Русские геополитические истоки

Геополитика в России подпитывалась многими течениями, бе­рущими начало в лоне географических, гуманитарных, естествен­ных наук. Об универсальности научных интересов Н.Я. Данилевс­кого, оказавшего сильное влияние на формирование взглядов геополитиков-евразийцев, мы еще скажем. Нельзя не отметить и статьи В.Ф. Головачева «О значении флота для России на основа­нии истории», работы С.А. Скрегина «Мореходство и его влияние на развитие российского государства». Большой интерес представля­ют труды вице-адмирала, крупного теоретика морского дела, этногра­фа, экономиста и политика В.М. Головкина (1776—1831). Его книгой «Записки флота капитана Головкина о приключениях его в плену у японцев в1811,1812 и 1813 годах» зачитывались не только в России, но и во всей Европе. Сочинения мичмана Мореходова (под таким псевдонимом публиковался Головнин) «О состоянии Российского флота в 1824 году», напечатанные в Санкт-Петербурге в 1861 г., содержат много идей, которые гораздо позже Головнина развил американец А. Мэхэн.

Наиболее глубоко, с нашей точки зрения, исследовал интересу­ющую нас проблему морской истории, старший лейтенант флота Е.Н. Квашнин-Самарин. Его фундаментальную работу «Морская идея в Русской земле. История до Петровской Руси с военно-морской точки зрения» можно назвать настольной книгой по геополитике. В ней прекрасно показано огромное значение флота в становлении русской государственности с VIII по XVIII в. Книга была издана Морским Генеральным штабом в Санкт-Петербурге в 1912 г.

Нельзя не упомянуть труды Михаила Васильевича Ломоносова (1711—1765), написавшего трактат «Краткое описание разных путе­шествий по северным морям и показание возможного проходу Си­бирским океаном в Восточную Индию» (1763) и «Примерную инст­рукцию морским командующим офицерам, отправляющимся к поисканию пути на Восток Сибирским океаном» (1765). Идеи гени­ального русского ученого, по сути, стали востребованы только в начале XXI в., о чем мы еще будем говорить.

В 1853 г. была издана любопытная книга Владимира Ивановича Даля (1801—1872) «Матросские досуги». Автор известного четырех­томного «Толкового словаря живого великорусского языка» тоже видел Россию могучей морской державой. Нельзя не упомянуть и вклад в развитие морской идеи величайшего ученого Дмитрия Ива­новича Менделеева (1834—1907). В архивах найден черновой вариант его докладной записки С.Ю. Витте «Об исследовании Северного Полярного океана»[74].

Но решающее воздействие на формирование геополитических идей все же оказала география. Сочинения крупных русских уче­ных-географов А.И. Воейкова («Будет ли Тихий океан главным мор­ским путем земного шара?»), географа и демографа П.П. Семенова-Тян-Шанского («Значение России в колонизационном движении европейских народов»), труд Л.И. Мечникова («Цивилизация и ве­ликие реки. Географическая теория развития современных сооб­ществ»), военного географа Д.А. Милютина и других ученых подго­товили хорошую теоретико-методологическую базу для формирования отечественной геополитической школы.

Ее основателями можно считать военного географа, статистика, Д.А. Милютина, а также А. Вандама, издавшего в 1912 г. геополити­ческий труд «Наше положение». Но наиболее крупным представителем русской геополитической школы по праву считается В. П. Семенов-Тян-Шанский — единственный автор, развивавший геополитические идеи в Советской России. В.П. Семенов-Тян-Шанский (сын зна­менитого путешественника, географа, демографа) в 20—30-х гг. XX в. был профессор страноведения географического факультета Ленинградского государственного университета.

Но первыми в России кто поняли огромную важность роли про­странств в развитии государства были полковник Языков и гене­рал-фельдмаршал России Д.А. Милютин.

Войны Французской республики и Наполеона — их огромный пространственный размах — дали толчок к осмыслению роли про­странства (географического фактора) в военных операциях. Первый русский учебник по военной географии был написан для русской Академии Генерального штаба полковником Языковым. Он поста­вил вопрос о влиянии на военные действия не только топографии, но и состава населения, экономики, государственного устройства, военной администрации, климата, этнологии, философии и даже богословия.

Дмитрий Алексеевич Милютин (1816—1912) — автор многих тру­дов, но наибольший интерес с точки зрения геополитики представ­ляет работа «Критическое исследование значения военной геогра­фии и военной статистики». В ней заложены идеологические и теоретические основы русской геополитики.

В 1846 г. полковник русской армии Д.А. Милютин подвел черту под дискуссией о предмете военной географии, выпустив брошюру «Критическое исследование значения военной географии и военной статистики». Блестящий офицер (генерал в 40 лет), уче­ный с обширными познаниями, обладающий мощным аналитичес­ким умом, Милютин в 1860 г. стал заместителем (товарищем) воен­ного министра а затем возглавлял военное министерство. В последние годы жизни Александра II, после отставки канцлера Горчакова в 1878 г., фактически под его началом оказалось и министерство иностранных дел.

Милютин верно определил геополитические приоритеты Рос­сии. Основным ее противником он считал Британскую империю, но предпринимать активные действия против Великобритании счи­тал преждевременным. Россия еще не залечила раны Крымской войны 1853—1856 гг. Для поддержания равновесия в Европе и на Ближнем Востоке, по его мнению, нужен был военно-политический союз России и Германии.

В Средней Азии Россия стремилась подчинить себе огромный Тур­кестанский край, где необходимо было ликвидировать феодальную зависимость среднеазиатских городов от полудиких племен кочевни­ков. По сути, в Туркестане Милютин делал все для того, чтобы занять необходимые позиции, с которых можно было бы угрожать Индии — основе могущества и ахиллесовой пяты Британской империи.

Сложны и противоречивы были и геополитические отношения России с Турцией. По плану военного министра турок нужно было изгнать из Европы и создать Балканскую конфедерацию под об­щим покровительством Европы, проливы должны получить нейт­ральный статус[75].

Персия и Китай получали гарантии Российской империи от всех превратностей английской политики. Персию и Китай, как и США, ДА. Милютин считал естественными союзниками России[76].

Плоды геополитических расчетов генерал-фельдмаршала, умев­шего мыслить континентами, Россия смогла пожинать уже в 1877— 1878 гг. Русские войска тогда били турок на Балканах, а английская эскадра смогла решиться только на маневрирование в проливе Дар­данеллы. Британию больше беспокоили казачьи полки, раскварти­рованные в Мерве и Ташкенте, нацеленные на Индию. Таким обра­зом, за 10—11 лет в Европе и на Балканах создалась совершенно иная геостратегическая и геополитическая ситуация. Все это стало возможным в силу ряда объективных условий и субъективных фак­торов. Одним из последних было практическое применение знаний по военной географии, разработанной русскими офицерами-учены­ми Языковым, определившим военную географию как науку теоре­тическую, отрасль или часть военной стратегии, а в большей степе­ни Д.А. Милютиным.

Последний генерал-фельдмаршал России справедливо критико­вал работу Языкова и других писателей (европейских), «старавших­ся, военной географии, придать некоторое значение специальное и самостоятельное», он отмечает, что «ни один не достиг этой цели в самостоятельном исполнении, и что в немногих сочинениях, служа­щих образцами отдельных описаний театров войны, все исследова­ния к другим эпохам применены быть не могут» (стилистика сохра­нена полностью. — Н. Н.)[77].

Предметом военной географии и военной статистики, по мне­нию Милютина, являются общие и частные закономерности функ­ционирования и развития государства — политическая система, экокомическая и военная мощь, территория, географическое положе­ние, а также общие топографические свойства — очертания границ, включая соседей: «иное государство растянуто на большое протяже­ние или разбросано отдельными частями, другое округлено и со­ставляет сплошную массу; одно по своему положению есть государ­ство исключительно континентальное, другое исключительно морское; одно принуждено иметь для обороны сравнительно гораздо большие войска, чем другое; одно обращает главное внимание на сухопутные войска, другое на флот»[78].

Как видно из этого фрагмента работы, русский военный ученый еще в 1846 г., т.е. задолго до рождения Макиндера и в то время, когда другому крупнейшему теоретику США, автору теории «морс­кого могущества» было только шесть лет, ставил вопросы о роли пространства, очертания береговых линий и границ, роли того или иного вида войск в защите государства.

Далее в своей работе последний генерал-фельдмаршал Российс­кой империи рассуждает как классик геополитической науки, пре­восходя во временном отношении Ратцеля и Челлена: «Производи­тельность почвы, климат и другие свойства местности определяют собственные средства государства... Наконец, сообщения водные и сухопутные, искусственные и естественные... облегчают или затруд­няют перевозку...»[79]

Под углом зрения основных принципов геополитики рассматри­вает Д.А. Милютин роль народонаселения, государственного уст­ройства в геополитических и геостратегических отношениях.

Если в работах Милютина геополитические идеи были похожи на вкрапления в военную географию и статистику, то в начале XX в. появились оригинальные геополитические работы. К их числу мож­но смело отнести солидный труд А. Вандама «Наше положение», вышедший в 1912 г. Давая характеристику местоположения России, он, в частности, пишет: «Несмотря на большие размеры своей тер­ритории, русский народ, по сравнению с другими народами белой расы, находится в наименее благоприятных для жизни условиях»[80]. И далее, развивая эту мысль, ученый констатирует: «Страшные зим­ние холода и свойственные только северному климату распутицы накладывают на его деятельность такие оковы, тяжесть которых совершенно незнакома жителям умеренного Запада. Затем, не имея доступа к теплым наружным морям, служащим продолжением внут­ренних дорог, он испытывает серьезные затруднения в вывозе за границу своих изделий, что сильно тормозит развитие его промыш­ленности и внешней торговли и, таким образом, отнимает у него главнейший источник народного богатства»[81]. Отсюда, отмечает уче­ный, в народных массах хранится инстинктивное стремление «к сол­нцу и теплой воде», что определило положение русского государства на театре борьбы за жизнь.

Мысли А. Вандама перекликаются с идеями, высказанными мо­ряком-историком Е.Н. Квашниным-Самариным: «Ведь многие в Рос­сии до сих пор не понимают того, что на море лежат главные рус­ские интересы», что «флот более верное средство для защиты их интересов»[82].

Вандам полностью разделяет точку зрения Милютина, что глав­ным геополитическим, геостратегическим противником нашей стра­ны является Англия. Это противостояние, по его мнению, опреде­ляет облик мира. Если пользоваться понятиями геополитики, то он говорит о противостоянии морской и континентальной держав. По этому поводу он пишет: «Главным противником англосаксов на пути к мировому господству является русский народ». И главные цели их — оттеснить русских «от Тихого океана в глубь Сибири», вытес­нить Россию из Азии на Север от зоны между 30-м и 40-м градуса­ми северной широты»[83].

Для того чтобы противостоять англосаксонской экспансии, нужно создать баланс сил. Противником Британской империи должна стать коалиция «сухопутных держав против утонченного деспотизма Анг­лии». На взгляд русского геополитика, такую коалицию должны составить Россия, Франция и Германия[84].

Геополитические работы Вениамина Петровича Семенова-Тян-Шанского, сына знаменитого путешественника, географа и демогра­фа Петра Петровича Семенова-Тян-Шанского, многие геополити­ки, а также ученые различных отраслей знания считают классическими. В очерке по политической географии «О могущественном территори­альном владении применительно к России» вышедшем в 1915 г., автор рассмотрел много вопросов, представляющих большой инте­рес и в конце XX в. Первым из них был вопрос «об естественных границах», где описаны земные оболочки для сгущения органической жизни, миграция и стихийное переселение, естественные грани­цы, главное развитие человечества вне площади Тихого океана. В этой главе Семенов-Тян-Шанский во многом соглашается с идеями немец­кого геополитика Ратцеля. Но уже в главе «О формах могуществен­ного территориального владения вообще» виден оригинальный, глу­боко продуманный новый подход. Обстоятельно проанализированы проблемы первоначального ареала человечества, значение леднико­вой эпохи для развития человека, три среднеземноморских моря на земле, территориальные системы политического могущества — коль­цеобразная, от моря до моря, клочкообразная — и результаты их применения.

Он выделял на земной поверхности обширную зону между эк­ватором и 45° северной широты, где расположены три большие ок­еанические бухты: Европейское Средиземное море с Черным, Ки­тайское (Южное и Восточное) море с Японским и Желтым, Карибское море с Мексиканским заливом[85]. Географ пишет, что здесь, у трех средиземных морей и двух полуостровов между ними — Индостанского и Малоазийско-Аравийского — выросли наиболее сильные и оригинальные человеческие цивилизации и государственности арий­цев-семитов, монголов-малайцев и ацтеков-инков «в то время как остальные слабые племена и расы рода человеческого большею час­тью застыли в неолитическом веке»[86]. В этой зоне, по мнению Семе­нова-Тян-Шанского, сформировались наиболее сильные цивилиза­ции и религиозные системы. «Господином мира», полагал он, будет тот, кто «сможет владеть одновременно всеми тремя морями», тремя «господами мира» будут те три нации, «каждая из которых в отдель­ности завладеет одним из этих морей».

Семенов-Тян-Шанский описывает три исторически сложивши­еся системы геополитического контроля над пространством.

• Первая система — кольцеобразная — появилась на Средиземно­морье в незапамятные времена. Сухопутные владения державы—мет­рополии представляли собой кольцо, позволявшее контролировать внутреннее морское пространство. Замыкали в кольцо свои владе­ния греки, карфагеняне, римляне, венецианцы, генуэзцы. Их при­меру следовали в XVII в. шведы, в XIX в. Наполеон. Эта идея реализуется сейчас блоком НАТО в Атлантике.

• Вторая система — клочкообразная, или точечная,— применяется европейцами начиная с эпохи великих географических открытий.

 

Порты, пункты, военные базы построены по морям и океанам в стратегически важных географических точках планеты. Такую сис­тему создавали португальцы, испанцы, голландцы, французы. Но наиболее преуспели в этом англичане. Особенно в XIX в. Клочкообразную систему они дополнили важными элементами государств-буферов. В XX в. с разной степенью эффективности ее пытались реализовать СССР и США.

• Третья система — континентальная — таковой она является, если владения господствующей державы охватывают территорию «от моря до моря». Наибольшего успеха в ее создании добились русские и американцы. Анализируя плюсы и минусы русской континен­тальной системы, Семенов-Тян-Шанский отметил ее главный недо­статок: растянутость территории, а так же резкие перепады в степе­ни освоения центра (он хорошо развит) и периферии (она значительно уступает центру и напоминает сравнительно отсталую колонию).

Как полагает ученый, такую систему можно сохранить только тогда, когда удастся «подтянуть» периферию по плотности населе­ния, развитию инфраструктуры до уровня центра. Сделать это мож­но двумя способами: во-первых, перенести центр в Екатеринбург, во-вторых, создание в азиатских владениях культурно-экономичес­кие «колонизационные базы» — анклавы ускоренного развития. Он полагал важным создать четыре такие базы: Урал, Алтай с горной частью Енисейской губернии, Горный Туркестан с Семиречьем, Кругобайкалье. И сейчас, в начале XXI в. предложения ученого выглядят как никогда кстати.

Размышляя о форме могущественного территориального владе­ния в России, ученый указывает на недостатки системы от моря до моря, на необходимость приближения государственного центра тер­ритории к ее географическому центру, отмечает неправильность раз­деления России на Европейскую и Азиатскую, подчеркивает роль культурно-экономических колонизационных баз для дальнейшего освоения территорий[87].

В сравнительно небольшой статье «Географические соображения о расселении человечества в Евразии и о прародине славян», написан­ной в 1916 г., Семенов-Тян-Шанский подчеркивает, что между явле­ниями географии форм земной поверхности и явлениями астрономо-географии существует полная аналогия. Далее он высказывает любопытную мысль: «Результатом медленных внедрений человече­ства является более или менее обширное географическое распространение его племен, а результатом завоеваний — их расчленение на государства»[88]. Ученый говорит о двух основных видах освоения гео­графических пространств: внедрении и завоевании. По этому поводу он пишет: «Внедрения и завоевания двигались всегда в сто­роны наименьшего сопротивления, причем, если при завоеватель­ном движении не слишком истощались внутренние силы народа — завоевателя, то образовывалось долговечное и сильное государство с последующим медленным внедрением его господствующего племени во все углы территории; если же они при этом слишком истощались, то государство быстро распадалось, оставив лишь известный след на культуре аборигенов тех территорий, которые оно занимало»[89].

Мирное внедрение народов оставляет, по мнению ученого, «боль­шие следы не на территории, а на духовной жизни человека, осо­бенно большой отпечаток — на его языке — мирное внедрение, многовековая земледельческая колонизация прежде всего ищет удоб­ных и привычных почв... и подходящих топографических условий»[90]. Население, как полагает Семенов-Тян-Шанский, пришло по рекам и оседало по сухим водоразделам с удобными почвами, и о реках в значительной части забыло.

Географическая среда, по его мнению, распределяла и разделяла народы на менее выносливые и более выносливые к природным невзгодам, делила их на оседлый и кочевой образ жизни.

Идеи, высказанные Семеновым-Тян-Шанским в обозначенных двух работах, были развиты им в солидном труде «Район и страна», опубликованном в 1928 г. Но отдельно рассматривать эту работу мы не будем, так как концептуальный подход ученого представлен выше.

Можно согласиться с утверждением многих ученых, что В.П. Се­менов-Тян-Шанский создал целостную глобальную концепцию гео­политики: он представлял ее как антропогеографическую, зани­мающую свою нишу в многоуровневом знании в структуре географической науки, видел ее как географию «территориальных и духовных господств человеческих сообществ»; в традиционный гео­графический детерминизм он внес антропологическое видение, зак­лючающееся в том, что экономическая деятельность человека была важнейшей в процессе формирования территориального государства; могущественно-территориальное владение у него было результатом действия природных, экономических и культурных факторов в развитии территорий; на русском историческом, статистическом, де­мографическом материале он разработал гипотезу о колонизационных базах как гарантах, исходных точках территориально-политического могущества; предложил выделить «цельные в политико-географичес­ком отношении местности»[91].

Для наших современников чрезвычайны интересны будут мыс­ли человека казалось бы далекого от геополитики. Но гениальный человек гениален во всех сферах духовной, идеологической жизни. Хотя бы в нескольких абзацах необходимо сказать о «Заветных мыс­лях» автора периодической системы — химика Дмитрия Ивановича Менделеева (1834—1907). В работе, написанной на склоне лет, он анализирует геополитические проблемы, которые видны его «угаса­ющему взгляду». Этот «угасающий взгляд» проник в сущность гео­политических концепций начала XX в. и предсказал суть процессов, которые в новом, третьем, тысячелетии называют глобализационными. Дмитрий Иванович дал оригинальную трактовку начала истории, которая «могла начаться, по его мнению, только после сложения сельского хозяйства у народов или пастушеских, или земледель­ческих, в особенности у последних, всего же сильнее и вырази­тельнее у тех оседлых народов, которые сумели сочетать скотовод­ство с земледелием»[92].

В отличие от Ратцеля, который рассматривает проблемы экспан­сии, абстрагируясь, не приводя точных расчетов, Д.И. Менделеев приводит точные расчеты. Он пишет, что «когда в умеренных кли­матах Европы приходится примерно около 3—4 десятин на среднего жителя, тогда становится уже тесно и является надобность в пересе­лении... сокрытая цель войн состоит в занятии земли... Войны чаще всего начинают вести пастушеские племена, кочевые народы, пото­му что им нужны большие площади земли, для прокормления своих умноженных стад»[93]. Лекарством от подобного рода войн он называ­ет усиленное развитие промышленности, которая дает возможность получать населению более высокие доходы.

Геополитические проблемы интересовали русского историка, публициста и социолога Ивана Лукьяновича Солоневича (1891—1953). В своем капитальном труде «Народная монархия» этот ученый-мо­нархист рассуждает о несопоставимости свобод России и Англии, России и США в силу большой разницы географического фактора. По этому поводу он пишет, что «американская свобода, как и аме­риканское богатство, определяется американской географией; наша свобода и наше богатство ограничены русской географией. Из ряда факторов «несвободы» воинская повинность является первым и ре­шающим»[94]. Почему воинская повинность является первым и реша­ющим фактором? И далее Солоневич объясняет: русский народ ни­когда не будет иметь такие свободы, какие имеют народы США и Англии, потому что безопасность последних гарантирована океана­ми и проливами, а наша может быть гарантирована только воинс­кой повинностью. Бедность России, полагает ученый, «обусловлена тем фактором, для которого евразийцы нашли очень яркое опреде­ление: географическая обездоленность России». И далее он пишет, что история России есть история преодоления географии России.

Немалый вклад внес в копилку геополитических идей русский философ Иван Александрович Ильин (1882—1954). Его взгляды пере­кликаются с «органической теорией» отца термина «геополитика» — шведского ученого Рудольфа Челлена. Как и последний, Ильин считал, что государство, страна с ее населением является «живым организмом». Россия как «живой организм» складывалась веками не как «механическая сумма территорий», а «органическое единство». В формировании этого единства решающую роль, считал он, играет земля, географическая среда. По этому поводу он пишет: «С первых же веков своего существования русский народ оказался на отовсюду открытой и лишь условно делимой равнине. Ограждающих рубежей не было; был издревне великий «проходной двор», через который валили «переселяющиеся народы»,— с востока и юго-востока на запад. Поэтому Россия была организмом, вечно вынужденным к самообороне»[95].

Ильин, определял Россию как «географический организм боль­ших рек и удаленных морей», и считал вполне нормальной полити­ку русских государей, заключающуюся в том, чтобы выйти к морям и «ногою твердой стать при море», овладеть низовьями рек. Совре­менная Россия по большому счету на Западе отрезана от морей, как и в допетровские времена. Но ее западным «друзьям-атлантистам» этого мало. Они стремятся во что бы то ни стало расчленить страну. Александр Иванович, как будто предвидя это, в середине 1950 г. в статье «Что сулит миру расчленение России» написал, что «Россия есть не случайное нагромождение территорий и племен... но живой, исторически выросший и культурно оправдавшийся ОРГАНИЗМ, не подлежащий произвольному расчленению», что этот организм «есть государственное и стратегическое единство, доказавшее миру свою волю и свою способность к самообороне; он есть сущий оплот европейско-азиатского, а потому и вселенского мира и равновесия»[96].

Ильин особо подчеркивает, что расчленение организма на со­ставные части всегда было болезненным распадом, процессом раз­ложения, брожения, гниения и всеобщего заражения. В нашу эпо­ху, по его мнению, в этот процесс будет втянута вся Вселенная, распри и гражданские войны в России будут постоянно перерас­тать в мировые столкновения, державы всего мира будут вклады­вать свои деньги, интересы, стратегические расчеты во вновь воз­никшие малые государства и станут соперничать друг с другом, добиваясь преобладания «опорных пунктов», будут покушаться на прямое или скрытое «аннексирование» неустроенных и незащи­щенных новообразований[97]. Ильин пророчески предсказал, куда будут направлены взгляды Германии, Англии, Японии, США, Канады при условии расчленения России, и тогда она превратится в веч­ный источник войн.

 

Движение евразийцев

Русская геополитическая школа, как мы отмечали, имела не­сколько течений, и наиболее мощное из них — евразийское. Главная тема евразийского движения — это утверждение самобытных основ российской истории и культуры, а также разработка своих собствен­ных, порой оригинальных взглядов на мировую и русскую исто­рию. В концепции евразийцев Россия является особым этногеографическим и культурным миром, занимающим срединное положение («Хартленд») между Западом и Востоком, Европой и Азией.

Начало евразийского движения, как полагают многие его иссле­дователи, связано с именами князя Я.С. Трубецкого (1890—1938) — лингвиста и филолога, П.Н. Савицкого (1895—1968) — философа, географа и экономиста, которого все исследователи его творческого насле­дия, бесспорно, причисляют к самым ярким геополитикам, Г.В. Флоров-ского (1893—1979) — православного богослова, П.П. Сувчинского (1892—1985) — видного ученого искусствоведа. К евразийцам отно­сят и таких известных ученых, как Г.В. Вернадский (1887—1973) — крупный историк (сын академика В.Н. Вернадского — автора теории био- и ноосферы, основателя школы геохимии, биохимии и др.) и И.А. Ильин (1882—1954) — крупный философ, юрист всесто­ронне подготовленный специалист, обладавший планетарной про­видческой эрудицией и другие русские ученые послеоктябрьской эмиграции.

В этой среде ученых в начале 20-х гг. XX в. и возникло евра­зийское движение. Их объединяла идея о России как особом мире, на развитие которого решающее влияние оказал материк Евразия. Концепция евразийцев формировалась во многом на идеях славяно­филов, почвенничества Ф.М. Достоевского. Евразийцы, отстаивая эту идею, ввели новый термин для геополитики — «место разви­тие». В это понятие они включили неповторимую географическую среду, основу которой составлял «Хартленд». В этой среде происхо­дило становление не только отдельного индивида, но и крупных человеческих общностей.

Неповторимая географическая среда у П.Н. Савицкого получила название «месторазвитие». В этом термине — взаимосвязь и целост­ность социально-исторической и географической среды. Он в опре­деленной степени напоминает немецкий термин Каим. Как извест­но, Ратцель подчеркивал, что по геологическому устройству, климату, качеству почвы и растительности географическая среда может быть различных типов. Народы исторически приспосабливаются к гео­графической среде, которая накладывает свой отпечаток на образ жизни, нравы, традиции обитателей тех или иных ландшафтов. Ме­сторазвитие, испытывая влияние населяющих его народов, детерми­нирует формы их хозяйственной деятельности.

Большее месторазвития включает в себя меньшее. Для человече­ства в целом таким глобальным месторазвитием выступает вся планета. Идея месторазвития П.Н. Савицкого признает множественность форм человеческой истории. Евразия выступает как интегральная форма для многих мелких месторазвитий.

В начале 20-х гг. XX в. в Софии евразийцы выпустили сборни­ки «Исход к востоку. Предчувствия и свершения» и «На путях. Утверждение евразийцев». В сборниках в сжатой форме были изло­жены основополагающие правила нового геополитического движе­ния. Нетрадиционный подход к теоретическому обоснованию и ре­шению многих геополитических проблем, само название «Евразия», оригинальные проекты преобразования российского общественного устройства — все это привлекло пристальное внимание не только ученых, но и читающей публики Запада.

Постепенно центр евразийского движения переместился из Со­фии в Париж. И там роль первой скрипки стал играть Л.П. Карсавин. Он не скрывал своей просоветской ориентации, курса на сбли­жение с советской властью и на сотрудничество с ней. Такая пози­ция Л.П. Карсавина и его сторонников не получила одобрения глав­ных теоретиков евразийцев, и в 30-е гг. годы это движение перестало существовать. Идеи евразийства были возрождены Л.Н. Гумилевым (1912—1992), которого судьба свела с Савицким и на которого тот оказал огромное влияние.

Истоки, идеи евразийцев надо искать в русской истории конца XV в. После разгрома турками Константинополя в 1453 г. центр Православия перемещается в Москву (вместе с последней византийс­кой представительницей Палеологов Софией). Конец XV в. и XVI в. являются периодом формирования нового русского самосознания — защитника земель Древней Руси и Великой Степи, Православия и наследия византийской культуры. Видимо, поэтому монах Елизаро­ва монастыря Филофей назвал Русь третьим Римом: «Все христиан­ские царства пришли к концу и сошлись в едином царстве нашего государя согласно пророческим книгам, и это — российское цар­ство: ибо два Рима пали, а третий стоит. А четвертому не бывать»[98].

Эта мысль Филофея получила развитие в трудах славянофилов — братьев Аксаковых, И. Кириевского, А. Хомякова и др. Ее придер­живался и П.Н. Савицкий — единственный русский автор, которого можно с полным основанием назвать геополитиком. Он утверждал, что «евразийство», конечно, лежит в общей со славянофилами сфере[99].

Следует сказать несколько слов об этом чрезвычайно интересном ученом. Он окончил экономический факультет Петроградского поли­технического института, был близок к кадетам. До 1917 г. был сотруд­ником русского посольства в Норвегии. Судьба свела его в Крыму в армии Врангеля с бывшим легальным марксистом П.Б. Струве. После поражения врангелевцев Савицкий бежал в Болгарию, где работал в журнале «Русская мысль». Затем судьба занесла его в Чехослова­кию, в которой жил до конца 20-х гг., преподавая в качестве при­ват-доцента на кафедре экономики и статистики Русского юриди­ческого факультета в Праге. В 1921 г. еще в Софии вместе с князем Н.С. Трубецким Савицкий создал евразийское движение, став глав­ным его теоретиком и идеологом. После взятия советскими войска­ми Праги в 1945 г. Петр Николаевич был арестован и как человек, противостоящий просоветским настроениям евразийцам-пражанам, был осужден на 10 лет. В 1956 г. Савицкий был реабилитирован, вернулся в Прагу, где умер в 1968 г. До самых последних дней он поддерживал тесные связи, переписку (даже в стихах) со своим са­мым талантливым учеником Львом Николаевичем Гумилевым.

Мировоззрение большинства евразийцев, не исключая и Савиц­кого, складывалось, как мы отмечали, под влиянием трудов славя­нофилов. Но особенно большое влияние оказали на их взгляды работы Н.Я. Данилевского и К.Н. Леонтьева, идеи которых были наиболее близки евразийцам.

Константин Николаевич Леонтьев (1831—1879) отстаивал извес­тный тезис о том, что «славянство есть, славизма нет». Эту мысль он растолковывал так: этническая и лингвистическая близость славян­ских народов не является достаточным основанием, чтобы говорить об их культурном и характерном единстве. Евразийцы не были про­стыми преемниками идей славянофилов. Связывая культуру с ре­лигией, судьбой Православия, славянофилы были правы. Но сла­вянство, по мнению евразийцев, не определяет культуру России XIX—XX вв. Савицкий особо отмечал, что нет оснований говорить о славянском мире, его культуре как о русской культуре. Русская культура своеобразна: в ней переплетаются и взаимодействуют ев­разийские и азиатские элементы. И в этом ее сильная сторона. Подобным образом сочетала культурные элементы Запада и Востока Византия. Ее культура — евразийская.

Кроме того, евразийцы утверждали первенство духовного, куль­турного родства над этнической общностью. Они также признавали приоритет общности исторических судеб над этнической общнос­тью. Так они понимали упомянутый выше тезис Леонтьева, кото­рый первым обратился к восточным корням русской культуры.

У истоков генезиса и развития идей русской культуры в работах евразийцев стоял Николай Яковлевич Данилевский (1822—1885). В книге «Россия и Европа» он развил теорию культурно-исторических типов. Идейное влияние Данилевского на взгляды евразийцев несомненно велико, особенно это видно в книге Н.С. Трубецкого «Европа и чело­вечество». Теория культурно-исторических типов Данилевского (подроб­нее см. Приложение к данной книге. — Н. Н.) явно противостоит универсалистским европейским концепциям истории. Европоцент-ристский подход не давал объективного научного объяснения исто­рии России, народов Востока. История огромного Евразийского ре­гиона превращалась усилиями ученых-европейцев в приложение к европейской истории. Предложенный Данилевским полицентризм типов культур давал возможность видеть не однолинейный, а мно­говариантный образец развития истории человечества.

Но во взглядах на развитие культур у Данилевского и евразий­цев были и расхождения. Первый относил Россию к славянскому культурно-историческому типу, а вторые — к особому типу евра­зийской культуры. Кроме того, Данилевский пришел к выводу, что политические, экономические, военные интересы России и Европы противоположны, как противоположны их нравственные ценности: «в политическом смысле Россия не только не Европа, но и Анти-Европа»[100]. И далее по этому поводу он пишет: «России ничего не остается, как... открыто, прямо и безоговорочно осознать себя рус­ской политикой, а не европейской, и притом исключительно рус­ской без всякой примеси, а не какого-нибудь двойственного рус­ско-европейского или европо-русского, ибо противоположности несовместимы»[101].