Подвергшиеся бомбардировке будущим

Однако знания обусловливают огромные изменения власти в значительно более широком смысле. Сегодня важнейшим в разви­тии экономики стало возвышение новой системы создания мате­риальных ценностей, основанной уже не на мускульной силе, но на силе интеллекта. Труд в экономически развитых странах уже не состоит из работы над «вещами», пишет Марк Постер, историк из Калифорнийского университета, но из «мужчин и женщин, влия­ющих на других мужчин и женщин, или... людей, влияющих на информацию, и информации, оказывающей влияние на людей»⁶.

Замена грубого физического труда знанием и информацией, в сущности, и лежит за проблемами General Motors и возвышением Японии. В то время как GM все еще считала Землю плоской, Япо­ния исследовала ее границы и совершила открытие.

Уже в 1970 г., когда лидеры американского бизнеса полагали, что их мир «фабричных труб» находится в безопасности, ведущие японские бизнесмены и даже широкая общественность подверга-

лись бомбардировке книгами, газетными статьями и телепрограм­мами, возвещавшими пришествие «информационной эпохи» и фокусировавшими внимание на XXI в. Пока в Соединенных Шта­тах, пожимая плечами, гнали от себя концепцию конца индустри­ализма, она была встречена в Японии с распростертыми объятия­ми теми, кто принимал решения в бизнесе, политике и средствах массовой информации. Они пришли к заключению, что знания — это ключ к экономическому росту в XXI в.

Поэтому-то и неудивительно, что хотя Соединенные Штаты раньше начали компьютеризацию, Япония быстрее двигалась по пути замещения основанных на грубом мускульном труде техноло­гий Второй волны технологиями Третьей волны, базирующимися на знаниях.

Широкое распространение получили роботы. Утонченные ме­тоды производства, зависящие от компьютеров и информации, привели к созданию продукции, с качеством которой было нелег­ко состязаться на мировых рынках. Более того, признавая, что ее старые, индустриальные технологии, в конечном счете, обречены, Япония предприняла шаги, способствовавшие переходу к новым, и оградила себя от неурядиц, которые влечет за собой такая стра­тегия. Контраст с General Motors — и американской политикой в целом — разительный.

Если мы пристальнее посмотрим и на многие другие смещения во власти, то станет очевидно, что изменившаяся роль знаний — возвышение новой системы создания материальных ценностей — в этих случаях также либо становилась причиной, либо способ­ствовала важным переменам во власти.

Распространение этой новой экономики знаний является, по сути, новой взрывной силой, которая швырнула развитые эконо­мики в глобальное ожесточенное соревнование. Экономика зна­ний наглядно показала социалистическим странам их безнадеж­ное отставание, заставила многие «развивающиеся» страны выбросить за ненадобностью их традиционные экономические стра­тегии и в данный момент основательно сдвигает и рушит взаимо­отношения власти как в личной, так и в общественной сфере.

В пророческом замечании Уинстон Черчилль как-то сказал, что «империи будущего — это империи интеллекта». Сегодня это стало правдой. Что еще не оценено, так это степень, до которой

изначальная власть, как на уровне частной жизни, так и на уровне империй, изменится спустя десятилетия в результате новой роли «умственных способностей».

ПОПЫТКИ И В НИЩЕТЕ СОХРАНИТЬ АРИСТОКРАТИЧЕСКИЕ ПРИВЫЧКИ

Новая революционная система создания материальных цен­ностей не может распространиться, не вызвав личных, политичес­ких и международных конфликтов. Измените способ создания бла­госостояния, и вы немедленно столкнетесь со всеми, кто отстаивает свои интересы, чье господство рождено предыдущей системой. Возникают ожесточенные столкновения, поскольку каждая сторо­на борется за контроль над будущим.

Это и есть тот самый расширяющийся сегодня по миру конф­ликт, который может объяснить происходящее в данный момент потрясение власти. Следовательно, чтобы предвосхитить то, что нас ждет впереди, полезно бросить беглый взгляд назад, на послед­ний глобальный конфликт такого рода.

300 лет назад индустриальная революция также дала начало су­ществованию новой системы создания материальных ценностей. Фаб­ричные трубы вознеслись в небеса там, где когда-то возделывались поля. Строились заводы. Эти «мрачные сатанинские фабрики» при­несли с собой новый образ жизни и новую систему власти.

Крестьяне, освобожденные от почти рабской зависимости от земли, превратились в городских рабочих, подчиненных частным или государственным работодателям. С этим изменением пришли изменения во властных отношениях в домашней жизни. Алжир­ские семьи — несколько поколений под одной крышей — все уп­равлялись убеленным сединами патриархом. Они уступили место открытым семьям атомного века, из которых вскоре были вытес­нены старшие — по крайней мере ослабли их престиж и влияние. Семья как институт потеряла львиную долю своей социальной вла­сти, поскольку многие ее функции перешли к другим институтам, например к школе.

В конце концов, куда бы ни приходили паровые двигатели и заводские трубы — всюду следовали обширные политические из­менения. Монархии рушились или сохранялись лишь церемониа­лы, привлекающие туристов. Привносились новые политические формы.

Деревенские землевладельцы, некогда господствовавшие в своих регионах, если бы были умнее и дальновиднее, перебрались бы в города, чтобы «оседлать» промышленную волну, их сыновья стали бы брокерами или капитанами индустрии. Но большая часть мел­копоместного дворянства, цеплявшаяся за сельский образ жизни, закончила попыткой и в нищете сохранить аристократические при­вычки; их поместья в конце концов превратились в музеи или в приносящие доход парки.

В противовес их слабеющей власти возникла новая элита: ли­деры корпораций, бюрократы, люди, занимающие высокие посты в средствах массовой информации. Массовые демократии или дик­татуры, называвшие себя демократиями, сопутствовали поточно­му производству, массовому распределению, всеобщему образова­нию и массовым средствам коммуникации.

Эти внутренние изменения соответствовали гигантским изме­нениям в глобальной власти. Страны, осуществившие индустриа­лизацию, колонизировали, завоевали или подчинили своему гос­подству большую часть остального мира, создав иерархию глобальной власти, которая все еще сохраняется в некоторых ре­гионах.

Если говорить короче, появление новой системы создания материальных ценностей подорвало все опоры старой системы вла­сти, изменив, в конечном счете, семейную жизнь, бизнес, полити­ку, государственное устройство и саму по себе структуру мировой власти.

Те, кто боролся за контроль над будущим, использовали наси­лие, богатство и знание. Сегодня уже начался подобный, хотя и значительно более стремительный, переворот. Трансформации, которые мы видели последнее время в бизнесе, экономике, поли­тике и на мировом уровне, — это лишь первые стычки грядущих глобальных сражений за власть. Самые глубокие в человеческой истории метаморфозы власти еще предстоят.

СИЛА, ДЕНЬГИ И РАЗУМ

Ультрамариновое небо. Горы вдалеке. Цокот копыт. При­ближается одинокий всадник, солнечные блики играют на его шпорах...

Любой сидящий в кинозале и восхищенный фильмом о ковбо­ях, как ребенок, полагает, что власть появляется из дула шестиза­рядного револьвера. В кинематографе (началось это с голливуд­ских фильмов) из ниоткуда в никуда едет одинокий ковбой. Он сражается в поединках со злодеями, прячет револьвер обратно в кобуру и вновь уезжает в подернутую дымкой даль. Власть, это мы выучили еще детьми, рождается насилием.

Фигура второго плана во многих таких лентах — хорошо оде­тый персонаж с брюшком, сидящий за большим деревянным ра­бочим столом. Как правило, его изображали слабым и жадным, но этот человек также влиял на власть. Именно он финансировал стро­ительство железной дороги или скотоводов, захватывающих зем­ли, или другие силы зла. И если герой ковбоя представляет власть насилия, этот персонаж — обычно банкир — символизирует гос­подство денег.

Во многих вестернах присутствовало также третье важное дей­ствующее лицо: борющийся редактор газеты, учитель, священник или образованная женщина с «Востока». В мире грубых мужчин, которые сперва стреляют, а уж после задают вопросы, этот персо­наж представлял не просто Добро в схватке со Злом, но и власть культуры и утонченных знаний об окружающем мире. И хотя дан­ный герой часто в конце праздновал победу, случалось это, как правило, потому, что он вступал в союз с вооруженным пистоле­том персонажем или благодаря нежданной удаче — он находил в реке золото или получал наследство.

Знание, как сообщил нам Ф. Бэкон, — сила. Но для того что­бы одержать верх, знание в вестернах обычно должно было соеди­ниться с насилием или деньгами.

Конечно же, наличные, культура и насилие — не единствен­ные источники власти в повседневной жизни, и власть ни хороша,

ни плоха. Она — мерило всех человеческих взаимоотношений. Власть — величина обратная желанию. С тех самых пор, как чело­веческие желания стали разниться, все, что может их удовлетво­рить, превратилось в потенциальный источник владычества. Рас­пространитель наркотиков, который может отказать в продаже «дозы», имеет власть над наркоманом. Если политик хочет полу­чить голоса избирателей, то те, кто может это обеспечить, получат власть.

Все же среди бесчисленных возможностей три источника власти, символизируемые в вестернах, — насилие, богатство и знание — ока­зываются наиболее значимыми. Каждый из них принимает множе­ство различных форм в игре под названием «власть». Насилие, на­пример, не нужно применять; нередко достаточно угрозы, чтобы добиться уступки или согласия. Угроза насилия может также скры­ваться за законом. (Мы используем термин «насилие» на этих стра­ницах скорее в фигуральном, чем в литературном смысле, чтобы учесть в «силе» и физическое принуждение.)

Не только в современном кинематографе, но и в древних ми­фах поддерживается точка зрения, что насилие, богатство и зна­ние — первичные источники социальной власти¹. Так, японская легенда рассказывает о сэншу-но янджи — трех священных предме­тах, данных великой богине солнца Аматэрасу-омиками, которые по сей день являются символами императорской власти. Это — меч, драгоценный камень и зеркало².

Смысл причастности к власти меча и драгоценного камня до­статочно ясен, зеркала — меньше. Зеркало, в котором Аматэрасу-омиками видела выражение своего собственного лица и приобре­тала знания о себе, также отражает власть. Оно появилось, чтобы символизировать ее божественность, но небезосновательно счи­тать его и символом воображения, сознания и знания³.

Более того, меч или сила, драгоценный камень или деньги и зеркало или разум вместе образуют одну интерактивную систему. При определенных условиях каждый элемент может быть конвер­тирован в другой. Оружие может добыть вам деньги или вырвать секретную информацию из уст жертвы. Деньги могут купить вам информацию или оружие. Информация может быть использована как для увеличения количества доступных вам денег (как знал Иван

Боуски)⁴, так и для усиления ваших войск (поэтому-то Клаус Фукс и выкрал ядерные секреты)⁵.

И более того, все три могут использоваться почти на всех эта­жах жизни общества — от родного дома до политической арены.

В приватной сфере родитель может шлепнуть ребенка (исполь­зует силу), урезать сумму, выдаваемую на карманные расходы, под­купить долларом (использует деньги или их заменитель) или, что эффективнее всего, сформировать детские ценности так, что ребе­нок будет хотеть повиноваться. В политике государство может заключить в тюрьму или подвергнуть пыткам диссидента, финан­сово наказать тех, кто его критикует, и оплатить поддержку, оно может манипулировать правдой, чтобы создать согласие.

Подобно станкам (которые могут создать еще больше стан­ков), сила, богатство и знание, примененные должным образом, могут дать одной команде чрезвычайно много дополнительных, более разнообразных источников власти. Следовательно, какие бы инструменты власти ни эксплуатировались правящей элитой или отдельными людьми в их частных взаимоотношениях, сила, богат­ство и знание остаются ее основными рычагами. Они образуют триаду власти.

Истинно то, что не все изменения и смещения власти — ре­зультат использования этих инструментов. Власть переходит из рук в руки в результате множества естественных событий. Черная Смерть, прошедшая по Европе в XIV в., косила и власть имущих, создавая большое количество вакансий в правящем классе выжив­ших сообществ.

Шанс тоже влияет на распределение власти в обществе. Но раз уж мы фокусируем внимание на целенаправленных человеческих действиях и спрашиваем, что же заставляет людей и целые обще­ства уступать пожеланиям «власть имущих», мы вновь оказываем­ся перед триадой — сила, богатство и знание.

На этих страницах мы будем использовать термин «власть» в значении «преднамеренная власть над людьми». Это опреде­ление исключает власть над природой или вещами, но оно дос­таточно широко, чтобы включить в себя власть, которую ис­пользует мать, чтобы остановить ребенка, бегущего наперерез мчащемуся автомобилю; или IBM для увеличения своих прибы­лей; или диктатор, Маркес или Норьега, для обогащения своей

семьи и близких друзей; или католическая церковь для созда­ния политической оппозиции, выступающей против примене­ния средств контрацепции; или китайская военщина для подав­ления студенческого восстания.

В своем самом неприкрытом виде власть использует насилие, богатство и знание (в самом широком смысле), чтобы заставить людей действовать определенным образом.

Взяв за «точку отсчета» эту триаду, мы сможем проанализиро­вать власть в совершенно чистом виде и яснее понять, как власть контролирует наше поведение от рождения до смерти. Только по­няв это, мы сможем идентифицировать и трансформировать уста­ревшие структуры власти, которые угрожают нашему будущему.

ВЫСОКОКАЧЕСТВЕННАЯ ВЛАСТЬ

Самые распространенные предположения, касающиеся вла­сти, по крайней мере в западной культуре, подразумевают, что она — вопрос количества. Но хотя некоторые из нас, это оче­видно, обладают меньшей властью, чем другие, этот подход иг­норирует то, что сейчас может быть важнейшим фактором из всех, — ее качество.

Власть бывает разного ранга и у некоторых ее видов, несом­ненно, низкая детонация. В горячих битвах, которые вскоре про­несутся по нашим школам, больницам, деловому миру, профсою­зам и правительствам, те, кто поймет «качество», получат стратегическое преимущество.

Не подлежит сомнению, что насилие — воплощенное в ноже уличного грабителя или ядерной ракете — может дать пугающие результаты. Тень насилия, или силы, запечатленная в законе, сто­ит за каждым действием правительства, и, в итоге, любое прави­тельство полагается на солдат и полицию в деле придания силы своей воле. Эта вездесущая и необходимая угроза официального насилия в обществе помогает поддерживать систему в рабочем со­стоянии, обеспечивая рядовые контракты в области бизнеса при­менением силы или угрозой такового, снижая уровень преступ-

ности, создавая механизм для мирного решения разногласий. Па­радоксально, но эта завуалированная угроза насилия дает возмож­ность сделать ежедневную жизнь ненасильственной.

Но насилие в целом наталкивается на серьезные препятствия. Прежде всего оно подстрекает нас носить с собой баллончик с «мейсом»* или запускать гонку вооружений, которая увеличивает степень риска для всех. Даже когда оно «срабатывает», насилие порождает сопротивление. Жертвы и уцелевшие ждут первого удоб­ного случая, чтобы нанести ответный удар.

Главная слабость грубой силы кроется в ее абсолютной негиб­кости. Насилие может быть использовано лишь для наказания. Если быть кратким, оно — низкокачественная власть.

Богатство — более удобный инструмент власти. Сила толстого бумажника значительно многостороннее. Вместо просто запугива­ния или наказания он может предложить превосходно градуиро­ванные награды — выплаты и вознаграждения деньгами или чем-то подобным. Богатство может использоваться как в позитивном, так и в негативном плане. Оно, следовательно, значительно гибче силы. Богатство — власть среднего качества.

Однако самую высококачественную власть дает применение знаний. Актер Шон Коннери в кинофильме, действие которого разворачивается на Кубе в период диктатуры Батисты, играет бри­танского наемника. В одной незабываемой сцене военачальник тирана говорит: «Майор, назовите ваше любимое оружие, и я вам его предоставлю». На что Коннери отвечает: «Мозги»6.

Власть высокого качества — это не просто возможность дать затрещину. Не просто возможность сделать по-своему, принудить других делать то, что хочется вам, даже если они предпочитают иное. Высококачественная власть предполагает значительно боль­шее. Она предполагает эффективность — достижение цели с ми­нимальными источниками власти. Знания часто могут использо­ваться для того, чтобы заставить другую сторону полюбить вашу последовательность операций при выполнении действия. Они мо­гут даже убедить человека в том, что он сам придумал эту последо­вательность.

Следовательно, именно знание — самое многостороннее из трех основных источников управления в обществе — производит то,

* Мейс — газ нервного и слезоточивого действия. — Примеч. пер.

что высшие военные чины в Пентагоне любят называть «самым главным оружием рядового». Оно может быть применено для на­казания, вознаграждения, убеждения и даже изменения. Оно мо­жет превратить врага в союзника. Лучше всего то, что, обладая верными знаниями, можно, в первую очередь, обойти нежелатель­ные ситуации, а также избежать излишних трат сил и средств.

Знание также служит для приумножения богатства и силы. Оно может использоваться для роста имеющихся в распоряжении сил и богатства или, наоборот, снизить их, если это необходимо для достижения данной цели. В любом случае оно увеличивает эффек­тивность, позволяя, если проводить аналогию с картами, тратить меньше «фишек» власти, открывая карты во время игры.

Конечно, максимальная власть доступна тем, кто в должном месте способен применить все три инструмента, искусно сочетая их друг с другом, чередуя угрозу наказания и обещание награды с убеждением и быстрым пониманием. По-настоящему квалифици­рованные игроки во власть интуитивно (иногда они хорошо обуче­ны этому) знают, как использовать и соотносить ресурсы власти.

Следовательно, чтобы оценить соперников в конфликте, свя­занном с властью, — будь то переговоры или война — полезно вычислить, кто имеет доступ к инструментам власти и к каким именно.

Знание, насилие, богатство и взаимоотношения между ними определяют власть в обществе. Ф. Бэкон ставил знак равенства между знанием и властью, но он не акцентировал внимания на его качестве или на решающих связях с другими основными источни­ками социального господства. До сих пор никто не мог предвидеть современных революционных изменений во взаимоотношениях этих трех источников власти.

ОДИН МИЛЛИОН ПРЕДПОЛОЖЕНИЙ

Революция охватывает современный постбэконовский мир. Ни один гений прошлого — ни Сан-цу, ни Макиавелли, ни сам Бэкон — не мог представить сегодняшней глубочайшей мета-

морфозы власти: и сила, и богатство стали поразительно зави­сеть от знания*.

До недавнего времени боевая мощь полагалась на силу кулака. Сегодня военная мощь практически полностью полагается на «кон­центрированный разум» — знания, воплощенные в оружии и тех­нологиях наблюдения. Современные вооружения — от спутников до подводных лодок — создаются из информационно насыщенных электронных компонентов. Истребитель в наши дни — это летаю­щий компьютер. Даже «глупые» виды оружия производятся сейчас при помощи суперумных компьютеров и электронных чипов.

Военные, выберем лишь один пример, применяют компью­терные знания — «системы обнаружения» — в противоракетной обороне. С тех пор как дозвуковые ракеты развивают скорость около 300 метров в секунду, эффективные защитные системы должны реагировать, скажем, через одну стотысячную долю секунды. Но экспертные системы в состоянии принять от 10 тыс. до 100 тыс. шаблонов, заложенных компьютерщиками. Машина должна про­сканировать, взвесить и соотнести эти шаблоны и затем решить, как реагировать на угрозу⁷. Так, Агентство по исследованию пере­довых оборонных проектов при Пентагоне, по данным журнала «Defence Sience», поставило перспективной целью конструирова­ние системы, которая может сделать «один миллион логических предположений в секунду». Логика, заключение, эпистемология — проще говоря, умственная работа, человеческая и машинная — сегодня непременное условие военной мощи.

Практически деловым клише стало высказывание: богатство все больше зависит от научных кадров. Развитая экономика не продержалась бы и 30 секунд без компьютеров, новых сложных производств, интеграции множества разнообразных (и постоянно меняющихся) технологий, без демассификации рынков, которая продолжает идти семимильными шагами, без того количества и качества информации, которые необходимы, чтобы система про­изводила материальные ценности. К тому же мы находимся лишь в начале процесса «информатизации». Наши лучшие компьютеры и системы автоматизированного проектирования и автоматизи-

* Смещение во власти означает переход власти. Метаморфозы власти — это глубокие изменения в самой природе власти. — Примеч. автора.

рованного производства все еще сравнимы по примитивности с каменными топорами.

Знания сами по себе, следовательно, оказываются не только ис­точником самой высококачественной власти, но также важнейшим компонентом силы и богатства. Другими словами, знание перестало быть приложением к власти денег и власти силы, знание стало их сущностью. Оно, по сути, их предельный усилитель. Это — ключ к пониманию грядущих метаморфоз власти, и это объясняет, почему битва за контроль над знаниями и средствами коммуникации разго­рается на всем мировом пространстве.

ФАКТЫ, ЛОЖЬ И ПРАВДА

Знания и система коммуникаций не антисептики власти, и они не нейтральны по отношению к ней. В сущности, каждый «факт», используемый в бизнесе, политической жизни или по­вседневных человеческих отношениях, вытекает из других «фак­тов» или предположений, которые были сформированы, умыш­ленно или нет, существовавшей раньше структурой власти. Каждый «факт», таким образом, имеет историю, связанную с властью, и «будущее», т.е. воздействие, сильное или слабое, на поведение власти в будущем.

Спорные факты и то, что фактами вообще не является, — в равной степени продукты и оружие в происходящих в обществе конфликтах, связанных с властью. Фальшивые факты и ложь, как и «правдивые» факты, научные «законы» и принимаемые религи­озные «истины», являются «снаряжением» в продолжающейся игре вокруг власти, а сами по себе — формами знания, если уж исполь­зовать здесь этот термин.

Естественно, существует столько же определений знания, сколь­ко и людей, считающих себя знающими. Ситуация осложняется, когда таким словам, как «знаки», «символы» и «образность», при­даются сугубо технические значения. И путаница усиливается, когда мы обнаруживаем, что известное определение «информации», ко­торое дали К. Шеннон и В. Уивер, помогавшие в создании инфор-

мационной науки, хотя и пригодно для использования в техноло­гических целях, не имеет ничего общего с семантическим значе­нием или «сутью» коммуникации.

На последующих страницах термин «данные» будет означать более или менее несвязные «факты»; «информация» — данные, разбитые на категории, классификационные схемы и т.п., а под знанием будет иметься в виду информация, откристаллизованная в общих утверждениях. Но во избежание скучного повторения все эти термины могут порой взаимозаменяться.

Чтобы избежать зыбучих песков дефиниций, пусть даже за счет потери гибкости, в последующем термин «знание» будет даваться в расширенном смысле. Он будет охватывать или отно­сить к определенным категориям информацию, данные, пред­ставления и образы, а также подходы, ценности и прочие сим­волические продукты общества, независимо от того, «истинны» они, «приблизительны» или «ложны».

Все вышеперечисленное применяется или подтасовывается рву­щимися к власти, и так было всегда. Средства передачи знания — средства коммуникации — в свою очередь придают форму сообще­ниям, проходящим через них. Термин «знание», следовательно, бу­дет включать в себя и все это тоже.

ДЕМОКРАТИЧЕСКОЕ РАЗЛИЧИЕ

Кроме того, что знание обладает огромной гибкостью, у него есть и другие важные характеристики, которые делают его фунда­ментально отличным от менее значимых источников власти в зав­трашнем мире.

Так, сила ограничена во всем, что касается практического при­менения. Существует предел приложения сил, если мы не хотим разрушить то, что должны заставить капитулировать или защи­тить. Это же верно и для богатства. Не все можно купить за день­ги, и в определенный момент даже самый толстый кошелек исто­щается.

Знания же, напротив, — нет. Мы можем накопить их еще больше.

Греческий философ Зенон Илийский указывал, что если путе­шественник каждый день будет проходить полпути до места на­значения, то он никогда не достигнет конечного пункта, посколь­ку всегда будет оставаться другая половина пути. Рассуждая таким образом, мы не в состоянии достичь конечного знания о чем-либо, но мы всегда можем приблизиться еще на один шаг к полному пониманию любого явления. Знание, по крайней мере в принци­пе, может бесконечно расширяться.

Знание изначально отличается и от силы, и от денег, потому что, как правило, если я использую пистолет, вы не можете при­менить его одновременно со мной. Если вы тратите доллар, я не могу потратить тот же доллар в тот же самый момент времени.

Однако мы можем использовать одно знание как «за», так и «против» друг друга, — и этот процесс может расширить знание. В отличие от пуль и бюджетов знание не может быть израсходовано. Одно это говорит нам о том, что правила игры за власть, связан­ную со знаниями, разительно отличаются от правил, на которые полагаются те, кто применяет силу и богатство для осуществления своей воли.

Наконец, решающее различие между насилием, богатством и знанием, раз уж мы наперегонки мчимся в то, что было названо информационным веком, в том, что и сила, и богатство, по опре­делению, являются собственностью могущественных и состоятель­ных. Поистине революционная характеристика знания заключает­ся в том, что им могут обладать также слабые и бедные.

Знание — самый демократичный источник власти.

Это делает его постоянной угрозой власть имущим, даже если они используют его для укрепления собственного могущества. Это также объясняет, почему каждый обладающий властью — от се­мейного патриарха до президента компании или премьер-мини­стра страны — хочет контролировать количество, качество и рас­пределение знаний внутри своего владения.

Понятие триады власти ведет к удивительному парадоксу.

По крайней мере последние 300 лет основная политическая борьба внутри всех индустриализованных стран разворачивалась вокруг бо­гатства. Кто что получит? Термины «левые» и «правые», «капита­лист» и «социалист» опирались на этот фундаментальный вопрос.

Как оказалось, несмотря на значительную неравномерность распределения жизненных благ в мире, с кровью поделенных меж­ду богатыми и бедными, эта неравномерность была и остается наи­меньшей по сравнению с другими источниками земной власти. Какая бы пропасть ни разделяла миллионера и нищего, значительно бо­лее глубокая пропасть лежит между вооруженным и безоружным и невеждой и образованным человеком.

Сегодня в быстроменяющихся богатых странах, несмотря на несправедливое распределение доходов и благ, грядущая борьба за доминирование будет все больше и больше превращаться в сраже­ние за распределение и доступ к знаниям.

Пока мы не поймем, как и к кому уплывают знания, мы не сможем ни защититься от злоупотреблений властью, ни создать лучшее, более демократичное общество, которое сулят нам техно­логии дня завтрашнего.

Контроль над знаниями — вот суть будущей всемирной битвы за власть во всех институтах человечества.

В следующих главах мы посмотрим, как эти изменения в са­мой природе власти революционизируют отношения в мире биз­неса. Мы проследим новую траекторию власти от трансформации капитала до роста конфликтов между «наукоемкими» и «не требу­ющими образования» направлениями коммерции, от электронно­го супермаркета до подъема семейного бизнеса и появления по­трясающих новых организационных форм. Параллельно кардинальным трансформациям в деловом мире и экономике идут поразительные изменения в политике, средствах массовой инфор­мации и мировой индустрии шпионажа. В конце концов, мы уви­дим, как современные громадные, ломающие все на своем пути смещения во власти повлияют на нации, влачащие убогое суще­ствование, на государства, сохраняющие социалистический строй, на будущее Соединенных Штатов, Европы и Японии. Происходя­щие в настоящий момент метаморфозы власти трансформируют их всех.