А.Н. Гумилев — идея пассионарности

Жизнь свела Л.Н. Гумилева с П.Н. Савицким только в 1966 г., когда он приехал на археологический конгресс в Прагу. Но пос­ледние евразийцы — Савицкий и Вернадский — внимательно сле­дили за публикациями Гумилева и очень высоко оценивали его идеи, носящие концептуальный характер. Савицкий не раз писал о «всеобъемлющем кругозоре» Гумилева. По мнению Вернадско­го, в работах Гумилева очень существенно то, что он подходит к проблемам становления и развития этносов в плоскости естествен­ной, а не гуманитарной науки. В 1970 г. в письме к Льву Нико­лаевичу Вернадский подчеркивает: «Вижу, что Вы все обобщаете, развиваете и углубляете Ваши столь важные изучения понятий «этнос», «ландшафт» и т.д. на фоне биосферы. Все это дает боль­шой толчок мысли»[117].

О каком же «большом толчке мысли» писал Вернадский? В самом сжатом виде это можно сформулировать так: «понятие пассионарности». Такого понятия не знали Савицкий, Трубецкой и Вернадский Их евразийская концепция была синтезом истории и географии (гео­политики), а доктрина Гумилева опиралась на выводы истории географии и естествознания. По этому поводу Гумилев говорил что Георгию Владимировичу Вернадскому как историку очень не хватало усвоения идей своего отца (академика В.И. Вернадского) Это заме­чание признавал сам Вернадский, который писал: «Я, конечно при­ветствую, что он (Гумилев) принимает постановку проблемы «био­сферы» моим отцом... сюда надо добавить и «ноосферу»[118]

Именно пассионарные толчки определили ритмы Евразии по­лагал Гумилев. Они обусловили приоритет тех или иных сил в разные периоды формирования единого мегаконтинента - Евразии Особенно четко сформулированы эти идеи в его статье «Горе от иллюзии». Он утверждает: «Можно, конечно, продолжать считать будто история определяется асоциально-экономическими интереса ми и сознательными решениями. Но... в жизни человеческой нет ничего более нестабильного, чем социальное положение

Но никакими усилиями и желаниями не может человек сменить свою этническую принадлежность... Не заставляет ли это предполо­жить, что в недрах многообразной этнической стихии человечества сокрыты глобальные и объективные закономерности исторических процессов.»[119]

Итак, Гумилев считает, что отличия одного этноса от другого определяются не «способом производства», «культурой» или «уровнем образования». Этносы отличаются друг от друга стереотипами поведения, которые человек усваивает в первые годы жизни от родителей, сверстников, а затем использует всю жизнь. В этносе в отличие от общества работают не сознательные решения, а ощущение и условные рефлексы. Этнос, каждый человек приспосабливается к географической и этнической среде.

Но на то, чтобы по-новому приспособиться к окружению (осо­бенно к новому), а тем более создать этнос, нужна какая-то потен­циальная энергия, нужны силы. В этом-то, подчеркивает Гумилев и есть «сердцевина новизны пассионарной теории этногенеза». Она связывается со способностью людей «поглощать биохимическую энергию живого вещества биосферы», открытую В.И. Вернадским. Способности разных людей поглощать эту энергию различны. Ав­тор теории предлагает классифицировать всех людей по этому при­знаку на три типа.

• Наибольшее число людей располагает этой энергией в количе­стве, достаточном, чтобы удовлетворить потребности, диктуемые инстинктом самосохранения. Эти люди (их чаще всего называют гармоничными) работают, чтобы жить, и никаких иных потребнос­тей у них не возникает.

• Есть определенное число персон, что наделены «экстремальной энергетикой». Этот избыток Гумилев назвал пассионарностью (от лат. раззю — страсть). Если пассионарности больше, чем требуется для спокойной жизни, человек пассионарный живет, чтобы рабо­тать ради своей идеальной цели.

• Если пассионарность человека меньше, чем необходимо для обычной жизни, индивид, называемый субпассионарием, живет, чтобы не работать, и ориентируется на потребление за счет других людей.

В каждом этносе соотношение людей разных типов меняется со временем. Суммируясь, пассионарность индивидов образует пассио­нарность на популяционном уровне. Биологической нормой орга­низма считается приспособление ради воспроизводства потомства. Значит, популяция, воспроизводящая биохимическую энергию на уровне нормы, является неагрессивным, вполне довольным жизнью этносом. Но если в такой популяции появляется определенное чис­ло пассионариев, то поведение этноса меняется. Избыток энергии на что-то должен быть истрачен. Он может быть истрачен на какие-либо социальные идеи или достижение определенных материаль­ных, политических и других целей.

Гумилев утверждает, что, стремясь к своему идеалу, люди пассионарные часто жертвуют своей жизнью ради других, но для дости­жения своих практических целей они перестраивают саму этничес­кую систему, меняют ее стереотипы поведения и цели развития.

Когда же лидеры-пассионарии, а затем их потомки оказываются уничтоженными (в войнах, на кострах инквизиции, в концлагерях, при взаимоистреблениях), то вновь виден трудолюбивый народ, до­вольный своей жизнью. От момента пассионарного толчка (появле­ния первых пассионариев в спокойной популяции) до возвращения в новое состояние равновесия — гомеостаз — проходит около 1200— 1500 лет. За это время пассионарность вначале устойчиво растет — это фаза подъема, когда структура этнической системы постоянно усложняется, из разрозненных субъектов (сословий) возникает единый новый этнос. Когда пассионарность достигает вершины, созда­ется единый этнический мир — суперэтнос, состоящий из отдельных, близких друг к другу по поведению и культуре этносов. Вся после­дующая этническая история связана с обратным процессом — разру­шением создавшегося суперэтноса вследствие спада пассионарности.

Спад пассионарности предопределен тем, что энергичных пассио-нарных людей с каждым поколением становится все меньше и мень­ше, а социальная система, созданная ими, не успевает за переменами, так как она более инерционна, чем природная среда. И в фазе надло­ма этноса систему приходится постоянно перестраивать, приспосаб­ливая к ухудшающимся условиям. Если этот процесс заканчивается благополучно, этнос имеет шанс дожить до следующей фазы этноге­неза — инерционной. В данной фазе пассионарность убывает медлен­но и плавно, люди наслаждаются материальными и культурными благами. Но когда пассионарность падает ниже критической точки, то обманчивое благополучие гибнет от рук собственных пассионариев, этнос исчезает, а отдельные люди либо ассимилируются, врастая в новые этносы, либо остаются в виде этнических реликтов.

Но самыми тяжелыми моментами в жизни этноса (в жизни лю­дей) бывают смены фаз этногенеза, фазовые переходы. Фазовый переход — это кризис, связанный с изменением уровня пассионар­ности, с психологической ломкой стереотипов поведения ради при­способления к новой фазе. Необходимо знать, что любой процесс этногенеза может быть насильственно оборван извне (агрессии, эпи­демии и т.д.).

Может ли все человечество влиться в один гигантский суперэт­нос, где будут торжествовать общечеловеческие ценности? Гумилев полагает, что пока существуют разные уровни пассионарного напря­жения в уже имеющихся суперэтносах, пока существуют различные ландшафты Земли, требующие специфического приспособления в каждом отдельном случае, такое слияние маловероятно и торжество общечеловеческих ценностей, к счастью, будет лишь очередной уто­пией. Если это слияние произойдет, то восторжествуют не «общече­ловеческие ценности», а этническая доминанта какого-то конкрет­ного суперэтноса[120].

В геополитической научной мысли сложилось убеждение, что Лев Николаевич Гумилев в своей теории этногенеза и этнических циклов продолжает линию «органического» подхода и отчасти «гео­графического детерминизма», которые являются основой геополитики Ф. Ратцеля, Г. Челлена, К. Хаусхофера и т.д.[121] Вряд ли можно полностью согласиться с таким категорическим утверждением, зна­чительно сужающим методологию Гумилева. Из анализа трудов уче­ного можно сделать вывод, что это был, хотя и спорный, но совер­шенно оригинальный подход к проблемам этногенеза и становления государственности великороссов. По мнению Гумилева, великороссы представляют особый этнос, сложившийся на основе тюркско-славянского слияния, под мощным воздействием пассионарного толчка. Подобный тезис — своего рода обоснование русского контроля над землями, населенными тюркскими этносами. Этот сплав этносов мог образоваться как симбиоз, порожденный специфическим сочетанием Леса и Степи. Тесный союз Леса и Степи предопределил сущность цивилизации, культуры, стереотипов поведения великороссов.

Этносы имеют системную природу. «Это значит,— пишет Гуми­лев,— что в основе этносов лежит не похожесть особей его составля­ющих, а связи, цементирующие коллектив и простирающиеся на при­родные особенности населяемого данным коллективом ландшафта»[122].

Как влияет тот или иной ландшафт (т.е. месторазвитие) на фор­мирование этносов? На этот вопрос русский ученый отвечает так: «Степные просторы... всегда были удобны для развития скотовод­ства. Поэтому в Восточную Европу переселялись азиатские кочев­ники... Они вступали в военные и хозяйственные контакты со сла­вянами, хозяйство которых базировалось на лесных массивах. Однако кочевое хозяйство не может существовать вне связи с земледельчес­кими, потому что обмен продуктами одинаково важен для обеих сторон. Поэтому мы наблюдаем постоянные примеры симбиоза»[123].

Гумилев выделяет три основных формы контактов этносов: сим­биоз, ксения и химера[124].

Симбиоз — сочетание этносов, при котором каждый занимает свою экологическую нишу, свой ландшафт, полностью сохраняя свое национальное своеобразие. При симбиозе этносы взаимодей­ствуют и обогащают друг друга. Он повышает жизненные возмож­ности народов, делает могущественными страны.

Ксения — сочетание, при котором один этнос — «гость», вкрап­ление в теле другого. «Гость» живет изолированно, не нарушая эт­нической системы «хозяина». Присутствие ксений безвредно для вмещающего этноса. Но когда «гость» начинает утрачивать свою изолированность, он чаще всего превращается в химеру.

Химера — соединение несоединимого. Она возникает, если два этноса, принадлежащих к суперэтносам с отрицательной взаимной комплиментарностью (несовместимостью ценностей), живут пере­мешавшись, пронизывая друг друга. В этих случаях неизбежны кровь и разрушения, гибель одного или обоих этносов. Процесс распада этносов может длиться 150—200 лет и более.

По мысли Гумилева, экономико-географическое единство реги­она, в котором сочетаются зональные и азональные (речные доли­ны) ландшафты, определяло необходимость создания целостной си­стемы, где части не противостоят друг другу, а дополняют одна другую. Он ссылается на исследование А.Ю. Якубовского, который писал: «Русская буржуазная историография... не сумела заметить того факта, что для отношений между русскими княжествами и половецкой степью более характерными и нормальными являются не война и набеги, а интенсивный товарообмен»[125].

Русская земля в XII в. была вместилищем многих этносов, но славяне были ведущим, наиболее инициативным этносом, восприим­чивым к византийской культуре. Они могли успешно противостоять другим этносам — более агрессивным, с более низким уровнем куль­туры. Но шло соперничество и между славянскими субэтносами, на­пример киево-волынским и чернигово-северским. Инициаторами междоусобиц были не князья Рюриковичи, а люди, их окружающие, которые кормили князей, боролись за власть в своем княжестве и за власть в других княжествах Руси. Таким образом, Русь и завоеванная Степь составляли в XII в. единое, хотя и не централизованное госу­дарство, впавшее в XIII в. в состояние глубокого кризиса[126].

При постоянном взаимодействии «истории природы и истории людей» — Леса и Степи русичи выступали как представители Леса, который не только кормил, давал материал для сооружения жилищ и поселений («деревня» — «дерево»), но и позволял укрыться от конницы неприятеля, а кочевники — как представители Степи, ко­торая их кормила, давала место для огромной массы людей. В связи с этим представляет большой интерес научно-исторический и гео­политический анализ проблемы соотношения Леса и Степи в рома­не Дмитрия Балашова «Младший сын». Там, в частности, есть такое рассуждение: «Восток безмерен. Он бесконечен, как песок... Запад вседневен. Города, городки... А там (Восток) — море. Тьма там. Тысячелетия. Без имен, без лиц.

Оттуда исходит дух силы. Закручивает столбом и несет, и рушит все на своем пути, и вздымает народы, словно сухой песок, и уносит с собой...

Это смерч. Пройдет, и на месте городов — холмы, и дворцы повержены в прах, и иссохли арыки, и ворон каркает над черепами владык, и караваны идут по иному пути...

И из пустоты, из тишины степей исходят тьмы и тьмы и катят­ся по земле, неостановимые, как само время...

Это смерч. Сгустившийся воздух. Дух силы. Сгустившаяся пус­тота степей»[127].

И безусловно, при столкновении этносов Леса и Степи меняется социальная и этническая психология, мотивы поведения и цели.

 

5.2. «Ритмы Евразии» как итог творческой деятельности Д.Н. Гумилева

«Ритмы Евразии» являются последним произведением Л.Н. Гуми­лева, которое ему не суждено было завершить. Книга была задумана как широкая панорама событий евразийской истории, основанная на теории этногенеза. В этом произведении должна была найти отражение история всех народов, с которыми были связаны эпохи интеграции Евразийско­го континента,— тюрок, хунну, монголов, татар и русских.

Границы Евразийского мегаконтинента Гумилев определяет сле­дующим образом. Западная Европа отделяется от евразийского про­странства отрицательной изотермой января (к востоку от этой гра­ницы средняя температура января отрицательна). С юга Евразия ограничивается цепями гор (Кавказ, Копетдаг, Памир, Тянь-Шань), с севера — массивами тайги, на востоке — Великой китайской сте­ной. Евразию можно разделить на три региона:

1) Высокая Азия — Монголия, Джунгария, Тува и Забайкалье; климат довольно сухой, но в горах достаточно влажный;

2) Южный район — Казахстан и Средняя Азия;

3) Западный район — наиболее влажный, включающий Восточ­ную Европу; имеется полоса черноземов, а также лесостепная полоса.

Восточная часть Евразии населена монголоидами (в древности — тюрками, а с XIII в. — монголами), южная часть — смесью монго­лов, тюрок и иранцев, западная — славянами и утро-финнами. Все перечисленные народы следует считать аборигенами Евразии, так как их переселения носили характер простых передвижений в пре­делах своего или сходного этноландшафтного района. Вторжения иноземцев (китайцев, арабов, евреев, немцев, шведов, поляков и др.) происходили редко и не имели конечного успеха.

Гумилев полагает, что особый этнос великороссов сформировал­ся под воздействием пассионарного толчка в результате тюркско-славянского слияния, и определяет его как союз Леса и Степи. Данный союз представляет собой симбиоз, т.е. взаимовыгодное со­существование этносов, при котором каждый этнос сохраняет свое национальное своеобразие. В XII в. Русь разваливалась под влияни­ем междоусобных войн на отдельные княжества, и Гумилев вовсе не считает нашествие монголов причиной упадка Древней Руси. Имен­но в этот период на краю гибели она испытала мощный пассионарный толчок, который прокатился по всей Евразии. В качестве дока­зательства Гумилев приводит рождение примерно в одно время таких личностей, как Александр Невский (русский князь), Миндовг (ве­ликий литовский князь), Осман (турецкий султан), которые спасли свои страны от завоеваний иноземцев и подняли значение своих стран и народов. «Иго», по Гумилеву, это не шествие монгольских войск через Россию, а смешение кровей, причем монголы на ²/₃ были христианами — до 1313г., когда хан Узбек принял ислам как государственную религию и заявил, что все иноверцы будут казнены. Масса христиан и язычников монгольских кровей бежала на Русь и принимала Православие, смешивалась со славянами.

Если исходить из обычной продолжительности цикла жизни су­перэтноса, сейчас Россия находится в фазовом переходе от надлома к инерции (800 лет). Таким образом, переживаемый нами кризис впол­не закономерен и не противоречит такой интерпретации. Надлом в российском суперэтносе впервые обозначился после Отечественной войны 1812 г., и Гумилев объясняет это предшествующими реформа­ми Петра I, насаждавшего западную культуру, а также гибелью наи­более пассионарной части русских офицеров в войне против Напо­леона. Поскольку общая продолжительность фазы надлома около 200 лет, становится понятным, что советский период нашей истории является наиболее тяжелой, финальной частью фазы надлома. От уровня пассионарности в нашем обществе в настоящее время зависит, перейдем ли мы к инерционной фазе развития этноса или прекратим свое существование как суперэтнос. К примеру, европейцы старше нас на 500 лет, и то, что переживает сегодня Россия, Западная Европа пережила в конце XV — начале XVI в. Так, история Франции XV в. характеризуется жестокой гражданской войной между сторонниками герцога Орлеанского и герцога Бургундского. Пример инерционной фазы, к которой благополучно перешла Италия, а за ней и прочие страны в XVI в.,— эпоха Возрождения.

По итогам анализа теории евразийства, этногенеза и пассионар­ности Л.Н. Гумилева и с точки зрения геополитики можно сделать следующие основные выводы.

1. Общечеловеческая культура, одинаковая для всех народов, невозможна. Культура каждого этноса своеобразна, и именно благо­даря этой пластичности человек выжил на планете Земля.

2. Контакт на суперэтническом уровне между этносами Евразии и иными этносами дает негативные результаты. Там, где сталкива­ются два и более суперэтноса, множатся бедствия и нарушается ло­гика творческих процессов. Поэтому конфликт между Западной Европой и Евразией как между двумя суперэтносами, не обладаю­щими комплиментарностью, может привести к трагическим послед­ствиям для всей планеты.

3. Духовность евразийских народов представляет собой единую суперэтническую целостность, любой территориальный вопрос мо­жет быть решен только на фундаменте евразийского единства.

Особенно важно отметить, что Гумилев ставит историю людей в сильную зависимость от истории идей, разделяя последние на две группы — жизнеутверждающие (оптимистичные и теистические) и жизнеотрицающие (пессимистичные и атеистические). Заявления уче­ного о неком «теистическом буддизме», о православии, отрицающем Ветхий Завет, не всегда подкреплены соответствующими фактами.