Религиозное народовластие и принцип национального суверенитета

Доктор Мохсен Исма’или [87]

 

 

Среди всех вопросов, выдвигаемых относительно религиозного народовластия, важнейшим является вопрос о разъяснении положения принципа национального суверенитета. Важность этого вопроса, в основном, связана с тем положением, что «национальный суверенитет» выступает фундаментом религиозного народовластия. И, с другой стороны, религиозное народовластие считает себя обязанным быть приверженным принципу «суверенитета народа» (а в период Отсутствия ожидаемого имама, фактору правления факиха). Сочетание этих двух реалий, естественно, порождает вопрос: может ли сознание, основанное на религиозное народовластие сохранить верность суверенитету народа?

Данная статья, в которой предпринимается попытка ответить на упомянутый вопрос, состоит из двух частей. Первая часть под названием «Принцип суверенитета народа и теория народовластия на Западе и в международных документах» посвящена рассмотрению понятия национального суверенитета и его применению, основам возникновения теории народовластия на Западе и, наконец, компонентам национального суверенитета в теории народовластия. В связи с многочисленностью определений и различных, порою, противоречивых толкований народовластия в данной части примем за основу официальное толкование этой теории, отраженного в авторитетных международных документах, особенно, во Всеобщей Декларации

прав человека и Международной Конвенции гражданских и политических прав.

Во второй части статьи данный вопрос рассматривается с точки зрения основателей и сторонников теории «религиозного народовластия», а также с позиции сравнительного анализа. Следовательно, задачей второй части является изложение положения «принципа национального суверенитета и теории религиозного народовластия в Конституции Исламской Республики Иран». Причиной посвящения этой части рассмотрению Конституции служит то положение, что Основной Закон страны считается и должен считаться самым надежным и авторитетным источником для толкования и оценок с позиции религиозного народовластия, что позволит избегать противоречий во взглядах и определениях относительно данной теории.

В этой части, сначала, идут ссылки на краткую историю изложения теории «исламской республики» и на анализы, объектом которых являются вопросы внутренних противоречий этой теории, после чего излагаются соответствующие ответы на эти вопросы. Объектом анализа становится статья 56 Конституции ИРИ. Ибо это единственная статья, идущая под названием «Суверенитет народа и основанные на нем органы власти», в которой изложено понятие «суверенитет народа». Исторический и аналитический взгляд на составление статьи 56, прения вокруг нее и изменения, ставшие причиной ее составления в нынешнем варианте, могут быть хорошей основой для исследований в области основного права. Далее следует изложение подробностей о сочетании методов народовластия с монотеистическим мировоззрением на основе многочисленных конституционных принципов.

 

Часть первая: принцип национального (народного) суверенитета и теория народовластия на Западе и в международных документах.

1-Национальный суверенитет – основа теории народовластия.

Теория народовластия или демократии, независимо от рассматриваемых нами определений, основана на народном суверенитете. Народный суверенитет означает влияние волеизъявления народа на определение его социальной судьбы. Об этом влиянии упоминают с использованием различных терминологий и интерпретаций.

О сущности «суверенитета» и об его возможном варианте определении известны различные научные дискуссии. Но результат всех этих дискуссий показывает, что цель суверенитета заключается в обладание большей, абсолютной и неконтролируемой властью[88]. Это власть, которая по своей природе называется компетенцией и не подвержена влиянию других сил. Другими словами, «суверенитет состоит из большей командной власти или возможности применение воли, превосходящей воли других[89]. Например: Когда говорят о суверенитете государства, то это означает, что государство в области своего могущества обладает внутренними силами, которые не происходят от других сил, и не существует другой власти, которая могла бы с ним соперничать. Такое государство не знает никаких преград на пути своего могущества и никакой другой властью не подчиняется. Все другие компетенции происходят от него, а его компетенция порождается самой его природой[90].

Но основной вопрос заключается в том, кому принадлежит подобная компетенция? Ответы на этот важный вопрос следуют далее. Здесь требуется краткое сведение, заключающееся в том, что, на основе распространенной, особенно на Западе, политической культуры, «в республиках, как правило, считают, что суверенитет принадлежит народу». Английский поэт и писатель Джон Милтон и английский Философ Джон Локк в 17 веке считали народ заключительным источником политической власти, Французская революция придала этому принципу властные полномочия. «Декларация о независимости» в США также подтверждает этот принцип и заявляет, что: «Режимы получают свою справедливую власть с согласием подчиненных».

Принцип суверенитета народа ныне признан в большинстве стран мира и в конституциях различных стран встречаются упоминания об этом принципе с утверждением того, что суверенитет государства исходит из воли народа или нации. И на этой основе нынешние режимы и государства считают, что своим суверенитетом они обязаны Конституцией, а также согласием и волеизъявлением народа или нации[91].

При этом для правильного восприятия значения этого термина следует учитывать два момента: Во-первых, то, что между понятиями «суверенитет народа» и «суверенитет нации» существует тонкое, но весьма важное различие. Сторонники суверенитета народа считают право на суверенитет совокупностью, в которой каждый гражданин имеет определенную долю. Отчетливый пример этой позиции можно встретить у Жана Жака Руссо в книге «Социальный договор». Он пишет: Допустим, что государство-страна состоит из 10 тысяч граждан. На каждого члена государства-страны приходится одна десятитысячная доля суверенной власти».

В ответ цель сторонников суверенитета нации заключается в том, «суверенитет принадлежит целостности под названием нация. Нация является юридическим лицом, отличающимся от тех, которые его формируют. Это понятие, отторгнутое от общества, заселяющего территорию конкретного государства-страны. Создание понятия «нация» наряду с понятием «народ» служило причиной для того, чтобы в 1791 году в конституцию было внесено разъяснение, гласящее, что «Суверенитет является единым, неделимым, не подлежащим передаче и принадлежит нации. Никакая часть народа и никто из индивидов не может присвоить право его применения»[92].

Второй момент, который должен быть учтен для точного восприятия понятия «суверенитет нации», относится к применению этой терминологии в различных правовых областях. Терминология «суверенитет нации» используется в основном в двух областях: публичное международное право (Public International Law) и конституционное (или государственное) право (Constitutional Law) и, следовательно, имеет различные значения, которые иногда становятся причиной возникновения ошибок.

Суверенитет в словарях по международному праву означает «высшая и неразделимая власть государства в принятии своих законов относительно всех лиц, имуществ и событий, происходящих на территории этого государства»[93].

Понятие суверенитета в этом смысле равносильно отрицанию протектората чужих стран и политической независимости государства в каждой стране. Но этот же термин в публичном праве означает компетенцию индивида в каждом обществе по принятию решений относительно своей социальной судьбы. Теория суверенитета нации в этой области противостоит другим взглядам, согласно которых отдельная личность или отдельный класс наделены природным превосходством над другими, и за ними признается право принять решения за других людей и определить их обязанности. Суверенитет нации пока принимается во внимание как основа для настоящей статьи, а в дальнейшем будут рассмотрены его источники и изменения, происходившие в его определении.

 

2-Рамки и основы возникновения теории народовластия.

Никакой разумный человек не сомневается в необходимости наличия власти для жизни человечества. Но признание этой реальности не только никакую проблему не решает, но способствует возникновению множества вопросов. Это вопросы, которые в течение длительных столетий привлекали к себе пытливый ум и критические мысли человечества и способствовали формированию захватывающих и обширных наук, такие как философия, политика и право.

Первый и самый основной вопрос после признания необходимости наличия власти заключается в том, кто является правителем и каким образом он должен править? Ищущая избавления и склонная к превосходству природа человечества, хоть и ощущает себя обреченным на признание ограничений и следование законам «правителя», но постоянно задет себе вопрос: кто и на каких основаниях ограничивает его свободы и путем утверждения законов и установления необходимости их соблюдения сужает круг желаний и выбора граждан? На каких основаниях чья-то законодательная и исполнительная воля должна править волей и свободой индивидов? Каков источник этой власти, и какова природа подобного превосходства? Данный вопрос при рассмотрении в области законодательства порождает тему для бесед об «источниках права» (Sources of Law) и тогда проявляет себя в области политики и философии власти и повлечет за собой дискуссии об «источниках легитимности» (Source Legitimacy). Поэтому эти продолжительные дискуссии имеют такую же длительную историю, как и порождающий их человеческий разум.

В ответ на вопрос о том, на каких основаниях и кто имеет право власти над человеческим обществом, примитивная память и природная догадка человека подтолкнули его к высшей силе, и он подсознательно пришел к выводу, что основа его творения и его бытия связаны с этой силой.

Следовательно, «самое древнее поверье об источнике власти имело метафизическую первопричину», на основе которой «могущество правителей побуждено творцом всего бытия и вручение бразды власти отдельному лицу, группе людей или какому-либо сословию связано с божественной волей. Эта та же самая теория, которая в рамках божественного права известна как теория теократической власти».

Но с течением времени и в результате предосудительных действий правителей, которые злоупотребляли этой идейной основой, лишив власти истинных божественных правителей, данная теория стала архаичной и уступила свое место теориям, которые, отрицая роль всего сверхъестественного в вопросах власти, стали искать новые ответы.

Этот поворот, который в своей более совершенной форме означал исключение религии из общественной жизни и ее ограничение индивидуальными аспектами, хотя иногда и исходил с позиции атеизма и недоразумения, но во многих случаях являлся результатом упомянутых грубых злоупотреблений и предосудительных действий. Люды, заметив, что религия стала орудием для оправдания гнусных действий и предосудительных намерений лживых правителей, стремились путем лишения этих властителей идейной поддержки, снять с них лживые покровы святости, и, сделав их мишенью для критики, открывать окна в светлый мир добра и свободы. К сожалению, таковым было и правление халифов в первые века возникновения ислама. Власть халифата при Омейядских, Аббасидских и Османских халифах, а также власть римских пап в средневековой Европе также характеризуются подобными методами правления. Хотя фактически эти халифы своими методами правления, пышным двором и воистину королевскими свитами и грандиозным придворным аппаратом управления, скорее всего, напоминали деспотических монархов, чем религиозных предводителей[94].

Таким образом, мыслители, особенно, на Западе[95], у которых религиозные основы были более шаткими, и которым под давлением так называемой «власти от Бога» пришлось испытать больше невзгод и лишения, для поиска ответа на первый вопрос использовали другой путь. Их отправной точкой и предполагаемым отправным пунктом в этом движении стало пренебрежительное отношение к роли религии во власти и в политике. С таким предположением они снова подошли к постановке того же вопроса: кто вправе властвовать над нами?

В ответ на этот вопрос выдвигались три фундаментальных теорий:

а) Некоторые, следуя прежним идейным традициям, стремились к поиску личности, который по своей природе превосходит других и вправе командовать всеми; никакого контроля над его властью не существует. В этом методе, который называется «автократией», «правитель может прийти к власти согласно общественным традициям или насильственным путем. В первом случае легитимная автократия достигнута путем унаследования власти или с согласием подчиненных, а во втором случае является диктатурой»[96].

б) В ответ другая группа, стремилась немного отойти от авторитаризма и отражать свою цель в рамках превосходящего сословия или лучшей группы людей. Результатом стремления этой группы считается диктатура аристократии. Аристократическая власть, это правление элиты, превосходство которой установлена наследственно или по крови (происхождению). Поэтому подобную власть можно охарактеризовать и как правление наследственной элиты. Конечно, установить мерило превосходства (кроме наследственного) очень трудно и практически до сих пор попытка установления подобного общего и общепринятого мерила предпринималась довольно редко. А традиционно аристократическим называют такую форму правления, при которой государственная власть полностью принадлежит элитарному сословию, которая держит бразды власти путем унаследования и с использованием классовых привилегий; при этом другие сословия к власти не допускаются[97].

в) И, наконец, третья группа в ответ предлагает не автократию или аристократическую диктатуру, а народовластие или демократию. Они не видели причину в том, чтобы отдельно взятых лиц, какого-либо сословия или группу людей, считать по праву происхождения выше других и достойным властвовать.

Сторонники народовластия считали народ источником определения легитимности власти и его передачи конкретным руководителям. И на этой основе они уверены, что единственным источником легитимности органов власти является волеизъявление народа. При этом желание народа считается единственным определяющим мерилом, а его согласие и доверие – целю и заветной мечтой руководителей.

 

3-Компоненты национального суверенитета в теории народовластия

Многочисленные разногласия в изложении сущности, форм и степеней народовластия[98], теоретические и научные критические замечания о нем не противоречат достижению единодушия в его минимальных требованиях и в его признании в целом. Вопреки всем спорам на этой почве, сегодня как с точки зрения понятийных основ, так и с позиции оценочных показателей можно найти много бесспорных моментов. Эти бесспорные моменты, обретшие на основе международных документов и правовой характер, могут быть основой для рассуждений и сравнений согласно международным нормам относительно содержания Конституции Исламской Республики Иран, которая воспринимается как письменное и официальное изложение основ теории шиитского фикха.

В общих чертах с точки зрения понятийных основ «всеобщее право участия в принятии решений по жизненно важным для общества вопросам» можно считать окончательным продуктом теории народовластия. Данное право включает в себе принятие решений о принципах выборов, создание особого рода политической системы и придание ей легитимности и властных полномочий, утверждение желаемых законов и положений, а также выбор руководителей и исполнителей.

В качестве показателей народовластия на современном этапе можно называть такие моменты, как всеобщее участие народа, наличие свобод, политический плюрализм, власть большинства и уважение к меньшинству, равенства людей и рациональное распределение властных полномочий[99].

Как известно, не обязательно, чтобы участие и принятие решений народом о своей судьбе, а также относительно руководителей осуществилось в прямой и непосредственной форме[100]. Этот способ, приемлемый в классических и малочисленных по составу обществах, на современном этапе представляется практически невозможным. Ныне демократия осуществляется непрямым или представительским (Representive Democracy) методом.

Во всяком случае, такие аспекты теории народовластия, как свобода граждан при выборах формы правления и исполнительных органов и их участие в общественной жизни официально отражены в авторитетных международных источниках.

Самым фундаментальным текстом в этом плане следует считать Всеобщую Декларацию прав человека (The universal Declaration of Human Rights), принятой Генеральной Ассамблеей Организации Объединенных Наций 10 декабря 1948 года. В преамбуле этого документа говорится:

«Генеральная ассамблея провозглашает настоящую Всеобщую декларацию прав человека в качестве задачи, к выполнению которой должны стремиться все народы и государства с тем, чтобы каждый человек и каждый орган общества, постоянно имея в виду настоящую Декларацию, стремились путем просвещения и образования содействовать уважению этих прав и свобод и обеспечению, путем национальных и международных прогрессивных мероприятий, всеобщего и эффективного признания и осуществления их как среди народов государств-членов Организации, так и среди народов территорий, находящихся под их юрисдикцией».

Согласно статье 21 этой Декларации:

«1. Каждый человек имеет право принимать участие в управлении своей страной непосредственно или через посредство свободно избранных представителей.

2. Каждый человек имеет право равного доступа к государственной службе в своей стране.

3. Воля народа должна быть основой власти правительства; эта воля должна находить себе выражение в периодических и нефальсифицированных выборах, которые должны проводиться при всеобщем и равном избирательном праве путем тайного голосования или же посредством других равнозначных форм, обеспечивающих свободу голосования».

Аналогичное выражение содержится и в Международной Конвенции гражданских и политических прав (International Convent on Civil and Political Rights) (одобренной Генеральной Ассамблеей ООН 16 декабря 1966 года)[101].

Но Исламская декларация прав человека по некоторым из этих вопросов иную позицию. В статье 23 этой декларации, которая была принята 5 августа 1990 года на заседании министров иностранных дел Организации Исламской Конференции (в Каире) говорится:

а) Власть это отданная на хранение ценность, злоупотребление которой категорически запрещается, ибо основное право регулируется через нее.

б) Каждый человек вправе непосредственно или опосредовано участвовать в общем управлении своей страны. Он также вправе занимать общие посты согласно предписаниям шариата.

Пункт б) этой статьи не противоречит установкам Всеобщей Декларации прав человека и Международной конвенции гражданских и политических прав. Но известно, что в пункте а) со ссылкой использована совершенно иная литература. Особенности этих различий нами будут рассмотрены в ходе последующих дискуссий.

На основе вышесказанного цель и окончательный результат народовластии можно сосредоточить в нижеследующих двух вопросах. Эти два вопроса можно назвать теоретическим и практическим компонентами национального суверенитета:

а) Принципиально воля и предписания Господа никакого отношения к общественной жизни не имеют. Все что есть – суть результатом воли людей, как в области законодательства, так и в поприще исполнения и исполнителей. Следовательно, именно, волеизъявление людей определяет правящий закон и законных правителей, наделяя их легитимностью. Одним словом, «воля народа[102] должна быть основой власти правительства»[103].

б) Народ может и должен внести свою лепту в управлении страной. Люды являются не только источником справедливости и легитимности законов и правящих систем, они должны периодически участвовать в выборах и путем избрания угодных им руководителей и исполнителей совершенствовать свое участие в политической и социальной структуре жизни страны. Поэтому «каждый человек имеет право принимать участие в управлении своей страной непосредственно или через посредство свободно избранных представителей»[104].

Эти два момента являются выразителем теоретической философии возникновения демократии, а так же ее практических результатов. При первом моменте в центре внимания находилось мировоззрение, которое практически повлечет за собой народовластия, а при втором – практическое направление, которое порождено убеждением в необходимости отрицания роли религии в делах общества.

На этой основе то, что на Западе формировалось и популяризировалось под названием народовластия, является не чисто мировоззрением, а также и не чисто практическим направлением. Это особый способ, который формировался и утвердился на почве особой веры в Бога, человека и в природу.

Вторая часть данной статьи показывает, что с позиции сторонников «религиозного народовластия» можно будет провести разделительную линию между упомянутым мировоззрением и данным способом действия, и что возможно соединение способа народовластия с монотеистическим мировоззрением.

 

Вторая часть: Принцип национального суверенитета и теория религиозного народовластия в Конституции ИРИ

1-Выдвижение теории исламской республики и его соотношение с принципом национального суверенитета.

С того времени, когда великий лидер Исламской революции Имам Хомейни назвал желанную систему для правления обществом после распада шахского режима «Исламской Республикой»[105], роль народа в этой системе и ее соответствие вере в божественном правлении и правлении факиха (велайате факих) стала важнейшим объектом интереса мирового сообщества.

В то время его твердая вера в исламском правлении была не новой темой. Особенно, с учетом того, что в период изгнания из страны и пребывания в Священном Наджафе у Имама было достаточно времени для разработки теории «правления факиха» и ее выдвижения в «Книге договора» («Китаб ал-бай’») в качестве важного вопроса фикха. Тем не менее, объявление названия «Исламской Республики» в дальнейшем породило множество вопросов.

С одной стороны, он заявлял, что объявленная им исламская республика - эта «та же самая республика, аналоги которой существует везде в мире».[106] А с другой стороны, уточнял, что «такие формы правления, как абсолютистская республика, демократическая республика или исламская демократическая республика являются ошибочными»[107] и «для нас приемлема лишь только исламская республика, ни одним словом больше, и ни одним меньше».[108] Следовательно, выглядит естественным, что роль принципа национального суверенитета (как сущности демократической республики) в политической системе основывается на божественные предписания и правление факиха. Особенно с учетом уточнения Имама в связи с тем, что «исламская республика» в зарубежном мире никаких аналогов не имеет.[109]

Имам Хомейни (да будет с ним милость Аллаха!) в ответ на многочисленные вопросы иностранных журналистов по этому поводу приступил к срочной разработке данной проблематики. В одном из исторических анализов в его ответах можно обнаружить две формы комментирования, которые, действительно, выступают дополнением и толкованием одной и той же теории. Первым из толкований по времени заявления содержится в ответе, который он дал корреспонденту газеты «Лемонд». Журналист обратился к нему с вопросом: «Ваше Превосходительство заявляете, что в Иране должна быть установлена исламская республика. Нам Французам это не очень то понятно, ибо республика может существовать без религиозной опоры. Ваша позиция основана на социализме, конституционализме или на принципе выборности? Она демократическая? Какова она?». В ответ Имам заявил: «Республика. Такая же республика, как и везде. То что, мы говорим исламская республика, это потому, что как выбранные условия, так и установленные здесь предписания основаны на исламе; но выбор за народом».[110]

В других толкованиях, в частности, в ответ на высказывание корреспондента английской газеты «Файнейшнл Таймс», о том что «Западный мир хорошо не знаком с вашим исламским правлением», Имам пояснил: «Мы желаем Исламскую республику. Форма правление основана на республике, а «исламская» означает содержание этой формы, состоящей из божественного закона».[111]

Эти ответы являются показателем признания в политической мысли Имама Хомейни республики в качестве «формы» и способа управление обществом. Он без признания теоретических основ зарождения теории национального суверенитета и народовластия (то есть отделение религии от политики и отрицание вмешательства религии в области общественного управления) воспринимал народовластие как приемлемый способ осуществления правления.

Но разве подобное разделение возможно? Возможно ли, принцип национального суверенитета ограничить соблюдением особых принципов и предписаний или сделать его зависимым от каких-то обязательств, таких как соблюдение исламских норм и разве это не отрицание сущности понятия национального суверенитета? Другими словами, разве такие выражения как «исламская республика» или «религиозное народовластие» внутренне не противоречат друг другу или, как минимум, не мнимо ли подобное сочетание?

Это были образцы вопросов, которые продолжались задаваться и после смерти основоположника Исламской республики и особенно остро выдвигались в научных и политических кругах в период проведения референдума для установления формы правления, а затем и во время составления текста Конституции.

Итоговым ответом на подобные вопросы было то, что нет необходимости представить принцип национального суверенитета без ограничения внутри теоретических рамок; ибо в принципе подобное представление является нереальным и неосуществимым.

Среди всех разногласий относительно представления этого ответа в качестве более явных и поучительных можно назвать дух способов анализа. Оба анализа имеют общую амбицию, но у них разные происхождения. В первом примере остад Мортаза Мотаххари в ответ на амбициозные заявления некоторых лиц относительно мнимости понятия «исламской республики» говорит:

«Слово «республика» конкретизирует форму предлагаемого правления, а слово «исламская» - его содержания. Ошибка тех, которые говорят о мнимости данного понятия, заключается в том, что они право на национальный суверенитет считают равнозначным отсутствию убеждения и идеологии и отсутствию необходимости определенной цепочки идейных и научных принципов о мире и о жизни. Они думают, что если кто-то привержен какой-либо партии, направлению, цели или религии, и желает соблюдать их принципы и нормы, то он не свободен и не является демократом. Так значит, если страна исламская, то есть если люди в этой стране являются приверженцами ислама и безоговорочно выполняют его предписания и соблюдают его нормы, то демократия подвергается опасностью.

Как мною было заявлено, вопрос о республике связан с формой правления, которое нуждается в конкретной форме демократии. То есть люди имеют право сами определить свою судьбу. А это не значит, что они должны воздержаться от приверженности какому-либо учению или какой-либо идеологии или от следования учению конкретной школы. Разве смысл демократии заключается в том, чтобы каждый индивид имел свою школу или в том, чтобы никто не имел никакую школу, не был привержен учению какой-либо школы и не признавал никакое учение? Следует у этих господ спросить, разве приверженность какой-либо системе научных, логических или философских принципов и безоговорочное знание этих принципов находится в противоречии с демократией? Или, может быть, недемократичным является то обстоятельство, когда человек, не веря в принципы, которым привержено все общество, и ставя эти принципы под сомнение, вместе с тем не позволяет другим сомневаться в правдивости своих собственных убеждений? Следовательно, то обстоятельство, что данная республика является исламским, ни коим образом не противоречит национальному суверенитету или, в целом, демократическим принципам. Демократические принципы никогда не призывают к отсутствию правящей идейной школы или идеологии в каком-либо обществе. И мы замечаем, что, как правило, партии объявляют свою зависимость от конкретной идеологии и не только не считают эту зависимость недемократичной, но, наоборот, гордятся ею».[112]

Другое сочинение относительно отсутствия противоречий между национальным суверенитетом и исламским характером политического строя принадлежит перу доктора Насера Катузийана. Он в своей статье опубликованной в первые дни после победы Исламской революции отмечает, что «Республика имеет в виду форму правления, а исламский характер относится к его содержанию». То есть «в исламском обществе совещательный характер правления, как правило, реализуется через посредство республиканского правления или созданием собрании национального совета (парламента) и отделением его функций от задач исполнительных органов. Но при этом, в данной республике члены парламента в своих консультациях и законодательной деятельности не пользуются полной свободой и ограничиваются посредством содержания или сущности республики, то есть исламом, они не могут принять решения вопреки исламским принципам».

В ответ на вопрос «означает ли данное ограничение отрицание национального суверенитета?», Катузийан используя новый уникальный научный метод, предлагает содержательный анализ этого вопроса. Краткое изложение этого анализа можно свести к тому, что корни идеи о том, что при демократическом правлении государство имеет абсолютное право на власть, которую никакие преграды не в состоянии ограничить, принадлежат знаменитому швейцарскому писателю Руссо, теория которого основывается на природное свободолюбие человека. Этого свободного человека не может привязывать к себе никакой другой фактор, кроме его собственной воли. Следовательно, основа государства зиждется на согласие всех членов общества, а его могущество зависит от договора, принятого членами общества ради социальной организации своей жизни. Все могущество принадлежит этой коллективной духовной личности, то есть всем членам общества. Бразды правления находятся в руках у общества, и никто не имеет права нарушить принятые им законы. Это коллективное могущество Руссо называет «национальным суверенитетом», которого невозможно никому передать или раздавать. Никто не может лишить нацию этого могущества и предать его какому-либо правителю. Но следует учитывать и то обстоятельство, что предоставление оружия «национального суверенитета» в распоряжение правительства также опасно. Никакому правительству (и правителю), будь то деспотичный падишах, демократическое или социалистическое правительство, нельзя доверять до такой степени, чтобы отдать в его полное распоряжение всю нацию. Должны существовать надежные принципы, которые в необходимых случаях могли предотвратить корыстолюбие и эгоизм.

А те, которые считают, что название «национальный суверенитет» для сохранения влияния законодательного собрания эффективен, попытались предотвратить законодательные нападки на необходимые минимальные права и свобод людей и не оставлять все дела в компетенции действующего правительства. Принятие законодательных норм под названием «права человека» во всемирном масштабе и обязанности государств по их соблюдению, а также статьи под названием «права народа» или «публичные права и свободы», которые в той или иной степени встречаются в конституциях всех стран, являются из числа попыток предпринятых в данном направлении. Включение в конституцию таких моментов означает, что государство по своей инициативе не имеет право выдвигать противоречащие им нормативные акты.

А теперь настало время рассмотреть вопрос о том, почему внесение в конституцию запрещение государственной агрессии против принципов прав человека или даже марксизма-ленинизма не противоречат основам республиканского правления и национального суверенитета, но когда речь идет об исламских принципах, противоречия до того оживляют и накаляются, что понятия «республика» и «исламская» кажутся несовместимыми?[113]

3-Краткая история и способ разъяснения понятия национального суверенитета в статьи 56 конституции ИРИ

Научные дискуссии относительно права на национальный суверенитет и способы его реализации в исламской системе стали вестись более серьезно, особенно, после внесения в повестке дня составления текста Конституции в качестве официального и кодифицированного толкования теории «религиозного народовластия» и «исламской республики».

В некоторых местах «Протокола дискуссий по окончательному рассмотрению Конституции ИРИ» можно встретить прении, которые в целом являются показателями наличия различных и весьма захватывающих мнений в этой области. Тем не менее, самые серьезные дискуссии следует искать при прениях относительно составления и утверждения статьи 56 Конституции. Эта единственная статья, в которой было предложено использование выражения «национальный суверенитет» и, несмотря на то, что в окончательной редакции статьи данное выражение в этой форме не сохранилось, понятие о нем в статье отражается.

Для лучшего понимания различных позиций относительно этого принципа и его связи с божественным правлением, как минимум, следует обратить внимание на три важных вопроса: анализ и историческое прошлое принципа национального суверенитета, необходимость его постановки и, наконец, его связи с божественным правлением и правлением факиха с точки зрения составителей текста Конституции.

а) Анализ и историческое прошлое

В статье 15 проекта Конституции было предложено под названием «Право на национальный суверенитет и власть, основанная на нем» утвердить нижеследующий текст:

«Право на национальный суверенитет принадлежит всему народу и должно использоваться в интересах всего народа, никто и никакая группа лиц не может поставить это всеобщее Божественное право на службу своих собственных или групповых интересов».

А в статье 16 говорилось: «Органы власти, основанные на осуществление права на национальный суверенитет, состоят из: законодательной власти, судебной власти и исполнительной власти»[114]

Предложенный выше текст после предварительного обсуждения в группах Совета по окончательному рассмотрению Конституции ИРИ перетерпел некоторые изменения и был одобрен в нижеследующем виде: «Право на национальный суверенитет, который является правом на определение общественной судьбы, это всеобщее право, данное Богом всему народу, чтобы осуществилось путем назначения и прямого избрания достойных лиц и с полным соблюдением законов. Никто не может отобрать у человека это Божественное право, либо поставить его на службу интересов какого-то человека или группы лиц»[115].

О спорах и аргументациях членов группы по рассмотрению статьи 15 мы никакими сведениями не располагаем. Тем не менее, за ним последовали изменения нижеследующего характера:

1-Определение и толкование понятия «национальный суверенитет», который означает «право на определение своей общественной судьбы».

2-Несмотря на наличие в первоначальном варианте текста указание на «Божественность» этого права, во второй редакции текста в более отчетливой форме было заявлено, что это право, «данное Богом всему народу».