Роль народа в системе религиозного народовластия

Теперь, когда выяснилась разница между легитимностью и приемлемостью, и было установлено, что легитимность – это, скорее всего, истинность, чем приемлемость, возникает вопрос: какова роль народа в формировании правительства? Каково истинное положение народа, и какими правами он пользуются?

В ответ следует сказать, что волеизъявление имеет влияние на эффективность системы, и народ, признавая правление факиха, тем самим заявляет о приемлемости данного правления. Но народ при этом не является создателем легитимности. Приемлемость придает правителю силу и власти и права быть исполнителем божественных установок. Правитель, не пользующийся приемлемостью со стороны народа, не может быть в силе осуществить правление и властвовать, даже если его власть легитимна с точки зрения шариата. И, будучи лишенным возможностью осуществлять правление, он не может нести соответствующие положению правителя обязанности. Имам ‘Али (мир ему!) в течение двадцати пяти лет[350] находился именно в таком положении, в подобном положении находились и все другие непрочные шиитские имамы, тогда когда именно они были легитимными властителями. Вражда Омейядских и Аббасидских халифов по отношению к непрочным имамам объясняется, именно, этой легитимностью. И только из-за отсутствия приемлемости среди народа правление непорочных имамов практически осталось не реализованным.

Так что здесь мы сталкиваемся с другим понятием под названием «приемлемость». Приемлемость означает признание и внешнее воплощение власти в зависимости от воли и желания народа, а не легитимность правителя и правления. То есть власть не находит внешнего воплощения до тех пор, пока люди этого не желают и не просят правителя брать бразды правления в свои руки. Его Светлость Повелитель Правоверных ‘Али (мир ему!), несмотря на то, что считал себя законным правителем, с учетом того, что после кончины Пророка народ отвернулся от него, и у него было необходимых механизмов для восстановления справедливости, стал ждать конца власти трех халифов. И тогда народ, обращаясь к истинному правителю, просил его брать бразды правления исламским обществом в свои руки. По этому поводу Его Светлость говорит: «Да, клянусь Аллахом, они слышали это и поняли, но прелесть этого мира, слава и блеск его пленили сердца их. Но клянусь Тем, Кто заставил семья прорастать и сотворил живую душу, если бы не пришли присутствующие, и (тем самим) не было воздвигнуто доказательство оказания поддержки, и если бы Аллах не взял с ученых договор, что не будут безмолвно стоят перед лицом притеснителей и молча взирая на голод угнетенных, тогда повесил бы я вервь халифата».[351]

Кроме того, Повелитель Правоверных (мир ему!), говоря о состоянии толпы, которая пришла просит его принять пост халифа, изрек: «И ничто не могло удивить меня тогда так, как зрелище людей, устремляющихся ко мне со всех сторон, жаждущие, как гиены жаждут добычи, поставить меня халифом. Они так стремительно набросились на меня, что два Хасана (Хасан и Хусейн (мир им!) – сыновья Повелителя Правоверных –М.М.)) оказались сбитыми с ног, а моя одежда - порвана на плечах».[352] Затем, Его Светлость добавляет, что «Ваша клятва на верность для меня не была неожиданностью».[353]

Следовательно, всякий раз, когда народ этого желает и к этому стремится, власть осуществляется. Но если народ отвернется от легитимного правителя, то он будет лишен возможности организовать правление и, следовательно, не может властвовать. Но это не означает, что любое лицо, к которому народ устремится и просит его стать правителем, будет иметь легитимную власть. То есть волеизъявление народа не является единственным фактором обеспечения легитимности власти. Кроме того, это не означает, что власть того, к кому народ не обращается с просьбой брать бразды правления в свои руки, не является легитимной. Ибо очень много людей, имеющих право на власть, к которым народ не обращается с подобной просьбой. Плюс к тому, народ обязан обратиться к тому, который имеет право на власть, но если будет по иному, то лицо, имеющее право на власть может выстоять своей право. – «Всякое право следует настаивать».[354]

Следовательно, желания и волеизъявления народа эффективны только при создании и подготовке социальных основ осуществления власти, а не при подлинной власти. Ибо подлинная власть в обоих его значениях, то есть «законодательное право» и «исполнительная власть» принадлежат только Богу и тем, которым Он благоволил. Если народ обращается к тому, который наделен правом власти, то он обязан приступить к организации правительства.[355]

А теперь, после выяснения роли и положения народа в системе религиозного народовластия, мы должны приступить к поиску ответов на нескольких вопросов.

 

Ответы на нескольких вопросов

Первый вопрос

Как должны поступить имам или наделенный правом власти факих, если народ не поддержит их? Должны ли они бороться за установление исламского правления или, оставив власть, изолироваться от общества? Другими словами, если имам или наделенный правом власти факих придут к власти не путем привлечение симпатии народа (приемлемость), а, например, путем навязывание своей власти народу, то является их власть легитимной или нет? Согласно шариату имеют ли они право добиться власти не путем разъяснения или, не заручившись согласием народа?

Для ответа на этот вопрос обратимся к жизнеописанию Его Светлости Повелителя Правоверных ‘Али (мир ему!), который после кончины Посланника Аллаха (да благословит его Аллах и приветствует!) приложил максимум усилия для того, чтобы взять бразды правления исламским обществом в свои руки. В этом отношении, по свидетельству Ибн Кутайба Динвари, Его Светлость ‘Али (мир ему!) поле смерти Пророка вместе с Фатимой[356], Хасаном и Хусейном,[357] подойдя к порогам каждого мухаджира[358] и ансара[359], просил у них помощи.

Есть еще один хадис, переданный Его Светлостью (мир ему!) от самого Пророка, согласно которому Посланника Аллаха изрек: «О, ‘Али! Скоро люди восстанут против тебя, и будут нарушать данное мне обещание». Я (‘Али – М.М.) спросил: «О, Посланник Аллаха, как мне поступить в подобном случае?». Он сказал: «Если найдешь пособников, восстань и борись против них, в ином случае, воздержись, береги себя и напрасно не дай проливать твою кровь, тогда будешь соединяться со мною в качестве мученика». Вскоре Посланник Аллаха скончался, и я занялся его похоронами. Затем, взяв с собой супругу и сыновей Хасана и Хусейна, я побывал у порога всех лиц, которые много лет тому назад приняли ислам, прося их о помощи. Но кроме четырех лиц (Салмана, ‘Имара, ал-Микдада и Абу Зара[360]) никто не вызвался оказать мне содействие.

В другом хадисе, рассказанного от имени Его Светлости говорится, что если бы у меня было хотя бы 40 сторонников, я бы поднял восстание.

Из этих хадисов напрашивается однозначный вывод о том, что признание большинства не может быть воспринято как конечный довод для организации правительства. Наоборот, если наделенный правом власти факих или имам, зная о возможности успеха малым количеством сторонников, могут, подняв восстание, прийти к власти, несомненно, их власть будет наделен легитимности, если даже они лишены поддержки большинства.

Имам ‘Али в течение 25 лет находился не у дел не потому, что он не пользовался поддержкой большинства, а в связи с тем, что с ним не было даже дееспособного меньшинства, которое могло бы одержать победу над большинством. И он знал, что если начнет восстание, то не только не победить, но и его кровь может быть пролита напрасно. Именно, поэтому Пророк посоветовал ему в случае отсутствия необходимого количества подсобников воздержаться от восстания и беречь себя.

На этой основе восстание Имама Хомейни началось не из-за поддержки большинства, а в связи с тем, что Имам заметил, что у него достаточное количество сторонников, чтобы обеспечить победу в течение длительного времени. Именно поэтому он начал борьбу, которая продлилась 15 лет. Хотя в начале борьбы большинство народа Ирана не знали его, но постепенно народ стал сплачиваться вокруг него.

Следовательно, если имам или какой-нибудь наделенный властью факих может прийти к власти не путем поддержки большинства народа (приемлемость), а, например, путем навязывания на них своей власти, то его правление будет легитимным, ибо подобное правление разрешено самим Богом и этого вполне достаточно. Другими словами, согласно шариату он имеет право при возможности прийти к власти не путем пропаганды и привлечение большинства сторонников.

Здесь может возникнуть вопрос, что данное обстоятельство относительно непорочного имама вполне приемлемо, но разве факих, соответствующий необходимым требованиям, также наделен подобным правом? Если мы признаем необходимость правления факиха (что вполне будет правильным), и признаем, что Имам (мир ему!) в период своего Сокрытия, не лишил людей права легитимного правительства, то в ответ на поставленный вопрос должны отметить, что власть правящего факиха также наделена теми же особенностями. Ибо правление факиха означает правление обществом посредством фикха (исламского богословского права и юриспруденции) и религиозной школы. При этом правящий факих также действует под знаменем религии и его власть с точки зрения вынесения вердиктов и с позиции примера для подражания для своей легитимности в поддержке большинства не нуждается, хотя для осуществления этой власти народное признание выступает в качестве одного из основных столпов.[361]

- А что делать, если уровень народной поддержки у правящего факиха низок, и вполне заметно, что он не может одержать победу?

Ответ: В данном случае возникает двоякое обстоятельство: Во-первых, положение такое, что факих может официально самоустраняться от власти и взять на себя обязанность урегулирования религиозных нужд народа; подобное самоустранение не приведет к искажению основ религии или к уничтожению ислама. Его Светлость Повелитель Правоверных ‘Али, самоустранившийся от власти в течение 25 лет, Имам Хасан[362] (мир им!) и наши факихи в течение длительных веков поступили, именно, подобным образом. За все это время шиитские факихи, не будучи носителями официальной власти, тем не менее, фактически руководили обществом своих последователей. Например, после кончины отца известного факиха Наджафи Исфагани, Насир ад-дин Шах,[363] вознеся хвалу Господу, заявил: «Сегодня Исфаган, наконец-то, стал моим городом».[364] В это же время факих Корбан ‘Али Занджани, который вел аскетический образ жизни, пользовался большим влиянием, чем наместник шаха в Занджане. Ибо все основные вопросы жизни людей, такие как судейские тяжбы, выдачи различных документов, регистрация имущества, брака, раздел наследства и тому подобное решались духовными лицами. И даже правители вынуждены были или сотрудничать с духовенством по многим вопросам или вовсе не вмешиваться в их дела. Например, всякий раз, когда правитель Исфагана посещал аятоллаха Сейеда Мохаммада Бакера Шафаки, вынужден был, как все простые посетители, в знак уважения сидеть перед ним, поджав под себя ноги.[365]

Но когда опасность угрожает основам ислама, тогда дело обретает иной оборот. Имам Хусейн (мир ему) заявлял, что восстание, если даже не завершится установлением исламского правления, то его все равно следует организовать ради защиты исламского учения.[366] Хотя данная статья и не посвящена причинам восстания Имама Хусейна[367] (мир ему!), тем не менее, можно с уверенностью утверждать, что одной из главных целей этого восстания была защита основ религии. Но подобный поступок характерен не только пречистым имамам. Например, во время конституционального движения (в начале 20 века), когда было решено утвердить все государственные и социальные предписания народа посредством народных представителей и осуществить в стране секуляристическую и атеистическую программу, Шейх Фазаллах Нури догадавшись о целях этой программы, решительным образом выступил против нее. Зная о том, что его за это казнят, тем не менее, Шейх мужественно и самозабвенно шел навстречу своей смерти, не оказав ни малейший признак слабости. По словам другого ученого-богослова той эпохи Хадж Мирза Абу-л-Хасана Хусейни Рафи’и Казвини, «Очень удивительно, что Шейх Фазлаллах Нури, будучи мудтахидом, для сохранения своей жизни не считал нужным скрывать свои намерения (такийа)».[368] Данное обстоятельство зависело от конкретных временно-пространственных реалий времени Шейха, и на его место любой авторитетный богослов, ставший объектом подражания мусульман, поступил бы именно таким образом. Он, отдав свою жизнь, тем самим, доказал народу неоспоримую истину, и, именно вследствие его героического поступка представители прозападной интеллигенции не смогли под видом ислама ввести в страну атеистическую систему.

Следовательно, иногда бывает и так, что народное бедствие приводит к протесту и к восстанию, к которому, например, прибегнул Шейх Фазлаллах. И если подобное восстание достигнет успеха, то она приведет к формированию власти, которая, бесспорно, будет легитимной и богоугодной. Другими словами, с учетом упомянутых определений легитимности, подобная власть будет отвечать всем требованиям, предъявляемым к легитимным властям, если даже и не пользуется всеобщей приемлемости. И какие могут быть препятствия, если какой-либо факих, отвечающий всем требованиям, предъявляемым к благочестивому правителю, подчинив себе все компоненты пирамиды власти, создает исламское шиитское правительство, например, в стране населенной суннитами или христианами? Те, которые ищут препятствия в этом деле, однозначно не осведомлены об особенностях исламского правления, и думают, что правление правящего факиха ничем не отличается от деспотических правлений. Тогда когда разница между этими формами правления очень существенная. Но изложение этой разницы не входит в круг задач данной статьи.

 

Второй вопрос

Имеет ли право народ в системе религиозного народовластия отозвать своего вотума доверия? Говоря юридическим языком, разве выбор мусульманами своего руководителя равнозначен выбору доверенного лица со стороны доверителя, имеющего права при желании снять с него полномочия?

Согласно учению непрочных имамов (мир им!), такое право за народом не закреплено: люди, присягавшие на верность мусульманскому руководителю и правителю, голосовавшие за него и избравшие его руководителем своего правительства, не имеют право и не могут нарушить данное им обещание. После закрепления права (на исламскую власть) никто не имеет право посягать на него и не может лишать права на правление того, кому такое право предоставлено. Клятва на верность правителю непоколебима и не должна быть нарушена. Его Светлость ‘Али (мир ему!) в этом отношении говорит, что когда имамат будет установлен на собрании и по воле народа, после этого никто, как из числа присутствующих и присягавших, как из числа отсутствующих и не присягавших на том собрании не может нарушить клятву и идти против власти.[369] В другом месте Его Светлость в ходе рассуждения о совете (шура) излагает эту тему вторично и, обращаясь к Муавии, говорит: «Если, по твоему мнению, правитель назначается по решению народа, то те же самые люди, которые своим решением привели к власти Абу Бакра, ‘Омара и ‘Османа, по договору признали и мою власть. Теперь, когда на основе договора с народом власть установлена, как те, которые присутствовали (на совете) и решили, так и те, которые отсутствовали и не участвовали в принятии решения, не могут отвергать и не признавать эту власть».[370]

Следовательно, за народом не признается такое право, чтобы он после установления истинной власти по различным мотивам противостоял ей и отменял свое решение.

 

Третий вопрос

Итак, народ не вправе менять свою присягу на верноподданство (договор), но если, все-таки, по различным причинам народ нарушил свою присягу (договор), то каковыми будут задачилегитимного правителя? Он должен устраниться от власти или сопротивляться?

Для поиска ответа на этот вопрос мы опять должны углубляться в исламских текстах и обратиться к примерам действий пречистых имамов, особенно, к действиям Его Светлости ‘Али (мир ему!).

Согласно историческим фактам, исламское общество того периода присягнуло на верность Повелителю Правоверных ‘Али (мир ему!). Но по истечению определенного времени люди нарушили свою клятву. Его Светлость в одном из своих хутб об этом говорит: «Когда я взял бразды правления в свои руки, одна группа людей нарушили данное им слово (сторонники Талхи Зубейра[371]), другая группа отвернулись от религии (сторонники хариджитов[372]), а третья группа стали угнетателями (сторонники Муавии)». Они довели дело до такой степени сложности, что сам ‘Али (мир ему!) в другой хутбе отметил: «О Боже! Они огорчены мною, а я огорчен ими…».[373]

Но как поступил Его Светлость (мир ему!) после стольких нарушений клятв на верноподданство и отказов от сотрудничества с ним? Разве он отказался от халифата и управления делами мусульман? Увидев, что противники никак не идут на соглашение и не намерены подчиняться, разве он потупил с ними с позиции терпимости? Отнюдь, после того, как они, нарушая присягу, стали отвернуться от него, он, вначале, питался путем логики и аргументаций склонить их к истине. Но, увидев, что здесь логика и аргументации не очень-то действенны, начал применять более жесткие меры и не стал жертвовать интересами мусульман ради конформизма. Один из авторов более позднего периода Ибн Шаббат ал-Намири рассказывает, что Его Светлость Повелитель Правоверных после нарушения клятвы со стороны Талхы и Зубейра поднялся на минбар (трибуну) и изрек: «Клянусь Богом, я не останусь в Медине… Ибо я основательно рассмотрел все стороны этого положения, и здесь ничего, кроме ереси и меча, не видел».[374]

Здесь слова Имама (мир ему!) о том, что «ничего, кроме ереси и меча, не видел» могут означать, что оставление власти и конформизм являются ересью. И правильным путем решения этого вопроса может быть только битва и использование меча.

Следовательно, в случае нарушения по разным предлогам клятвы на верноподданство со стороны народа правитель с учетом жизнеописании Его Светлости ‘Али (мир ему!) должен, сперва, различными мерами культурного характера, с использованием логики и аргументаций стремиться наставлять людей на путь истины. А, когда эти меры оказались безрезультатными, он должен применять насильственные методы, но в этом случае следует соблюдать разумные пределы, как поступил, например Его светлость (мир ему) при битве Джамал, когда нанес поражение Талхе и Зубейру и после этого обошелся с ним по-дружески.[375]