Специализированные валюты и параденьги

На сегодняшний день в мире насчитывается 187 млн. облада­телей кредитных карточек Visa⁴, которые пользуются ими в 6,5 млн. магазинов, автозаправок, ресторанов и других мест, ежедневно оплачивая с их помощью счета на 570 млн. долл. все 365 дней в году. При этом Visa — всего лишь одна из фирм кредитных карточек.

В простейшем случае операции с кредитными карточками за­ключаются в следующем. В тот момент, когда владелец ресторана переводит номер вашей кредитной карточки в Visa или в American Express, компьютер компании кредитных карточек переводит деньги на счет ресторана из своих фондов и увеличивает сумму вашего долга по кредиту. Это, однако, самая примитивная операция с кар­точкой.

С помощью так называемых кредитных карточек «smart-card» перевод денег осуществляется непосредственно с вашего счета в момент считывания номера карточки через кассовый аппарат⁵. И вам уже не надо оплачивать предоставленный кредит в конце ме­сяца. Такая оплата непосредственно с вашего банковского счета подобна чеку с мгновенной оплатой. Этот тип карточки был запа­тентован французским изобретателем Роландом Морено, и вскоре

«smart-cards» были выпущены французскими банками совместно с почтовыми и телекоммуникационными службами⁶. Такая карточка, изготовленная фирмой Булль Групп, содержит в себе микрочип и считается хорошо защищенной от подделок. Около 61 млн. чело­век в Европе и Японии уже пользуются этими карточками⁷.

Поскольку электронная форма хранения денег и проведения банковских операций становится практически всеобъемлющей, в конечном счете кассовый аппарат, без печатания чеков, будет свя­зываться с банком, мгновенно переводя деньги со счета покупате­ля на счет продавца, сводя тем самым банковскую задержку к нулю.

При этом и регулярно выставляемые счета, например раз в месяц, за арендную плату, коммунальные услуги и другие могут также оплачиваться в электронной форме переводом денег с ва­шего счета в банке на соответствующий счет мелкими порциями, хоть ежеминутно. Совершенствование технологий позволяет на­деяться, что финансовые операции будут осуществляться не дискретно, а непрерывно, в перспективе — в реальном времени или мгновенно.

В будущем с помощью «smart-cards» при желании можно будет оплачивать покупки не только со своего банковского счета, а так­же за счет стоимости своего дома или даже, теоретически, за счет стоимости драгоценностей или коллекции японских рисунков, если они у вас есть.

Ожидается, что скоро появятся «super-smart» карточки, которые можно назвать «электронный банк в бумажнике». Экспериментальные пластиковые карточки, разработанные фирмами Toshiba и Visa, содержат микрочип, позволяющий пользователю проверить свой банковский счет, купить или продать акции, заказать авиабилеты и многое другое.

Таким образом, новые технологии позволяют осуществить ди­алектический возврат к условиям, существовавшим до промышленной революции, — к существованию многих валют в рамках одной экономики. Деньги, подобно тысячам других по­вседневных товаров, становятся все более разнообразными. Мо­жет быть, мы вступаем в эру «специализированных валют».

«Представьте себе, — пишет журнал «Экономист», — что в государстве разрешена эмиссия денег частными лицами... Потребители в некоторых странах уже имеют такие параллельные

деньги — это магнитные карточки предоплаты, запас денег на которых уменьшается по мере их использования».

Подобные параденьги уже существуют в Японии. Потребители покупают ежемесячно 10 млн. карточек в телефонной компании NTT⁸. Платят за них при покупке, а потом пользуются ими для оплаты телефонных разговоров. Для NTT это выгодно, поскольку фирма получает предоплату за свои услуги, что позволяет получать прибыль, подобную банковской задержке, существовавшей до внедрения быстрого обслуживания счетов. В 1988 г. фирма NTT продала 330 млн. карточек на сумму 214 млрд. иен. Потребители могут купить карточки и на другие виды услуг, такие как проезд на поезде или пользование видеоиграми.

Можно вообразить множество типов специализированных пара-денег. Департамент сельского хозяйства США осуществляет программу, которая приведет к полной замене талонов на продовольствие для бедняков на «smart» карточки с идентифика­цией персонального номера и запрограмированные на получение пособия в течение месяца⁹. Получатели пособия будут пользовать­ся ими в терминалах супермаркетов для оплаты покупок, где будет сверяться идентификационный номер и определяться остаток сум­мы пособия. Такая система направлена на обеспечение лучшей отчетности и защищенности от мошенничества, подделок и борьбы с черным рынком. Это отстоит лишь на шаг от того, что можно назвать «базовая карточка» для всех получателей пособия по бед­ности. Эта карточка сможет быть использована только для покуп­ки продовольствия, оплаты арендной платы и общественного транспорта.

Другим примером параденег могут служить школьные буфеты. 35 школьных округов США готовятся ввести систему карточек школьных завтраков, разработанную компанией Prepaid Card Services, Inc. из Перл Ривер, штат Нью-Йорк. Детская карточка будет оплачиваться родителями еженедельно или ежемесячно и будет сопряжена со школьным компьютером, который станет вес­ти текущие счета покупок в школьном буфете.

(В принципе подобная программируемая карточка может по­зволить родителям контролировать диету своих детей. Карточка может быть недействительной при покупке прохладительных на-

питков. Если у ребенка аллергия, например, на молоко, то карточка будет недействительна при покупке всех изделий, содержащих молокопродукты, и т.д.)¹⁰

Можно представить себе специализированные детские карточки для использования в кинотеатрах и видеозалах, но только для разрешенных для детей фильмов. Возможны любые виды валюты для потребителей, включая и то, что можно назвать «программируемые деньги».

Короче говоря, появившись как символ среднего класса, карточки становятся вездесущими. Миллионы пожилых людей в Америке, ежемесячно получавших чек социального обеспечения (кусочек бумаги стоимостью в несколько бумажных долларов), прекратили получать его. Теперь правительство посылает элек­тронный импульс в банки, и на счета людей преклонного возраста переводятся выплаты социального обеспечения.

Федеральные агентства США также используют кредитные карточки для продажи ценных бумаг и выплат по ним. По словам Джозефа Райта, заместителя директора Управления Белого дома по менеджменту и бюджету, «Дядя Сэм» — «крупнейший в мире пользователь кредитных карточек»¹¹.

При операциях с карточками нет ничего подобного традиционному переходу «денег» из рук в руки. Не переходят из рук в руки ни монеты, ни бумажные деньги. «Деньги» представляют собой ряд нолей и единиц, передаваемый по проводам, по радио или через спутник.

Все это стало настолько обыденным и принимается с таким доверием, что никто ни в чем не сомневается. Наоборот, когда мы видим, что крупные суммы наличных денег переходят из рук в руки, то начинаем подозревать, что что-то нечисто: или кто-то пытается уклониться от налогов, или дело связано с торговлей наркотиками.

ПОРАЖЕНИЕ СИЛЫ

Такие глубокие изменения в системе денежного обращения не могли не создать угрозы влиятельным учреждениям.

Внедрение электронных денег вместо бумажных является прямой угрозой, например, самому факту существования банков в

том виде, в каком мы их знаем. Согласно Ди Хоку, экс-председателю фирмы Visa International, «банковское дело не сохранит своей по­зиции как первичного оператора системы платежей»¹². Банки име­ли защищенную государством монополию в системе погашения чеков. Электронные деньги угрожают вытеснить эту систему.

В целях самосохранения некоторые банки включились в эмис­сию кредитных карточек. Наиболее существенно то, что они распространили свое влияние на автоматические кассовые маши­ны (АКМ). Если банки выпустят дебитные карточки и разместят АКМы в миллионах пунктов, они смогут отразить атаку компаний кредитных карточек. Ведь дебитные карточки позволяют владель­цам магазинов получать платежи мгновенно, а перевод денег по кредитным карточкам Dinner's Club, American Express или Visa происходит с задержкой. Владельцы магазинов могут отказаться продолжать платить им процент с каждой продажи.

В Японии министерство финансов сомневается в правильности того, что частные компании типа NTT имеют право выпуска несу­щих ценность «знаков» — разновидности валюты — и оперировать ими вне банковской системы и контроля со стороны государства. Если компания берет деньги за карточки предоплаты, то они дол­жны считаться «депозитом», так же как и при вкладе денег в банк. Когда потребитель использует такую карточку, то совершается эк­вивалент банковской операции «изъятие вклада». А когда компа­ния карточек платит продавцам, то она работает в качестве «пла­тежной системы». Все эти операции разрешено производить только банкам¹³.

Кроме того, если компании карточек предоставляют кредит пользователям по взаимному согласию, без ограничений, нала­гаемых на банки, то центральные банки рискуют утратить свою абсолютную власть в области денежной политики. Так, в Южной Корее пластиковые деньги распространяются столь стремительно, что правительство опасается, что они являются источником ин­фляции¹⁴.

Короче говоря, появление электронных денег в мировой эко­номике угрожает пошатнуть устоявшиеся институты власти. На гребне волны этой схватки сильных мира сего находятся знания, вложенные в технологию. В результате этой схватки произойдет переопределение самого понятия денег.

ДЕНЬГИ XXI ВЕКА

Деньги в виде монет или бумаги (или металлизированной бу­маги), конечно, не исчезнут окончательно. Но за исключением случая ядерной катастрофы или технологического катаклизма, электронные деньги имеют шанс вытеснить почти все альтернативные варианты. Прежде всего благодаря тому, что они обеспечивают платежи в реальном времени, устраняя наиболее дорогостоящие несовершенства традиционной системы денежно­го обращения.

На основе вышеизложенного открывается поразительная картина. Капитал — под которым мы подразумеваем богатство, вложенное в рост производства — изменяется вместе с изменени­ем денег: и капитал, и деньги принимают новую форму при суще­ственных изменениях в обществе.

При этом изменяется их интеллектуальное содержание. День­ги сельскохозяйственной эпохи в виде металла (или какого-либо другого товара) имели интеллектуальное содержание, близкое к нулю. Деньги Первой волны цивилизации были не только материальными, они были также дописьменными в том смысле, что их ценность зависела в первую очередь от их веса, а не от слов, отчеканенных на них.

Нынешние деньги Второй волны цивилизации представляют собой отпечатанную бумагу, имеющую или не имеющую обеспече­ния товаром. Это на них напечатано. Деньги стали символом, но по-прежнему остались материальными. Такая форма денег появи­лась одновременно с распространением грамотности.

Деньги Третьей волны цивилизации во все большей степени представляют собой электронные импульсы. Они мимолетны... мгновенно перечисляются... контролируются на экранах мониторов. Практически они являются видеофеноменом. Мерцая, сверкая, просвистывая по всей планете, деньги Третьей волны являются информацией — основой знания.

Капитал и деньги, во все большей степени обосабливаясь от материального воплощения, изменяются на протяжении всей истории человечества, переходя от стадии полностью материальных

к символическим и доходя сегодня до «суперсимволической» формы.

Эта обширная цепь изменений сопровождается глубоким, по­чти религиозным сдвигом в вере — от доверия по отношению к долговечным, постоянным, осязаемым вещам типа золота или бу­маги к вере в то, что наименее осязаемые, эфемерные электронные сигналы могут обмениваться на товары и услуги.

Наше богатство — это богатство символов. И, как это ни уди­вительно, власть тоже базируется на символах.

7. МАТЕРИАЛ-ИЗМ!

Однажды, когда Рональд Рейган еще был в Белом доме, ма­ленькая группа людей собралась за столом в Семейной столовой для обсуждения будущего Америки в долгосрочном плане. В группу вошли восемь известных футурологов, вице-президент и три по­мощника президента Рейгана, в том числе Дональд Риган, только что назначенный главой администрации Белого дома.

Это собрание было организовано автором по просьбе президента Рейгана. В вводном обращении было сказано, что хотя футурологи и расходятся по ряду социальных и политических вопросов, а так­же перспектив развития технологии, они едины в том, что эконо­мика претерпевает глубокие преобразования.

«Итак, вы все считаете, — съязвил Дональд Риган, — что мы будем заниматься стрижкой волос и жарить гамбургеры! Мы уже не будем промышленной державой?»

Риган больше известен своими мемуарами в стиле «поцелуй и расскажи», чем своими делами в администрации президента. Впоследствии он был уволен после грязной борьбы против первой леди — Нэнси Рейган. Но это был еще только первый день его работы в администрации, и он бросил перчатку на полированный обеденный стол.

Президент и вице-президент оглянулись вокруг в ожидании ответа. Практически все собравшиеся мужчины были застигну­ты врасплох этим грубым и неожиданным выпадом. Только Хейди Тоффлер, соавтор «Шока будущего», «Третьей волны» и этой книги, приняла вызов Ригана. «Нет, господин Риган, — страстно ответила она, — Соединенные Штаты по-прежнему будут веду­щей промышленной державой. Только процент работающих в промышленности уменьшится».

Объясняя различие традиционных приемов производства и то, как производятся компьютеры Макинтош, она провела аналогию с сельским хозяйством. Она указала, что США являются одним из крупнейших в мире производителей продовольствия, хотя в сель­ском хозяйстве занято менее 2% населения. За последнее столетие именно на фермах наиболее сильно сократилось количество работающих, но США стали сильнее, а не слабее как сельскохо­зяйственная держава¹. Почему бы подобному не произойти и в промышленности?

Удивительно, но факт: после ряда колебаний количество заня­тых в промышленности США в 1988 г. практически такое же, как в 1968 г., — немного более 19 млн. человек. Доля промышленности в валовом национальном продукте осталась той же самой, что и два­дцать лет назад, а доля работающих сократилась².

Это ясно как прописная истина: поскольку и население, и чис­ленность рабочей силы в США возрастают, поскольку многие американские предприятия были автоматизированы и реорганизованы в 80-х годах, доля занятых в промышленности будет продолжать сокращаться. По некоторым оценкам, в ближайшее десятилетие в Соединенных Штатах ежедневно будет создаваться 10 000 новых рабочих мест, но лишь незначительное количество (если вообще будет) из них — в промышленности. Подобный процесс идет и в экономике Европы и Японии.

Тем не менее даже сейчас слова Дональда Ригана повторяют некоторые капитаны вяло развивающейся американской индустрии, профсоюзные лидеры сокращающихся профсоюзов, экономисты и историки, заявляющие о важности развития промышленности, хотя с этим никто не спорит.

Постоянный и самоподдерживающийся миф, что Америка утрачивает свой промышленный потенциал, порождает бредовые

предложения вроде недавно опубликованного в журнале для биз­несменов, в котором призывается ввести 20%-ный налог на «все импортное» и запретить иностранцам покупать американские ком­пании³.

В основе этой истерии лежит представление, что сдвиг в заня­тости от физического труда к умственному и к работе в сфере ус­луг отрицательно сказывается на экономике. Кроме того, считает­ся, что сокращение занятости в промышленности приведет к «краху экономики». Такие аргументы соответствуют взглядам французских физиократов XVIII в., которые были неспособны представить себе индустриальную экономику и считали сельскохозяйственное производство единственно «продуктивным» занятием.

НОВОЕ ПОНИМАНИЕ БЕЗРАБОТИЦЫ

Большинство горестных жалоб об упадке промышленности эгоистичны и основаны на устаревшем понимании богатства, производства и безработицы.

В вышедшей в 1962 г. пионерской работе экономиста из Прин­стона Фрица Махлупа (Fritz Machlup) «Производство и распреде­ление знания в США» (The Production and Distribution of Knowledge in the United States) на основе статистического материала показа­но, что число занятых производством символов превышает чис­ленность работников, производящих вещи. В конце 50-х — начале 60-х годов лишь небольшая часть футурологов в США и Европе предсказывали переход значительной части занятых от физичес­кого труда к умственному или к работе, связанной с человеческим фактором. Об этом свидетельствуют написанные в те годы статьи, книги, обзоры и по крайней мере одна Белая Книга для внутреннего пользования компании IBM. В то время прозвучавшие первые предостережения не принимались в расчет как слишком «умозрительные».

С тех пор произошел реальный сдвиг от физического труда к работе в сфере услуг и суперсимволической деятельности. И этот сдвиг приобрел драматический и необратимый характер. Сейчас в

США в этих секторах экономики работают три четверти всех заня­тых⁴. Этот огромный переход привел к удивительному явлению: совокупный мировой объем экспорта услуг и «интеллектуальной собственности» сравнялся с объемом экспорта электроники и ав­томобилей вместе взятых или общему экспорту продовольствия и топлива⁵.

Этот переход оказался неоправданно тернистым, поскольку прозвучавшие еще в его начале сигналы были проигнорированы. Массовые увольнения, банкротства и другие напасти ударили по эко­номике потому, что старая окостеневшая промышленность опоздала с установкой компьютеров, роботов, электронных информационных сетей, оказалась мало приспособленной к перестройке. В результате этого она стала неконкурентоспособной. Многие обвиняли в своих бедах зарубежные компании, высокие или низкие ставки, перерегулирование экономики и тысячи других факторов.

Некоторые из них, несомненно, сыграли свою роль. Но точно так же можно обвинить и высокомерие основных промышленных компаний — производителей автомобилей, стали, судов, тканей, — которые все это время занимали господствующее положение в эко­номике. Близорукость их директоров ударила в первую очередь по тем, кто был наименее способен влиять на производственную поли­тику и наиболее беззащитен, — по рабочим этих компаний. Безрабо­тица ударила даже по работникам среднего звена управления, в результате иссякли их банковские счета, а в некоторых случаях даже распались их семьи. Вашингтон практически ничего не сделал, чтобы смягчить этот шок.

Тот факт, что уровень безработицы в 1988 г. был таким же, как и в 1968 г., вовсе не означает, что рабочие, уволенные в этот пери­од, просто вернулись на свои рабочие места. Наоборот, по мере совершенствования технологии компании нуждались в совершен­но другой рабочей силе.

На старых фабриках Второй волны требовались взаимозаме­няемые рабочие. А на предприятиях Третьей волны — разносто­ронние, обучаемые новому, высококвалифицированные работни­ки, т. е. рабочие, гораздо менее взаимозаменяемые. И это ставит проблему безработицы с ног на голову.

В обществе «фабричных труб» Второй волны капиталовложе­ния или рост покупательной способности населения приводят к

стимулированию экономики и созданию новых рабочих мест. При наличии одного миллиона безработных в принципе можно создать миллион рабочих мест. Поскольку эти рабочие места не требовали высокой квалификации, для обучения было достаточно несколь­ких часов, и любой безработный мог занять любое рабочее место. Presto!* Проблема испарилась.

В современной суперсимволической экономике это не так. Именно поэтому огромное количество безработных не могут най­ти работу, и ни кейнсианские, ни монетаристские средства не дают результата. Вспомним: чтобы справиться с Великой депрессией, Джон Мейнард Кейнс предложил создать дефицит бюджета с це­лью дать деньги потребителям. Как только у потребителей появят­ся деньги, они тут же бросятся покупать вещи. Это, в свою оче­редь, позволит предпринимателям расширить производство и нанять новых рабочих. Прощай, безработица. Монетаристы пред­лагают манипулировать процентными ставками и количеством де­нег в обращении, чтобы увеличить или уменьшить покупательную способность населения.

В сегодняшней глобальной экономике можно напечатать деньги для потребителей без какой-либо пользы для отечественной эко­номики. Американцы, покупая новый телевизор или плейер, про­сто посылают доллары в Японию, Корею, Малайзию или еще куда-нибудь. Эти покупки не приводят к появлению рабочих мест в Америке.

Есть еще одно глубинное течение в старой стратегии: основ­ное внимание уделяется обращению денег, а не знаний. Но теперь невозможно сократить безработицу, просто увеличивая число ра­бочих мест, поскольку проблема уже не является просто количе­ственной. Безработица превратилась из количественной в каче­ственную.

Таким образом, даже если спрос на рабочую силу в 10 раз превы­сит безработицу, если будет существовать 10 миллионов вакансий и только один миллион безработных, этот миллион не сможет занять эти вакансии до тех пор, пока их квалификация — знания — не будет соответствовать требованиям новых рабочих мест. Эта требуемая ква­лификация очень разная и непрерывно изменяется, и рабочие не могут

* Presto (итал.) — быстро.

с легкостью переквалифицироваться, как раньше. Деньги и числа уже не позволяют решить проблему.

Безработные отчаянно нуждаются в деньгах, чтобы выжить самим и прокормить свои семьи, поэтому необходимо выполнить моральный долг и обеспечить им достаточный уровень помощи. Но любая эффективная стратегия сокращения безработицы в су­персимволической экономике должна оперировать не столько не­достатком богатства, сколько недостатком знаний.

Более того, поскольку новые рабочие места скорее всего по­явятся не в промышленности, как многие думают, то и квалифи­кация потребуется не связанная с механикой — например, знание алгебры, как считают некоторые предприниматели, — а широкий спектр профессий, связанных с культурой и работой с людьми. Через школьное образование, переподготовку, обучение на рабо­чем месте мы должны будем подготовить людей к работе в сфере услуг, таких как помощь и уход (за пожилыми людьми и детьми), служба здоровья, личная безопасность, обучение, сфера развлече­ний, туризм и другие.

Необходимо начать рассматривать рабочие места в сфере услуг так же, как и в промышленности, без ложного предубеждения к этой работе как к «жарке гамбургеров». Макдоналдс не может слу­жить примером всех видов работы в сфере услуг, которая включает все — от образования до работы в центре данных или радиологи­ческой больнице.

Более того, если, как считается, заработная плата в сфере услуг невысока, то нужно не сожалеть по поводу сокращения доли рабочих мест в промышленности, а повысить эффектив­ность труда в сфере услуг, внедрять новые формы организации труда и коллективных договоров. Профсоюзы, задуманные как организации промышленных рабочих, должны полностью изме­ниться или быть заменены на организации нового типа, более соответствующие суперсимволической экономике. Чтобы вы­жить, они должны начать думать о работниках как о личностях, а не как о массе трудящихся, поддерживая, а не отвергая надом­ную работу и совместительство.

Вкратце, переход к суперсимволической экономике заставля­ет нас полностью пересмотреть всю проблему безработицы. Одна­ко оспаривать эти отжившие суждения — значит бросить вызов

тем, кому они выгодны. Таким образом, критерий богатства в си­стеме Третьей волны должен изменить сложившиеся отношения властных структур в корпорациях, профсоюзах и правительствах.

СПЕКТР УМСТВЕННОГО ТРУДА

Суперсимволическая экономика делает устаревшим наше пред­ставление не только о безработице, но и о труде. Чтобы понять это, понять вызываемую этим борьбу, нам нужны новые термины.

Сегодня подразделение экономики на «сельское хозяйство», «промышленность» и «услуги» скорее затуманивает смысл, чем проясняет. Нынешние быстрые изменения сделали неясным смысл ранее введенных определений. Мистера Ригана, считавшего, что слишком многие американцы занимаются стрижкой волос, могло бы удивить высказывание основателя одной из крупнейших в Ев­ропе компаний по производству компьютеров: «Наша компания занимается услугами — точно так же, как парикмахерская!»

Вместо того чтобы держаться за старую классификацию, мы должны посмотреть дальше вывесок и ярлыков и задаться вопро­сом, что в действительности делают люди в этих компаниях для создания прибавочного продукта. Как только мы поставим этот вопрос, то обнаружим все больше и больше производства симво­лов или умственного труда во всех трех секторах экономики.

Фермеры сейчас используют компьютеры для вычисления по­требности в зерне, металлурги смотрят на видеоэкраны, клерки в банке щелкают на лэп-топ компьютерах, моделируя финансовый рынок. Не важно, как экономисты называют эту деятельность — «сельскохозяйственной», «промышленной» или «услугами».

Названия профессий уже ничего не обозначают. Слова «кла­довщик», «оператор машины» или «торговый представитель» ско­рее скрывают, чем поясняют суть профессии. Названия могут ос­таваться теми же, а реальная работа нет.

Сегодня гораздо полезнее объединять рабочих по количеству производимых ими символов или доли умственного труда в их рабо­те, чем по названиям профессий или по месту работы: в магазине, на грузовике, на фабрике, в больнице или в конторе.

На верху того, что может быть названо «спектр умственного тру­да», находятся ученый, финансовый аналитик, программист или, на­пример, простой клерк-делопроизводитель. Почему, возникает воп­рос, клерк-делопроизводитель и ученый оказались в одной группе? Ответ таков: хотя их функции различны и они работают на совер­шенно разных уровнях абстракции, оба они (и миллионы им подоб­ных) не делают ничего, кроме перемещения информации или созда­ния новой информации. Их работа полностью символическая.

В середине спектра умственного труда находится широкий на­бор «смешанных» профессий, требующих как физического труда, так и знания информатики. Сотрудник Федерал Экспресс или Юнайтед Парсел Сервис не только переносит ящики и пакеты, водит автомобиль, но и работает на компьютере. На высокотехно­логичных фабриках операторы машин высококвалифицированно обращаются с информацией. Клерк в отеле, медсестра и многие другие, кто работает с людьми, в то же время создают, получают и выдают информацию.

Автомеханики на станции техобслуживания Форда, например, могут по-прежнему иметь засаленные руки, но вскоре они смогут использовать компьютерную систему Hewlett-Packard с «эксперт­ной системой» для помощи в поисках неисправностей с системой мгновенного доступа к сотне мегабайт технических схем и данных, хранимых на компакт-диске⁶. Система задает вопросы о состоя­нии ремонтируемой машины, она позволяет интуитивно просмот­реть массу технических материалов, она предлагает свои выводы и служит гидом на всех этапах ремонта.

Кто они, когда общаются с экспертной системой, — «механи­ки» или «работники умственного труда»?

Чисто физический труд находится в нижней части спектра и постепенно исчезает. С малым количеством занятых физическим трудом в экономике «пролетариат» сейчас находится в меньшин­стве и больше заменяется «когнитариатом»*. По мере становления суперсимволической экономики пролетарий становится когнита­ристом.

Ключевым вопросом о работе человека сейчас становится вопрос о том, какую долю занимает в этой работе обработка

* cognition (англ.) — познавательная способность, знание, познание. — Примеч. ред.

информации, насколько стандартна и программируема его ра­бота, какой уровень абстракции требуется для его труда, какой доступ имеет работник к центральному банку данных и инфор­мационной системе менеджмента и насколько автономна и от­ветственна его работа.

Описывать все это словами «выдалбливающий» или «подбра­сывающий гамбургеры» нелепо. Подобные хитрые фразы прини­жают ту часть экономики, которая развивается быстрее всех и в которой создается большинство новых рабочих мест. Они игнори­руют решающую роль знаний в создании богатства. И они не спо­собны отметить, что изменения в труде людей в точности соответ­ствуют появлению суперсимволического капитала и денег, описанному в предыдущей главе. Это часть общей перестройки общества на пороге XXI века.

УЗКОЛОБЫЕ ПРОТИВ УМНИКОВ

Такие огромные изменения не могут произойти без конфлик­та «сильных». Чтобы определить, кто выиграет, а кто проиграет от этого, следует рассмотреть компании по подобному же спектру умственного труда.

Мы должны классифицировать компании не по тому, какими они считаются, промышленными или сферы услуг (кто это знает?), а по реальной деятельности их работников. Например, CSX — желез­нодорожная компания, обслуживающая восточную часть Соединен­ных Штатов, а также одна из крупнейших в мире компаний океан­ских контейнерных перевозок (CSX перевозит детали автомобилей «хонда» в США). Но сама компания считает своей областью инфор­мационный бизнес.

Алекс Мендл из CSX говорит: «Информационная компонента в нашей службе перевозок становится все больше и больше. Недо­статочно просто доставлять товары. Клиенты хотят иметь инфор­мацию, где их товары будут погружены и сгружены, в какое время будет производиться каждая операция, таможенную информацию и многое, многое другое. Наш бизнес имеет информационный ук-

лон»⁷. Это значит, что доля работников среднего и высокого уров­ня по спектру умственного труда в компании CSX возрастает.

Предлагается грубо классифицировать компании на «умников», «средних» и «узколобых» в зависимости от того, насколько интен­сивно используются в этих компаниях знания. Некоторые фирмы и отрасли промышленности должны обрабатывать больше инфор­мации, чем другие; как и индивидуальные рабочие места, их мож­но соотнести со спектром умственного труда.

Директор по научной работе Государственного института пси­хиатрии Нью-Йорка психиатр Дональд Ф. Клейн идет еще на шаг дальше и настаивает, что эти различия отражают общий уровень требуемого интеллекта. «Вы действительно думаете, что средний рабочий Apple не более находчив, чем средний рабочий Макдо­налдс? — спрашивает он. — Высшее руководство Макдоналдса может быть столь же ловким, как и высшее руководство Apple (хотя я сомневаюсь в этом), но доля работающих в этих компаниях, от которых требуется высокий уровень IQ (коэффициент интеллек­та), и символическая профессия существенно различны»⁸.

Следуя этому доводу, можно дойти до вычисления среднего уровня IQ для каждой компании. Присуща ли рабочим Крайслера большая ловкость, чем рабочим Форда или Тойоты? (Не более высокий уровень образования, а именно более высокий уровень интеллекта от природы?) Как соотносятся между собой по IQ, на­пример, Apple и Compaq, General Foods и Pillsbury? Доводя эту идею до абсурда, можно вообразить список 500 крупнейший ком­паний, ранжированных по коллективному IQ.

Но производят ли фирмы с высоким IQ больше богатства, чем фирмы с низким IQ? Являются ли они более прибыльными? Бе­зусловно, другие характеристики, такие как стимулирование и энер­гичность или, например, компетентность, могут значить гораздо больше для успеха корпорации. И как можно измерить интеллект в каждом случае? Есть серьезные основания считать, что стандар­тные тесты на IQ основаны на культуре и учитывают лишь отдель­ные аспекты интеллекта.

Не нужно рассматривать изощренные сценарии, чтобы отме­тить: независимо от уровня интеллекта индивидуальных работни­ков, фирмы умников ведут себя иначе, чем фирмы, менее зависи­мые от знаний.

В узколобых фирмах небольшое число работников умственно­го труда находится в руководстве фирмы, а основная часть работ­ников занимается физическим (не требующем знаний) трудом. Они действуют в соответствии с предположением, что рабочие невеже­ственны или их уровень знаний не влияет на продукцию.

Даже в секторе умников можно найти примеры «деквалифика­ции» — упрощение рабочих мест, сведение работы к простейшим операциям, неусыпный контроль. Эти попытки использовать ме­тод, изобретенный Фредериком Тейлором для фабрик начала XX в., — дань малообразованному прошлому, а не наступающему будущему умников. Каждую простую и повторяющуюся операцию, не требующую ума, станут выполнять роботы.

Напротив, по мере того как экономика движется к суперсим­волическому производству, все фирмы вынуждены заново оценить роль знаний. Первыми заново оценили роль знаний и по-новому организовали работу наиболее ловкие фирмы из сектора умников. Они действуют в соответствии с предположением, что и произво­дительность, и доходы взметнутся вверх, если работа, не требую­щая интеллекта, будет сведена к минимуму или будет сделан пере­ход на высокие технологии и станет эксплуатироваться весь потенциал рабочих. Целью является высокооплачиваемая, но все меньшая и меньшая по численности рабочая сила.

Даже те операции, которые по-прежнему требуют физическо­го труда, интеллектуализируются, поднимаясь по спектру умствен­ного труда.

Скоро вступит в строй и даст работу 500 рабочим превосход­ный новый завод стоимостью 65 млн. долл. компании GenCorp Automotive в Шелбивилле, штат Индиана, для производства пласт­массовых деталей корпусов автомобилей «шевроле», «понтиак» и «олдсмобил». На обучение каждого рабочего, именно рабочего, а не контролера или управляющего будет истрачено 8-10 тыс. долл. В дополнение к изучению необходимых физических задач их будут обучать решению проблем, профессиональным навыкам руково­дителя, они буду участвовать в ролевых играх и организационной работе. Рабочих разделят на две команды. При помощи компьюте­ра они научатся методам статистического контроля. Каждая ко­манда изучит решение различных задач; так будет побеждена ску-

ка на рабочих местах. Лидеры команд будут обучаться в течение года, включая выезды за рубеж⁹.

Компания GenCorp не пошла бы на такие затраты из альтруи­стических побуждений. Она надеется получить выгоду от быстрого пуска завода, от высокой квалификации рабочих и от менее изну­рительного и более производительного их труда.

Фирмы умников не благотворительные учреждения. В этих фирмах снижается доля «узколобых» операций, рабочая обстанов­ка становится более благоприятной, но фирмы умников требуют большего от своих работников, чем малообразованные фирмы. Фирмы умников требуют использовать в работе не только интел­лект, но и эмоции, интуицию и воображение. Поэтому маркузиан­ские критики видят в этом даже более зловещую «эксплуатацию» работников.

ИДЕОЛОГИЯ УЗКОЛОБЫХ

В узколобой промышленной экономике богатство, как прави­ло, измеряется обладанием товарами. Производство товаров счи­тается основным для экономики. Напротив, неизбежная символи­ческая деятельность и услуги заклеймлены как непродуктивные. (Это делают и экономисты, применяя методику исчисления про­дуктивности, созданную для промышленного сектора и не приме­нимую к услугам, которые по своей природе хуже поддаются ис­числению.)

Производство товаров — автомобилей, радиоприемников, трак­торов, телевизоров — рассматривалось как «мужское», или macho, с ним же ассоциировались слова типа «практичный», «реалис­тичный», «трезвый». Напротив, производство знаний или обмен информацией пренебрежительно считались сплошным «бумаго­марательством» и рассматривались как wimpy, или мягче — женс­ки изнеженными.