Новая перспектива соотношения свободы и необходимости

Связь с первым скрытым следствием может не сразу бросать­ся в глаза. Оно касается старой проблемы «свободы воли». Раз­решите мне попытаться показать, как в новом свете мне пред­ставляется эта проблема.

В течение некоторого времени меня приводил в недоумение существующий в психотерапии парадокс между свободой и де­терминизмом. Одними из наиболее действенных субъективных переживаний клиента в психотерапевтических отношениях яв­ляются те, в которых он чувствует власть открытого выбора. Он свободен — стать самим собой или спрятаться за фасадом, дви­гаться вперед или назад, вести себя как пагубный разрушитель себя и других или делать себя и других более сильными — в буквальном смысле слова он свободен жить или умереть, в обо­их — психологическом и физиологическом — смыслах этих слов. Однако, как только я вхожу в область психотерапии с объективными исследовательскими методами, я, как и многие другие ученые, связываю себя полным детерминизмом. С этой точки зрения каждое чувство и действие клиента детерминиро­вано тем, что ему предшествовало. Такой вещи, как свобода, не может быть. Эта дилемма, которую я стараюсь описать, суще­ствует и в других областях — просто я ее обозначил более чет­ко, и от этого она не становится менее неразрешимой.

Однако эту дилемму можно увидеть в новой перспективе, если рассмотреть ее в рамках данного мной определения полно­ценно функционирующего человека. Можно сказать, что в наи­более благоприятных условиях психотерапии человек по праву переживает наиболее полную и абсолютную свободу. Он жела­ет или выбирает такое направление действий, которое является самым экономным вектором по отношению ко всем внутренним и внешним стимулам, потому что это именно то поведение, ко­торое будет наиболее глубоко его удовлетворять. Но это то же самое направление действий, про которое можно сказать, что с другой, удобной точки зрения, оно определяется всеми факто­рами наличной ситуации. Давайте противопоставим это карти­не действий человека с защитными реакциями. Он хочет или вы­бирает определенное направление действий, но обнаруживает, что не может вести себя согласно своему выбору. Он детерми­нирован факторами конкретной ситуации, но эти факторы вклю­чают его защитные реакции, его отрицание или искажение зна­чимых данных. Поэтому он уверен, что его поведение будет не полностью удовлетворять его. Его поведение детерминировано, но он не способен сделать эффективный выбор. С другой сторо­ны, полноценно функционирующий человек не только пережи­вает, но и использует абсолютную свободу, когда спонтанно, свободно и добровольно выбирает и желает то, что абсолютно детерминировано.

Я не настолько наивен, чтобы предположить, что это полно­стью решает проблему субъективного и объективного, свободы и необходимости. Тем не менее это имеет для меня значение, потому что чем больше человек живет хорошей жизнью, тем больше он чувствует свободу выбора и тем больше его выборы эффективно воплощаются в его поведении.

Творчество как элемент хорошей жизни

Мне кажется, совершенно ясно, что человек, вовлеченный в направляющий процесс, который я назвал «хорошей жизнью», — это творческий человек. С его восприимчивой открытостью миру, с его верой в свои способности формировать новые отно­шения с окружающими он будет таким человеком, у которого появятся продукты творчества и творческая жизнь. Он не обя­зательно будет «приспособлен» к своей культуре, но почти обязательно не будет конформистом. Но в любое время и в лю­бой культуре он будет жить созидая, в гармонии со своей куль­турой, которая необходима для сбалансированного удовлетво­рения его нужд. Иногда, в некоторых ситуациях, он мог бы быть очень несчастным, но все равно продолжал бы двигаться к тому, чтобы стать самим собой, и вести себя так, чтобы максимально удовлетворить свои самые глубокие потребности.

Я думаю, что ученые, изучающие эволюцию, могли бы ска­зать про такого человека, что он с большей вероятностью адап­тировался бы и выжил при изменении окружающих условий. Он смог бы хорошо и творчески приспособиться как к новым, так и к существующим условиям. Он представлял бы собой подходя­щий авангард человеческой эволюции.

 

Основополагающее доверие к человеческой природе

В дальнейшем станет ясно, что другой вывод, имеющий от­ношение к представленной мной точке зрения, заключается в том, что в основном природа свободно функционирующего че­ловека созидательна и достойна доверия. Для меня это неизбеж­ное заключение из моего двадцатипятилетнего опыта психоте­рапии. Если мы свободны освободить индивида от защитных ре­акций, открыть его восприятие как для широкого круга своих собственных нужд, так и для требований окружения и обще­ства, можно верить, что его последующие действия будут поло­жительными, созидательными, продвигающими его вперед. Нет необходимости говорить, кто будет его социализировать, так как одна из его собственных очень глубоких потребностей — это потребность в отношениях с другими, в общении. По мере того как он будет все более становиться самим собой, он будет в большей мере социализирован — в соответствии с реальностью. Нет необходимости говорить о том, кто должен сдерживать его агрессивные импульсы, так как по мере его открытости всем сво­им импульсам его потребности в принятии и отдаче любви бу­дут такими же сильными, как и его импульс ударить или схва­тить для себя. Он будет агрессивен в ситуациях, где на самом деле должна быть использована агрессия, но у него не будет неудержимо растущей потребности в агрессии. Если он движет­ся к открытости всему своему опыту, его поведение в целом в этой и других сферах будет более реалистичным и сбалансиро­ванным, подходящим для выживания и дальнейшего развития высокосоциализированного животного.

Я мало разделяю почти преобладающее представление о том, что человек в основе своей иррационален и, если не контролировать его импульсы, он придет к разрушению себя и других. Поведение человека до утонченности рационально, когда он строго намеченным сложным путем движется к целям, которых стремится достичь его организм. Трагедия в том, что наши за­щитные реакции не дают нам возможность осознать эту рацио­нальность, так что сознательно мы движемся в одном направле­нии, в то время как организмически — в другом. Но у нашего человека в процессе хорошей жизни число таких барьеров уменьшается, и он все в большей степени участвует в рацио­нальных действиях своего организма. Единственный необходи­мый контроль над импульсами, существующий у такого челове­ка, — это естественное внутреннее уравновешивание одной по­требности другою и обнаружение вариантов поведения, направленных на наиболее полное удовлетворение всех нужд. Очень уменьшился бы опыт чрезвычайного удовлетворения од­ной потребности (в агрессии, сексе и т. д.) за счет удовлетворе­ния других нужд (в товарищеских отношениях, в нежных отно­шениях и т. д.), который в большей мере присущ человеку с за­щитными реакциями. Человек участвовал бы в очень сложной деятельности организма по саморегуляции — его психическом и физиологическом контроле — таким образом, чтобы жить во все возрастающей гармонии с собой и другими.

 

Более полнокровная жизнь

Последнее, о чем бы я хотел упомянуть, — это то, что про­цесс хорошей жизни связан с более широким диапазоном жиз­ни, с ее большей яркостью по сравнению с тем «суженным» су­ществованием, которое ведет большинство из нас. Быть частью этого процесса — значит быть вовлеченным в часто пугающие или удовлетворяющие нас переживания более восприимчивой жизни, имеющей более широкий диапазон и большее разнооб­разие. Мне кажется, что клиенты, которые значительно продви­нулись в психотерапии, более тонко чувствуют боль, но у них также и более яркое чувство экстаза; они более ясно чувствуют свой гнев, но то же можно сказать и о любви; свой страх они ощущают более глубоко, но то же происходит и с мужеством. И причина того, что они таким образом могут жить более полноценно, с большей амплитудой чувств, заключается в том, что они в глубине уверены в самих себе как надежных орудиях при встрече с жизнью.

Я думаю, вам станет понятно, почему такие выражения, как «счастливый», «довольный», «блаженство», «доставляющий удовольствие», не кажутся мне полностью подходящими для описания процесса, который я назвал «хорошей жизнью», хотя человек в процессе хорошей жизни в определенное время и ис­пытывает подобные чувства. Более подходящими являются такие слова, как «обогащающий», «захватывающий», «возна­граждающий», «бросающий вызов», «значимый» Я убежден, что процесс хорошей жизни не Для малодушных Он связан с рас­ширением и ростом своих возможностей. Чтобы полностью опу­ститься в поток жизни, требуется мужество. Но более всего в человеке захватывает то, что, будучи свободным, он выбирает в качестве хорошей жизни именно процесс становления.

 

А. А. Реан

ПРАВИЛА И ТЕХНИКИ ОБЩЕНИЯ [65]

Обычно при рассмотрении технологических аспектов обще­ния исходят из идеи его конструктивного, позитивного характе­ра. Считается, что если общение субъекта неконструктивно, приводит к конфликтам и т д., то причиной тому — незнание техник общения или невладение ими на достаточном уровне. Предполагается, что изучение закономерностей и правил обще­ния, их отработка на практике (например, тренинг общения) объективно ведет к повышению конструктивности, к достиже­нию относительной бесконфликтности общения

В принципе это, конечно, верно. Однако стоит иметь в виду, что внешне неконструктивное, конфликтное общение не всегда связано лишь с низким уровнем коммуникативной компетент­ности субъекта Что если субъект здесь и сейчас хочет общать­ся деструктивно, если агрессивное поведение в данном случае необходимо и единственно возможно? Например, с помощью вербальной агрессии он достигает разрядки внутреннего напря­жения и т. д.

Это уже не относится к технологии общения, а встраивается в проблематику психологии личности. Ведь дело не в том, что субъект не знает технологии позитивного общения. Дело в том, что он не хочет здесь и сейчас о них вспоминать, не хочет конст­руктивно общаться.

Так, например, один известный российский политик посто­янно демонстрирует образцы неконструктивного общения, явно основанного на агрессии. Однако только очень наивный чело­век может полагать, что этот политик нуждается в уроках об­щения и что причина его агрессивных выпадов заключается в неумении общаться. Совершенно ясно, что в данном случае пе­ред нами человек, владеющий техниками общения не хуже, а возможно, и гораздо лучше, чем многие специалисты, проводя­щие соответствующие практикумы. Эта кажущаяся неконст­руктивность является в данном случае вполне осознанной стра­тегией поведения. Все зависит от того, какие цели преследует человек. В данном случае поставлена цель не договориться, не решить проблему, а привлечь внимание, показать себя, зарабо­тать очки, переманить кого-то на свою сторону. Иными слова­ми, цель состоит в самопрезентации. Если человек понимает, что заработать себе имя можно как раз таким агрессивным по­ведением, унижающим других, то его внешняя неконструктив­ность оказывается, как это ни парадоксально, конструктивной применительно к поставленным задачам.

Обратим внимание и на другой аспект проблемы. Следует отчетливо представлять себе, что инициатором деструктивного общения может быть не только агрессивная, но и «страдатель­ная» сторона, не только субъект, но и объект агрессии. И речь в данном случае не обязательно идет о мазохистской патологии. Некий субъект в силу своих личностных особенностей может иметь потребность в доминантном, авторитарном партнере по взаимодействию (роль «сильного отца», «покровителя», «веду­щего», «лидера, ответственного за принятие решений» и т. п.). Испытывая потребность в подчинении, такой субъект будет ак­тивно искать соответствующего партнера, а найдя, начнет стимулировать его доминантное, авторитарное начало, хотя это и не соответствует канонам конструктивного общения (партнер­ское равенство, взаимное уважение, внимание к личности «дру­гого» и т. д.).

Рассматривая в дальнейшем техники конструктивного обще­ния, мы будем исходить из традиционной парадигмы позитивно­го общения. Но вместе с тем хотелось бы надеяться, что все вы­шеозначенные замечания будут приняты во внимание, состав­ляя как бы второй, неявный, план нашего рассмотрения.

Первое правило, которое хотелось бы здесь сформулировать, имеет как психологический, так и лингвистический характер. Это очень простое, но в высшей степени актуальное правило. К сожалению, несмотря на его очевидность, нарушается оно до­статочно часто. Это правило призывает ГОВОРИТЬ НА ЯЗЫКЕ ПАРТНЕРА. Язык сообщения должен быть понятен всем субъектам общения. Приведем пример из преподавательской практики одного из авторов настоящей книги. Как-то на одном из семинаров доклад делала студентка психологического отде­ления. Надо заметить, что слушателями ее были тоже студен­ты, но не психологи. Доклад был ярким и профессиональным. Ведущий семинара слушал его с интересом, но в какой-то мо­мент с удивлением заметил, что аудитория шумит и отвлекает­ся. В чем дело, ведь поначалу слушатели были намного внима­тельнее? Пришлось прислушаться к докладу как бы со стороны, не погружаясь в его содержание, но обращая внимания на фор­му. Доклад изобиловал психологическими терминами, многие фразы напоминали цитаты из выступления на академической конференции психологов или из научной монографии (что, воз­можно, так и было). Это обстоятельство не могло вызвать недо­умения у профессионала, поэтому ведущий сразу и не обратил на него внимания. Однако для тех, кто был слабо знаком с науч­ной психологической терминологией, форма изложения суще­ственно затрудняла восприятие. Сначала непрофессиональная аудитория пыталась «перевести» доклад на свой язык, но вско­ре перестала вникать в его содержание, не выдержав столь сложной задачи.

Какую же ошибку допустила студентка? Она говорила на незнакомом для слушателей языке. Ведущий семинара указал на это, приведя более иллюстративный пример несостоявшей­ся коммуникации. Попробуем сделать это и здесь. Сконструи­руем фразу, которая несла бы определенную психологическую информацию, но была бы при этом сформулирована на обычном, доступном любому человеку языке. Вот например: «Речь чело­века играет важную роль не только в общении людей, но ив восприятии одного человека другими людьми». Теперь пере­ведем эту фразу на «плохой академический» язык, изобилую­щий избыточной психологической терминологией. Итак, эта же фраза в новой форме: «Вербальное поведение индивида явля­ется детерминантов не только субъект-субъектной инте­ракции, но и фактором, детерминирующим перцепцию инди­вида другими реципиентами». Следует особо подчеркнуть, что последняя фраза вовсе не является бессмысленной абракадаб­рой, но несет вполне определенную психологическую информа­цию. Любой психолог ее, безусловно, поймет (ну, может быть, при некотором внутреннем усилии). Однако для других людей понимание информации, изложенной таким образом, будет су­щественно затруднено.

Не стоит думать, что ошибки подобного рода являются ред­ким исключением и встречаются только у крайне неопытных докладчиков. Следующий пример, найденный в учебнике русского языка, призван еще раз подтвердить значимость сформулированного выше правила. Итак, авторы учебника, оче­видно полагая, что говорят со школьниками 5-9 классов на од­ном с ними языке, объясняют им материал следующим образом: «В предложениях с глагольными сказуемыми выражено лишь действие, а деятель не назван, хотя он мыслится как определен­ное и неопределенное лицо. (...) В безличных предложениях не мыслится активный деятель. (...) Определенно-личными назы­ваются односоставные предложения, в которых деятель не на­зван, но мыслится как определенное лицо: говорящий или его собеседники». Здесь, как представляется, можно обойтись без комментариев!

Следующее правило эффективного общения можно обозна­чить как ПРОЯВЛЕНИЕ УВАЖЕНИЯ К ПАРТНЕРУ, подчерки­вание его значимости. Это правило мы рассматриваем не просто как очередную «технику общения», но как один из важнейших, фундаментальных принципов конструктивного межличностно­го взаимодействия (ср. концепцию А. Маслоу, с точки зрения которого потребность в уважении и признании относится к ве­дущим, базовым потребностям личности). Этот принцип может быть реализован как вербальными, так и невербальными сред­ствами. Примером вербального проявления может служить, на­пример, такая фраза: «Мы обратились именно к вам за советом, потому что ваш профессиональный опыт очень ценен в этом воп­росе». Конкретная форма вербализации этого общего правила имеет бессчетное число вариантов, в зависимости от реального контекста ситуации и особенностей личности партнера по об­щению. На невербальном уровне значимость партнера может подчеркиваться, в частности, путем предметной демонстрации того, что вы ответственно отнеслись к данной встрече и обстоя­тельно к ней подготовились (предварительные рабочие записи, пометки в рабочем плане, заранее приготовленные материалы и т. п.). Разумеется, существует и множество других вариантов невербальной реализации этого правила, но главное, чтобы за всеми действиями подобного рода стояло искреннее уважение к партнеру. В противном случае ваши старания обернутся ба­нальной тактикой манипуляции, которая хотя иногда и приво­дит к успеху, но все-таки неизбежно ведет к деформации лично­сти — причем обеих сторон. Кроме того, в силу существования еще не совсем понятого наукой феномена, который мы предла­гаем называть коммуникативной сензитивностью, люди каким-то иррациональным образом чувствуют фальшь искусно обстав­ленного спектакля, призванного скрыть дурные намерения под личиной радушия и почтения.

Другое правило можно обозначить как ДЕМОНСТРАЦИЮ ОБЩНОСТИ, причем в самом широком контексте. Варианты бесчисленны — это может быть общность интересов, целей, за­дач, точек зрения. Большую роль в налаживании контакта игра­ет наличие у партнеров общих личностных особенностей. Мас­тера общения в состоянии использовать это правило даже за счет общности негативных качеств. Например, какая-нибудь дама может расположить к себе знакомую, сказав ей: «Как мы здесь похожи — обе такие рассеянные!» Впрочем, не стоит ув­лекаться такой практикой; согласитесь, что вряд ли ваш парт­нер будет в восторге, если вы заявите ему: «Не отчаивайтесь.

Я в такой ситуации выглядел бы еще глупее». В любом случае тактичнее подчеркивать общность каких-то положительных черт. Одним из наиболее эффективных видов этой техники общения по праву считается демонстрация профессиональной общности, своего рода «цеховости», в хорошем смысле этого слова.

Прямо противоположное, неэффективное поведение — это подчеркивание различий, когда акцент делается на несхо­жести. Часто это делается неосознанно: человек может не до­гадываться, что высказываемые им обобщения могут успешно избавить его от доброжелателей. Представьте себе учителя, который заявляет родителям ребенка, пришедшим на школь­ное собрание: «Ну, вы же инженер, а я педагог, так что вы мне там говорите о воспитании!» Естественно, после этого ни о каком конструктивном общении и речи быть не может. Между тем такие ситуации — вовсе не редкость.

Подчеркивание общности — не только основное, но еще и самое древнее правило общения. Психология общения унасле­довала его от глубинной психологии личности как части племе­ни. Вспомним главное правило выживания в джунглях, приво­димое Р. Киплингом в знаменитом «Маугли»: «Мы с тобой од­ной крови, ты и я». Что это, как не подчеркивание общности? Нельзя сказать, что это правило претерпело сильные измене­ния с течением времени. В этой связи необходимо затронуть такие феномены социальной психологии, как внутригрупповой фаворитизм и межгрупповая дискриминация.

Внутригрупповой фаворитизм представляет собой явле­ние, при котором члены определенной группы, опознающие друг друга как «своих», оказывают по отношению друг к другу своего рода психологическую протекцию. Если у членов группы есть выбор, кому помочь, кого предпочесть и т. п., они однозначно начнут со «своего». Внутригрупповой фаворитизм проявляется и в интерпретации поступков. Скажем, два человека, один из которых «свой», совершают один и тот же поступок. Группа вы­соко оценит «своего» («Он талант, гений, посмотрите-ка на него» и т. п.), тогда как второго либо просто не заметят, либо, во всяком случае, не выразят такого восторга. Возможен и другой, функционально эквивалентный, вариант, при котором два чело­века совершают неблаговидный поступок, но по-настоящему виноват «тот, другой», тогда как «своему» быстро прощают эту «досадную случайность». По сути дела, мы уже заговорили о межгрупповой дискриминации — этой оборотной стороне ме­дали, выражающейся в неприязненном отношении к «тому, дру­гому». Если человек по каким-то признакам определяется груп­пой как представитель другого, даже не обязательно враждеб­ного, сообщества, то его проступки будут с готовностью интерпретироваться негативно, тогда как успехи никем не бу­дут восприняты всерьез, а если и будут, то с оговорками («Да, удалось ему все-таки, приходится признать...»).

Понятно, что основанием для дифференциации (и, следова­тельно, основанием для проявления феноменов внутригруппового фаворитизма и межгрупповой дискриминации) могут вы­ступать различные факторы. Так, группы могут разделиться по возрастному, профессиональному, национальному, религиозно­му критериям и т. д. Специальные исследования (А. А. Реан) профессиональной среды педагогов показывают, что здесь про­исходит достаточно четкое разделение на группы по величине педагогического стажа (опытные — молодые учителя). При та­ком разделении резко актуализируется и начинает работать оп­позиция «МЫ — ОНИ». Интересные особенности проявления межгрупповой дискриминации и внутригруппового фаворитиз­ма зафиксированы, в частности, в педагогических коллективах профтехучилищ. Оказалось, что здесь в качестве наиболее зна­чимого критерия, разделяющего педагогов на подгруппы, вы­ступает не столько педагогический стаж (хотя этот признак так­же продолжает действовать), сколько некоторые специфичные для данной образовательной системы профессионально-ро­левые особенности педагогов. Так, наибольшая межгрупповая дифференциация (и соответственно наибольшая внутригрупповая консолидация) наблюдается в группах, разделенных по принципу «преподаватели — мастера производственного обу­чения».

Следующее существенное правило — это проявление инте­реса к проблемам партнера. Его противоположность — соот­ветственно явное пренебрежение проблемами партнера. Ошиб­ки такого рода достаточно, чтобы свести на нет возможность конструктивного общения. Наиболее значимым в формулиров­ке этого правила является слово «проявление» — ведь интерес к проблемам партнера должен быть явным, рассчитанным на его восприятие.

Вот, например, реальный случай из психологической прак­тики. На приеме в семейной консультации муж жалуется на то, что жена потеряла интерес к его делам и не слушает его, когда после рабочего дня он рассказывает ей о своих проблемах, уда­чах и неудачах. Оказывается, что «под аккомпанемент» его рас­сказа жена моет посуду и, время от времени перебивая, спра­шивает ребенка в соседней комнате, сделал ли он уроки. Для жены эти претензии были полным откровением: она удивилась, что муж интерпретировал это как потерю интереса, утвержда­ла, что почти всегда может дословно повторить то, что он гово­рил. Возможно, это и было действительно так, однако проблема состояла в другом, а именно в том, что она никак не проявляла своего интереса.

Теперь рассмотрим группу техник, объединенных общим наименованием «техники выравнивания напряжения». Как из­вестно, напряжение может создаваться постепенно, в процессе общения или присутствовать изначально. В зависимости от вида напряжения меняется способ его снятия. Существует це­лый ряд техник, позволяющих снизить нервное и психическое напряжение. Наряду с этим существуют и так называемые ан­титехники, то есть различные нарушения правил, только усили­вающие напряжение.

Предоставление партнеру возможности выговориться. В целях снятия напряжения у партнера по общению совсем не обязательно выполнять все то, на чем он настаивает. Очень час­то ослаблению напряжения способствует уже то, что он полу­чил возможность высказать, вербализовать все, что у него на­болело, без ограничений, без того, чтобы его перебивали.

В тренингах общения часто используется известная проце­дура, когда психолог тем или иным способом фиксирует, кто из группы более активен в дискуссии, кто высказывается чаще дру­гих. По окончании дискуссии наряду с различными заданиями участникам предлагается выполнить следующее: «Оцените удовлетворенность своим участием в дискуссии в процентах, от нуля до ста». Затем из числа опрошенных выбирают полярные группы — высоко- и низкоудовлетворенных, — чтобы спросить у них о причинах именно такого ответа. В результате либо все неудовлетворенные, либо большая их часть называют в каче­стве одной из причин то, что не сумели высказаться, донести до группы свои взгляды. При просмотре видеоматериала дискуссии обычно выясняется, что совсем пассивных участников не было. Но человек, которого оборвали, перебили или просто не замети­ли его робкого высказывания, часто не делает повторной попыт­ки высказаться и уходит в «глухое молчание».

Соблюдение этого правила кажется банальным, но, как по­казывает практика (в том числе проведение социально-психо­логических тренингов с учителями, директорами школ и проф­техучилищ), далеко не все ему следуют.

Некоторые талантливые менеджеры и руководители актив­но пользуются этим правилом. К сожалению, иногда санкцио­нированная ими свобода слова принимает парадоксально «манипулятивный» оборот. Заключается она в том, что каждый член коллектива получает возможность высказаться на совеща­нии, в результате чего все спорят и очень много говорят. Затем, по окончании совещания, когда напряжение сотрудников раз­ряжается, руководитель спокойно предлагает и реализует реше­ние, которое было принято им заранее. Внешне подобная про­цедура кажется в высшей степени демократичной, поскольку из обилия высказанных на совещании мнений всегда найдется что-то, так или иначе согласующееся с априорно принятым решени­ем руководителя. Такой подход близок по типу к манипуляции, но ему не откажешь в здравом использовании психологических механизмов. Действительно, сотрудникам дали высказаться, а впоследствии что-то из их предложений, возможно, будет учте­но начальством.

Вербализация эмоционального состояния. У этой техники есть два подвида.

А. Вербализация своего эмоционального состояния.

Б. Вербализация эмоционального состояния партнера.

По существу, эту технику можно охарактеризовать как гра­мотный способ замены неконструктивных замечаний и прояв­лений обиды более мягкой тактикой.

Например, вербализация собственного эмоционального со­стояния может выражаться следующей фразой: «То, что вы сейчас сказали, очень меня расстроило. Я даже не знаю, что даль­ше делать». Что происходит на самом деле? Прежде всего, чело­век не аккумулирует в себе негативные эмоции, а вербализует их. С другой стороны, такая вербализация подсказывает парт­неру, какое действие оказывают его слова. Наконец, формально это никоим образом не замечание партнеру, хотя организующая идея та же («Мне не нравится то, что он сказал»), прямая оцен­ка здесь отсутствует.

Вербализация состояния партнера может быть выражена сходным образом: «Кажется, вы сейчас напряжены».

Предложение КОНКРЕТНОГО выхода из сложившейся си­туации. Когда напряжение достигает своего апогея, эффектив­ным приемом является перевод разговора с абстрактного уровня на конкретные предложения, которые можно обсуждать. С этим правилом связан родственный ему прием обращения к фактам, распространенный в технике дискуссии, полемики и т. д.

Позиция «на равных». Эта техника одновременно связана и с подчеркиванием значимости партнера, и с проявлением ува­жения к нему. Ее неконструктивная противоположность, под­чиняющая позиция, всегда ведет к нагнетанию напряжения. Превосходство одного партнера над другим может подче'рки-ваться и осуществляться по различным направлениям: превос­ходство по компетентности, по стажу или опытности, по про­фессионально-ролевым позициям и т. п.

Подчиняющая позиция таит в себе очень большую опасность в педагогическом общении, поскольку там она неявным образом заложена изначально. Причина распространения этой позиции в педагогическом общении связана с двумя факторами — возраст­ным и функциональным: учитель заведомо старше учеников, и по профессии ему положено их учить. В этом смысле абсолют­ное равенство в общении ученика и учителя вряд ли достижи­мо. Однако подчиняющая позиция педагога зачастую реализу­ется с неоправданной интенсивностью. Известно, что в школе достаточно распространен авторитарный стиль общения с уча­щимися, который волей-неволей искажает реальное соотноше­ние сторон педагогического процесса.

Существует даже ряд психоаналитических концепций, со­гласно которым профессию педагога склонны выбирать люди с выраженным стремлением к власти, которые в большой степе­ни тяготеют к подчиняющей позиции, к проявлениям автори­тарности. Предполагается, что педагогическая профессия по­зволяет реализовать таким людям отмеченные личностные тенденции в социально приемлемой и даже в социально одоб­ряемой форме. Не стоит с этим поспешно соглашаться. Ведь очень многие люди выбирают педагогическую профессию по совершенно другим мотивам. По крайней мере, ясно, что из­лишне радикальные выводы и глобальные обобщения нужда­ются в постоянных оговорках и очень серьезных эмпирических основаниях. Впрочем, мифы, а в особенности мифы соци­альные, в фактах не нуждаются.

Следующая группа правил относится к области так называе­мого активного слушания, эффективность которого состоит в том, что собеседник постоянно проявляет свою заинтересован­ность в разговоре, в каком-то смысле вербализует процесс вос­приятия. Еще,одна функция активного слушания — показать, что слова собеседника не просто услышаны, но и правильно ин­терпретированы.

Существует несколько уровней активного слушания. Вербализация, уровень А. Самый простой уровень актив­ного слушания предполагает, что субъект вставляет в монолог своего собеседника какие-то утвердительные междометия («да», «ага» и т. п.), свидетельствующие о внимании к развива­емой мысли. В связи с этим может возникнуть наивный воп­рос: как же постоянно повторять «да», если на самом деле хо­чется возразить, и как это сделать потом? Здесь на помощь, приходит гибкость живой речи, многозначность слова: ведь если задуматься, то ситуаций, в которых «да» будет выступать как знак согласия, окажется не так уж много. Гораздо более часто употребление этого служебного слова для подтвержде­ния неослабевающего внимания слушающего к говорящему. Основное значение «да» — это «Да, согласен», но не менее логично и «Да, понимаю».

Чуть более сложный прием первого уровня активного слушания — своего рода «эхо»: повторное проговаривание услы­шанного. Вместо произнесения кодового сигнала, которым яв­ляется междометие, можно без изменений повторить какое-то слово или фразу партнера. Функция подобного повтора та же — показать, что слушающий следит за рассказом.

Вербализация, уровень В. Еще более сложный уровень ак­тивного слушания — перефразирование, резюмирование. В про­цессе общения партнер не просто прибегает к повтору, но мо­жет и подвести некоторую черту под услышанным, подытожить его, например: «Итак, насколько я понял, ваше основное утвер­ждение — ребенок постоянно испытывает переутомление в школе». Кроме того, что собеседник проявляет интерес к услы­шанному, своим перефразированием он помогает устранить опасность недопонимания, которая может возникнуть в разго­воре. Правильное понимание может подтвердиться, и тогда между собеседниками устанавливается еще более тесный кон­такт. Если же окажется, что понимание неполно или неверно, говоривший вновь возвратится к сказанному и уже сам попыта­ется перефразировать его более точно и однозначно.

К этому же уровню можно отнести и прием уточняющих воп­росов и вопросов-утверждений, в совокупности направленных на уточнение основной мысли собеседника. Наряду с этим мо­жет быть выдвинуто предположение относительно причин того или иного высказывания, например: «Вы так озабочены пере­утомлением ребенка, потому что у него проблемы со здоровь­ем?» Вообще, резюмирование и постановка уточнящих вопро­сов-утверждений важны не только как компоненты активного слушания, но и как инструменты, помогающие достижению пра­вильного вывода на основе сказанного партнером по общению. В частности, в исследованиях по психологии каузальной атри­буции установлено, что чаще всего человек не познает истин­ные причины, движущие его собеседником, а приписывает ему то, что ему самому кажется наиболее логичным. Техника «наво­дящих» вопросов позволяет устранить возникшее непонимание еще до того, как оно успеет привести к каким-то отрицательным последствиям.

Вербализация, уровень С. Следующий уровень вербализа­ции связан с развитием идей, подхваченных у партнера по об­щению. Предполагается, что услышанное будет воспринято творчески и не просто перефразировано, но как-то изменено и дополнено/Возможно, собеседнику удастся вывести какие-то логические следствия из услышанного, например: «Если исхо­дить из того, что вы сказали, то получается, что ребенку не по силам школьная нагрузка не потому, что он слаб, а потому, что сама организация учебного процесса хорошо не продумана».

Несколько слов о негативных явлениях, которые могут воз­никнуть в процессе общения. Отчасти они соотносятся с техни­ками активного слушания, поскольку представляют собой оши­бочное толкование услышанного с использованием вышепере­численных моделей. Несомненно, подобных «дефектных» контактов следует по возможности избегать.

К негативному эффекту зачастую приводит, например, от­вет, начинающийся словом «нет». Причем, даже если при этом делается поспешная попытка пояснить свое несогласие («Нет, вы не правы, так как...»), собеседник, в первую очередь отреаги­ровав на услышанное «нет», будет слушать партнера уже толь­ко «вполуха». Основную информацию он уже получил: партнер не принял того, что было им сказано. Соответственно, нить вза­имного слушания прерывается, начинается мысленный подбор аргументов, призванных убедить собеседника в своей правоте. Речь партнера по разговору начинает восприниматься как пре­града на пути изложения «гораздо более ценных замечаний». Всего этого можно избежать, если начать ответ со слова «да», даже если это будет «да, но...».