражать эмоции по-разному. Недавние иссле­дования объясняют это тем, что левая и правая стороны лица находятся под контролем различных полушарий мозга. Левое полушарие контролирует речь и интеллектуальную деятель­ность, правое управляет эмоциями, воображением и сенсорной деятельностью. Связи управления перекрещиваются так, что работа доминирующего левого полушария отражается на пра­вой стороне лица и придает ей выражение, поддающееся боль­шему контролю. Поскольку работа правого полушария мозга отражается на левой стороне лица, то на этой стороне лица труднее скрыть чувства. Положительные эмоции отражаются более или менее равномерно на обеих сторонах лица, отрица­тельные эмоции более отчетливо выражены на левой стороне. Однако оба полушария мозга функционируют совместно, поэто­му описанные различия касаются нюансов выражения. Особен­но экспрессивны губы человека. Всем известно, что плотно сжа­тые губы отражают глубокую задумчивость, изогнутые губы — сомнение или сарказм. Улыбка, как правило, выражает друже­любие, потребность в одобрении. В то же самое время улыбка как элемент мимики и поведения зависит от региональных и культурных различий: так, южане склонны улыбаться чаще, чем жители северных районов. Поскольку улыбка может отражать разные мотивы, следует быть осторожным в истолковании улыб­ки собеседника. Однако чрезмерная улыбчивость, например, часто выражает потребность в одобрении или почтение перед начальством. Улыбка, сопровождаемая приподнятыми бровями, выражает, как правило, готовность подчиняться, в то время как улыбка с опущенными бровями выражает превосходство.

Лицо экспрессивно отражает чувства, поэтому говорящий обычно пытается контролировать или маскировать выражение своего лица. Например, когда кто-либо случайно сталкивается с Вами или допускает ошибку, он обычно испытывает такое же неприятное чувство, как и Вы, и инстинктивно улыбается, как бы выражая тем самым вежливое извинение. В этом случае улыбка может быть в определенном смысле «заготовленной» и поэтому натянутой, выдавая смесь беспокойства и извинения.

 

Визуальный контакт

Визуальный контакт является исключительно важным эле­ментом общения. Смотреть на говорящего означает не только заинтересованность, но и помогает нам сосредоточить внима­ние на том, что нам говорят. Во время беседы говорящий и слу­шающий то смотрят, то отворачиваются друг от друга, чувствуя, что постоянный взгляд может мешать собеседнику сосредото­читься. Как говорящий, так и слушающий смотрят друг другу в глаза не более 10 секунд. Это, вероятнее всего, происходит пе­ред началом разговора или после нескольких слов одного из со­беседников. Время от времени глаза собеседников встречают­ся, но это продолжается значительно меньше времени, чем за­держивает взгляд каждый собеседник друг на друге.

Нам значительно легче поддерживать визуальный контакт с говорящим при обсуждении приятной темы, однако мы избегаем его, обсуждая неприятные или запутанные вопросы. В последнем случае отказ от прямого визуального контакта является выраже­нием вежливости и понимания эмоционального состояния собе­седника. Настойчивый или пристальный взгляд в таких случаях вызывает возмущение и воспринимается как вмешательство в личные переживания. Более того, настойчивый или пристальный взгляд обычно воспринимается как признак враждебности.

Необходимо знать, что отдельные аспекты взаимоотношений выражаются в том, как люди смотрят друг на друга. Например, мы склонны смотреть больше на тех, кем восхищаемся или с кем у нас близкие отношения. Женщины к тому же склонны на боль­ший визуальный контакт, чем мужчины. Обычно люди избега­ют визуального контакта в ситуациях соперничества, чтобы этот контакт не был понят как выражение враждебности. Кро­ме того, мы склонны смотреть на говорящего больше, когда он находится на расстоянии: чем ближе мы к говорящему, тем больше избегаем визуального контакта. Обычно визуальный контакт помогает говорящему почувствовать, что он общается с Вами, и произвести благоприятное впечатление. Но присталь­ный взгляд обычно создает о нас неблагоприятное впечатление.

Визуальный контакт помогает регулировать разговор. Если говорящий то смотрит в глаза слушающего, от отводит глаза в сторону, это значит, что он еще не закончил говорить. По завер­шении своей речи говорящий, как правило, прямо смотрит в гла­за собеседнику, как бы сообщая: «Я все сказал, теперь Ваша оче­редь».

 

Интонация и тембр голоса

Умеющий слушать, как и тот, кто читает между строк, пони­мает больше, чем значат слова говорящего. Он слышит и оцени­вает силу и тон голоса, скорость речи. Он замечает отклонения в построении фраз, как, например, незаконченность предложе­ний, отмечает частые паузы. Эти вокальные выражения наряду с отбором слов и выражением лица полезны для понимания со­общения.

Тон голоса — особо ценный ключ к пониманию чувств собе­седника. Один известный психиатр часто спрашивает себя: «Что говорит голос, когда я кончаю слушать слова и слушаю только тон?» Чувства находят свое выражение независимо от значения слов. Можно ясно выразить чувства даже при чтении алфавита. Легко распознаются обычно гнев и печаль, нервоз­ность и ревность относятся к тем чувствам, которые распозна­ются труднее.

Сила и высота голоса также полезные сигналы для расшиф­ровки сообщения говорящего. Некоторые чувства, например, энтузиазм, радость и недоверие, обычно передаются высоким голосом. Гнев и страх тоже выражаются высоким голосом, но в более широком диапазоне тональности, силы и высоты звуков. Такие чувства, как печаль, горе и усталость, обычно передают­ся мягким и приглушенным голосом с понижением интонации к концу каждой фразы.

Скорость речи также отражает чувства говорящего. Люди говорят быстро, когда они взволнованы или обеспокоены чем-либо, когда говорят о своих личных трудностях. Тот, кто хочет нас убедить или уговорить, обычно говорит быстро. Медленная речь чаще свидетельствует об угнетенном состоянии, горе, вы­сокомерии или усталости.

Допуская в речи незначительные ошибки, как, например, повторяя слова, неуверенно или неправильно их выбирая, обрывая фразы на полуслове, люди невольно выражают свои чув­ства и раскрывают намерения. Неуверенность в выборе слов проявляется тогда, когда говорящий не уверен в себе или соби­рается удивить нас. Обычно речевые недостатки более выраже­ны в состоянии волнения или когда собеседник пытается нас обмануть.

Важно также понимать значение междометий, вздохов, нервного кашля, фырканья и т. п. Этот ряд бесконечен. Ведь зву­ки могут означать больше, чем слова. Это также верно для язы­ка жестов.

 

Позы и жесты

Установку и чувства человека можно определить по мотори­ке, т. е. по тому, как он стоит или сидит, по его жестам и движе­ниям.

Когда говорящий наклоняется к нам во время разговора, мы воспринимаем это как любезность, видимо, потому, что такая поза говорит о внимании. Мы чувствуем себя менее удобно с теми, кто в разговоре с нами откидывается назад или развалива­ется в кресле. Обычно легко беседовать с теми, кто принимает непринужденную позу. (Такую позу могут принимать и люди с более высоким положением, вероятно, потому, что они больше уверены в себе в момент общения и обычно не стоят, а сидят, причем подчас не прямо, а откинувшись назад или склонившись набок.)

Наклон, при котором сидящие или стоящие собеседники чув­ствуют себя удобно, зависит от характера ситуации или от раз­личий в их положении и культурном уровне. Люди, хорошо зна­ющие друг друга или сотрудничающие по работе, обычно стоят или сидят боком друг возле друга. Когда они встречают посети­телей или ведут переговоры, то чувствуют себя более удобно в положении лицом друг к другу. Женщины часто предпочитают разговаривать, несколько склонясь в сторону собеседника или стоя с ним рядом, особенно если хорошо знают друг друга. Муж­чины в беседе предпочитают положение лицом друг к другу, кро­ме ситуаций соперничества. Американцы и англичане располагаются сбоку от собеседника, тогда как шведы склонны избегать такого положения. Арабы наклоняют голову вперед.

Когда Вы не знаете, в каком положении Ваш собеседник чув­ствует себя наиболее удобно, понаблюдайте, как он стоит, си­дит, передвигает стул или как движется, когда думает, что на него не смотрят.

Значение многих жестов рук или движений ног в определен­ной мере очевидно. Например, скрещенные руки (или ноги) обычно указывают на скептическую, защитную установку, тог­да как нескрещенные конечности выражают более открытую установку, установку доверия. Сидят, подперев ладонями под­бородок, обычно в задумчивости. Стоять, подбоченившись, — признак неповиновения или, наоборот, готовности приступить к работе. Руки, заведенные за голову, выражают превосходство. Во время разговора головы собеседников находятся в постоян­ном движении. Хотя кивание головой не всегда означает согла­сие, оно действенно помогает беседе, как бы давая разрешение собеседнику продолжать речь. Кивки головой действуют на го­ворящего одобряюще и в групповой беседе, поэтому говорящие обычно обращают свою речь непосредственно к тем, кто посто­янно кивает. Однако быстрый наклон или поворот головы в сто­рону, жестикуляция часто указывает на то, что слушающий хо­чет высказаться.

Обычно и говорящим, и слушающим легко беседовать с теми, у кого оживленное выражение лица и экспрессивная моторика.

Активная жестикуляция часто отражает положительные эмоции и воспринимается как признак заинтересованности и дружелюбия. Чрезмерное жестикулирование, однако, может быть выражением беспокойства или неуверенности.

 

Межличностное пространство

Другим важным фактором в общении является межличност­ное пространство — как близко или далеко собеседники находят­ся по отношению друг к другу. Иногда наши отношения мы выра­жаем пространственными категориями, как, например, «держать­ся подальше» от того, кто нам не нравится или кого мы боимся, или «держаться поближе» к тому, в ком заинтересованы. Обычно чем больше собеседники заинтересованы друг в друге, тем ближе они сидят или стоят друг к другу. Однако существует определен­ный предел допустимого расстояния между собеседниками (по крайней мере в Соединенных Штатах), он зависит от вида взаи­модействия и определяется следующим образом:

• интимное расстояние (до 0,5 м) соответствует интимным от­ношениям. Может встречаться в спорте — в тех его видах, где имеет место соприкосновение тел спортсменов;

• межличностное расстояние (0,5-1,2 м) — для разговора дру­зей с соприкосновением или без соприкосновения друг с дру­гом;

• социальное расстояние (1,2-3,7 м) — для неформальных со­циальных и деловых отношений, причем верхний предел бо­лее соответствует формальным отношениям;

• публичное расстояние (3,7 м и более) — на этом расстоянии не считается грубым обменяться несколькими словами или воздержаться от общения.

Обычно люди чувствуют себя удобно и производят благопри­ятное впечатление, когда стоят или сидят на расстоянии, соот­ветствующем указанным выше видам взаимодействия. Чрезмер­но близкое, как и чрезмерно удаленное положение, отрицатель­но сказывается на общении.

Кроме того, чем ближе находятся люди друг к другу, тем меньше они друг на друга смотрят как бы в знак взаимного ува­жения. Напротив, находясь на удалении, они больше смотрят друг на друга и используют жесты для сохранения внимания в разговоре.

Эти правила значительно варьируют в зависимости от воз­раста, пола и уровня культуры. Например, дети и старики дер­жатся ближе к собеседнику, тогда как подростки, молодые люди и люди средних лет предпочитают более отдаленное положение. Обычно женщины стоят или сидят ближе к собеседнику (неза­висимо от его пола), чем мужчины. Личностные свойства также определяют расстояние между собеседниками: уравновешен­ный человек с чувством собственного достоинства подходит к собеседнику ближе, тогда как беспокойные, нервные люди дер­жатся от собеседника подальше. Общественный статус также влияет на расстояние между людьми. Мы обычно держимся на большом расстоянии от тех, чье положение или полномочия выше наших, тогда как люди равного статуса общаются на отно­сительно близком расстоянии.

Традиция — также важный фактор. Жители стран Латин­ской Америки и Средиземноморья склонны подходить к собесед­нику ближе, чем жители стран Северной Европы.

На расстояние между собеседниками может повлиять стол. Стол обычно ассоциируется с высоким положением и властью, поэтому когда слушающий садится сбоку от стола, то отноше­ния принимают вид ролевого общения. По этой причине некото­рые администраторы и руководители предпочитают проводить личные беседы, сидя не за своим столом, а рядом с собеседни­ком — на стульях, стоящих под углом друг к другу