Дело не в простом сочувствии

Всеобщая распространенность, или повсеместность — пятая основная черта, — это кое-что совсем иное. Под этим термином мы имеем в виду систематическое распространение новых СМИ по всему миру и во всех экономических слоях общества.

Потенциальный кошмар, с которым сталкиваются правитель­ства высокоразвитых стран, имеет в своей основе раскол общества на тех, кого можно назвать информационно богатым, и на тех, кто информационно беден. Любое правительство, которому не удается принять конкретные меры, чтобы избежать этого раскола, навле­чет на себя в будущем политический переворот. Пока что эта опас­ная поляризация общества вряд ли неизбежна.

На самом деле, можно представить себе, что в возникающем сейчас обществе будет в большой мере одинаковая доступность информации — и не потому, что у влиятельной элиты будет поли-

тически верное чутье, а потому, что будет действовать то, что мож­но назвать «законом повсеместности».

Этот закон исходит из того, что должны появиться сильные коммерческие, а также политические побудительные причины для того, чтобы новая электронная инфраструктура была не эксклю­зивной, а инклюзивной, включающей в себя как можно больше участников.

В период своего детства телефон рассматривался как роскошь. Мысль о том, что когда-нибудь телефон будет у каждого человека, казалась абсолютно невероятной. Почему бы каждому живущему на земле не хотеть чего-нибудь?

Тот факт, что сейчас почти каждый человек в высокоразвитой стране, будь он богатым или бедным, имеет телефон, связан вовсе не с альтруизмом, а с тем, что чем больше людей «включены» в какую-либо систему, тем больше ценность этой системы для всех ее пользователей, и особенно — для коммерческих целей.

То же оказалось верным, как мы это отмечали выше, в случае развития почтовой службы. Индустриальное хозяйство нуждалось в каком-либо способе посылать счета, рекламировать товары, про­давать газеты и журналы, и все это — каждому, а не только бога­тым людям. И в наше время опять-таки, когда факсы стали заме­щать почтовую службу индустриальной эры, те же самые причины приводят к ускорению распространения новых технологий.

В Соединенных Штатах в 1989 г. было два с половиной милли­она факсов, выпускающих миллиарды страниц факсимильных до­кументов в год⁴. Количество факсов возрастало за год в два раза отчасти потому, что старые их владельцы способствовали тому, чтобы их друзья, покупатели, клиенты, члены семьи купили то же самое и как можно быстрее, чтобы они могли отправлять им свои сообщения. И чем больше существует отдельных факсимильных устройств, тем выше ценность этой системы для всех, кто с ней связан.

Поэтому в интересах самих богатых людей найти способы, которые позволили бы расширить новые системы так, чтобы вклю­чить в них менее богатых, а вовсе не исключить их отсюда.

Подобно телефонам и видеомагнитофонам, факсы начинают появляться даже в самых скромных домах — в соответствии с за­коном повсеместности. И то же будет происходить с волоконными

оптическими кабелями и другими современными технологиями, независимо от того, кто платит — отдельный человек, общество в целом или другие пользователи, чьи взносы окажут услугу тем, кто сам не в состоянии позволить себе эти расходы.

Широчайшее распространение коммуникационных возможно­стей — это неотделимая часть новой системы создания материаль­ных ценностей. При этом практически невозможно не идти по тому пути, который старая телефонная компания Белла называла «универсальной службой», т.е. всеобщей распространенностью, повсеместностью, — вместе с интерактивностью, мобильностью, обратимостью и возможностью взаимосвязи.

И, наконец, новая инфраструктура является глобальной по сво­им возможностям и сфере деятельности. Как капитал течет по кана­лам электронной связи через границы между государствами, за счи­танные секунды проносясь туда и обратно — от Цюриха до Гонконга, от Гонконга до Норвегии, от Норвегии до Токио, от Токио до Уолл­стрит, — так и информация движется такими же сложными путями. Какое-либо изменение в курсе американских векселей или отноше­ния иены к немецкой марке становится мгновенно известным во всем мире; аналогичным образом на следующее утро после крупных со­ревнований в Лос-Анджелесе молодежь, живущая в Хошимине, об­суждает, кто вышел в них победителем. Духовные границы государ­ства стали столь же проницаемыми, что и финансовые.

Объединение этих шести принципов приводит к созданию рево­люционной нервной системы всей планеты, способной оперировать с неимоверно возросшим количеством данных, информации и зна­ний, используя все более быструю передачу и анализ сигналов. Это — гораздо более способная к адаптации, интеллектуальная и сложная нервная система человеческой расы, которую невозможно было пред­ставить себе когда-либо в прошлом.

ЭЛЕКТРОННЫЙ «АКТИВИЗМ»

Рост новых СМИ, соответствующий по своей форме требова­ниям совершенно нового способа производства материальных цен­ностей, бросает вызов тем, кто находится у власти, порождая но­вые политические методы, избирательные округа и союзы.

Так же как люди, жившие, скажем, в начале XVIII в., не могли себе представить политических изменений, которые были бы выз­ваны распространением фабричного производства, так же и сегод­ня почти невозможно предвидеть (разве что в спекуляциях в стиле научной фантастики), что случится с политикой под влиянием возникающих на наших глазах новых СМИ.

Рассмотрим для примера интерактивность.

Давая возможность телезрителям не просто смотреть на экран, а как-то использовать изображение, интерактивность сможет ког­да-нибудь существенно влиять на ход политических кампаний и выбор кандидатов. Интерактивные СМИ сделают возможными гораздо более совершенные опросы общественного мнения, чем это было раньше, благодаря тому, что это будут не ответы на те вопросы, которые допускают только «да» или «нет», а ответы на вопросы, позволяющие респонденту сделать выбор среди многих возможностей.

Но возможности интерактивных СМИ выходят далеко за рам­ки голосования. Будет ли кандидат, если его выберут, проводить работу по улучшению окружающей среды, и если да, то в какой мере? Как реагировал бы кандидат на кризис с заложниками, ра­совые беспорядки или ядерную катастрофу при самых разных об­стоятельствах? Вместо того чтобы попытаться оценить достоин­ства и характер суждений потенциального президента, слушая 30-секундные коммерческие передачи, интерактивные пользова­тели видеосистем завтрашнего дня могли бы настроиться на опре­деленную программу или поставить дискету, которая покажет им наглядно, как тот или иной кандидат обсуждает различные вопро­сы и как он принимает решения в самых различных условиях, за­даваемых самими голосующими. Политические платформы могли бы излагаться самым подробным образом, чтобы те, кто должен голосовать, могли влиять на лежащие в их основе предположения бюджетного характера и задавать вопросы: «А что будет, если?..»

Если многие люди могут принимать участие в каком-либо мас­совом игровом шоу вроде «Опасности», причем компьютер регис­трирует их ответы и подсчитывает очки, то не надо иметь слиш­ком богатое воображение, чтобы приспособить такую технологию для опроса общественного мнения или коллективного принятия решения — политической организации нового типа.

Футурологи, специалисты в области моделирования и многие другие долгое время обсуждали возможность организовать очень большое число граждан для участия в политических «играх». Про­фессор Хосе Виллегас из Корнелского университета разработал мо­дели такой активности уже в конце 60-х годов; среди них были игры, в которых могли участвовать резиденты гетто и скваттеры с целью политического образования и протеста.

Но чего не хватало в то время, так это технологий. Распрост­ранение электронной интерактивности даст инструмент для поли­тических «игр» в миллионах жилых помещений. С их помощью граждане могут в принципе по крайней мере проводить свои соб­ственные опросы общественного мнения и создавать свои собствен­ные «электронные партии» или «электронных лоббистов», а также «группы давления» для самых разных целей.

Легко можно вообразить также электронный саботаж — не одиночный акт, осуществляемый каким-либо наемником или уго­ловником, но мероприятие, имеющее своей целью политический протест или шантаж. В 14 ч. 25 мин. 15 января 1990 г. инженеры в Бедминстере, штат Нью-Джерси, заметили, что на 75 экранах ми­гают красные лампочки, сигнализируя о состоянии сети идущих на большие расстояния телефонных линий в Соединенных Шта­тах. Каждая лампочка была сигналом повреждения.

«Это почти не могло случиться. Увы, это случилось», — ком­ментировал событие Уильям Лич, управляющий операционным центром этой сети. «Увы» относилось к массовому повреждению в американской телефонной системе, которое не могли устранить в течение 9 часов; за это время были блокированы, судя по расче­там, 65 млн. телефонных звонков⁵.

Исследование показало, что такое повреждение произошло из-за ошибки в компьютерной программе. Но те, кто изучал этот воп­рос, не могли «категорически исключить» и того, что оно стало результатом саботажа. Случилось так, что 15 января было нацио­нальным праздником — днем рождения Мартина Лютера Кинга. Оказалось также, что некоторые американские расисты изо всех сил ненавидят Кинга, и они почувствовали себя оскорбленными тем, что в память о нем объявлен национальный праздник. Нако­нец, это нарушение связи могло возникнуть каким-то случайным образом. Но не надо быть слишком недоверчивым, чтобы предста-

вить себе в будущем политические протесты и саботаж, осуществ­ляемые по электронным каналам.

Однако необязательно заниматься спекуляциями в стиле на­учной фантастики, чтобы осознать некоторые глубокие соци­альные проблемы, возникающие уже сегодня из-за введения новой формы хозяйствования, — проблемы, имеющие отноше­ние к тому способу, посредством которого знания распростра­няются в обществе.

ИНФОРМАЦИОННЫЙ ВОДОРАЗДЕЛ

Сегодня, поскольку закон всеобщей распространенности еще не полностью вступил в действие, общества высоких технологий, и особенно Соединенные Штаты, страдают от неправильного рас­пределения информации — от «информационного водораздела», глубокого, как Большой Каньон.

Весьма трудной проблемой во многих странах с высокой тех­нологией является наличие такого феномена, который принято определять как «низшие слои общества». Бедность — это не толь­ко обида и унижение для богатого общества, но и угроза миру в обществе и, в конце концов, опасность для демократии. Было бы наивно полагать, что все те, кто относится к низшим слоям общества, — это «жертвы» общества или безработицы. Многие, а возможно, и большинство из них, оказались здесь по другим причинам.

Однако становится все более очевидным, что для работы тре­буются все более и более совершенные навыки и способности в информационной сфере, так что даже при наличии работы боль­шинство людей, входящих в низшие слои, не смогут удовлетво­рить предъявляемым к ним требованиям.

Кроме того, знания, необходимые для работы, далеко выходят за пределы навыков, используемых при выполнении какой-либо узкой задачи. Для того чтобы на самом деле выполнять ту или иную работу, у работника должно быть определенное представле­ние о таких общих категориях, как время, одежда, вежливость,

деньги, причинность, язык. И прежде всего работник должен об­ладать навыками получать информацию и обмениваться ею.

Эти общекультурные навыки не могут быть выработаны толь­ко путем чтения учебников или каких-нибудь курсов обучения. Они предполагают знакомство с тем, как обстоят дела в мире, за пределами улицы, на которой живет человек. Такой тип знаний все в большей степени приходит благодаря СМИ. Именно таким путем люди приобретают понятие о социальных нормах, а также о «фактах», касающихся того, как функционируют разные вещи.

Сама природа СМИ, картины, которые они показывают, груп­пы, к каким они обращаются, возможная обратная связь — все это имеет прямое отношение и к устройству на работу, и к проблемам низших слоев общества. К тому же культурный водораздел между представителями низших слоев и основной массой общества в дей­ствительности становится все более глубоким по мере того, как происходит распространение СМИ.

Джеффри Мориц — президент национального телевизионного колледжа, который использует спутники для распространения спе­циальной программы, предназначенной для студентов колледжей. Эта программа выходит в эфир 42 часа в неделю. Колледж рассчи­тывает на аудиторию в 700 тыс. человек. Те, кто смотрит эту про­грамму — молодые люди от 18 до 34 лет, — являются сегодня на­стоящими гражданами, а завтра они, вполне возможно, будут руководителями. Как бы то ни было, они представляют собой по­лярную противоположность молодежи из низших слоев. (Мориц указывает, что среди тех, кто сейчас учится в американских кол­леджах, находятся два будущих президента, сотня сенаторов и ты­сячи руководителей корпораций.)

Вот как Мориц описывает их:

«Сегодняшний студент колледжа в свои 20 лет представляет собой самую изощренную, прекрасно разбирающуюся в области видеоизображений аудиторию, которую знает история... Двадцать лет назад вышла в эфир программа «Улица Сезам», специально предназначенная для того, чтобы обучать совсем маленьких детей и детей дошкольного возраста сложной современной телевизион­ной технике; программа включала в себя короткие (90-секундные) эпизоды, ослепительные видеоэффекты, интерактивные операции, новых героев, легкий ежедневный доступ и т.п. Эта аудитория

мигрировала по мере своего роста к другим программам, вроде «Электрик Кампани», «Зум», «Никельодеон», «MTV», причем каж­дый новый переход неизбежно представлял собой достижение... Аудитория, созданная «Улицей Сезам», в наше время радикально изменила все телевидение!»⁶

Телевизионные программы, о которых он упоминает, работа­ют все или в системе образовательных передач, или передаются по кабельным каналам, т.е. не входят в число главных сетей, обслу­живающих запросы Второй волны.

Мориц использует термин «экранный», чтобы описать это по­коление, целиком пропитанное «видео», которое пропустило че­рез себя тысячи часов просмотра телевизора, усвоив при этом «ви­деологику». Кроме того, многие из представителей этого поколения потратили немало времени на интерактивные видеоигры и, что еще более важно, на работу на своих собственных персональных компьютерах. Они не только руководствуются иной логикой, но и привыкли многое делать на экране, и поэтому у них есть прекрас­ные перспективы в области интерактивных служб и изготовления различной продукции, которая будет одобрена рынком. И прежде всего они привыкли делать выбор.

Глубочайший водораздел, существующий между молодежью низших слоев общества и этим «экранным» поколением, харак­терный сегодня для Соединенных Штатов, станет увеличиваться также в Европе, Японии и других высокоразвитых странах, пока не будут сделаны шаги для того, чтобы «построить мост» через этот информационный Большой Каньон.

НОВЫЙ АЛЬЯНС

В экономике, базирующейся на знании, самым важным поли­тическим вопросом в своей стране является уже не распределение или перераспределение богатства, а распределение информации и СМИ, которые создают материальные ценности.

Эта перемена столь революционна, что ее нельзя изобразить средствами привычной политической картографии. Новая систе-

ма создания богатства заставит политиков, активистов и теорети­ков в области политики — независимо от того, считают ли они себя относящимися к правому или левому крылу, к радикалам или консерваторам, к феминистам или сторонникам традиционных взглядов — пересмотреть все политические идеи, сложившиеся в индустриальную эру. Сами эти категории уже выходят из употреб­ления в наши дни.

И социальная справедливость, и свобода сейчас становятся все более зависимыми от того, как каждое общество решает три ос­новные проблемы: образования, информационной технологии (в том числе и технологии СМИ) и свободы высказываний.

В отношении образования. Сейчас требуется столь глубокий пересмотр концепций, выходящий далеко за пределы таких воп­росов, как бюджет, размер классов, оплата труда учителей, тради­ционные конфликты по поводу учебной программы, что мы не можем рассматривать здесь образование серьезно. Так же, как те­левизионные сети Второй волны (или всех отраслей промышлен­ности заводского типа), наши системы массового образования аб­солютно устарели. Точно так же, как и в случае СМИ, образование будет требовать пролиферации новых каналов и все большего раз­нообразия учебных программ. Система высокого выбора должна заменить систему низкого выбора, если школы действительно дол­жны подготовить людей к приличной жизни в новом обществе Третьей волны, не говоря уж об их экономически продуктивной роли.

Связь между образованием и шестью принципами новой сис­темы СМИ — интерактивностью, мобильностью, обращаемостью, возможностью взаимосвязи, повсеместностью и глобализацией — исследована слабо. И все же игнорировать отношения образова­тельной системы будущего с системой СМИ будущего — это зна­чит обманывать учащихся, которые начнут формироваться обеими этими системами.

Важно то, что образование перестало быть просто приоритет­ным занятием родителей, учителей и горсточки реформаторов в этой области, а стало заботой прогрессивных секторов бизнеса, ибо его руководители все больше осознают связь между образова­нием и глобальной способностью к конкуренции.

Следующая приоритетная забота — это быстрая универсализа­ция доступа к компьютерам, информационной технологии и со­временным СМИ. Никакая нация не сможет действовать в сфере экономики XXI в. без соответствующей XXI в. электронной инф­раструктуры, охватывающей компьютеры, передачу данных и дру­гие новые возможности. Это требует от людей, чтобы они были бы так же знакомы с этой информационной инфраструктурой, как с автомашинами, скоростными дорогами, поездами и транспортны­ми инфраструктурами индустриального периода.

Конечно, каждый человек не должен быть инженером по теле­коммуникациям или специалистом по компьютерам, так же как не каждый должен быть механиком по машинам. Но умение обра­щаться с системами передачи информации, в том числе с компью­тером, факсом и современными высокоразвитыми телекоммуни­кационными системами, должно быть для любого человека столь же свободным и простым, как сегодня с транспортными система­ми. Поэтому ключевая задача тех, кто хочет иметь продвинутую экономику, состоит в том, чтобы содействовать ускорению ввода в действие Закона повсеместности, т.е. обеспечить гарантированный доступ к возможно более широкому классу СМИ всех граждан, как богатых, так и бедных.

Наконец, если суть новой экономики — это знание, то демок­ратический идеал свободы высказывания становится главным по­литическим приоритетом, а не чем-то, находящимся на перифе­рии, как это было раньше.

Государство — любое государство — занято тем, чтобы быть у власти. Чего бы ни стоила экономика для остальных людей, оно будет искать пути к обузданию последних революционных пере­мен в области коммуникаций, желая использовать их в своих це­лях, и оно будет создавать преграды свободному течению инфор­мации.

Государство изобрело новые формы контроля над умственной деятельностью, когда индустриальная революция привела к созда­нию СМИ, и оно станет искать новые средства и методики, кото­рые помогли бы ему сохранить хотя бы некоторый контроль над образами, идеями, символами и идеологиями, доходящими до про­стых людей через новую электронную инфраструктуру.

Энтузиазм, связанный с теми способами, которые были ис­пользованы для свержения тоталитарных режимов в Восточной Европе, не должен ослепить людей настолько, чтобы они не за­метили еще более утонченных манипуляций над их умами, ко­торые в будущем постараются организовать правительства и по­литики.

Никакое общество не может вынести полную свободу инфор­мации. Для жизни общества необходимо сохранение некоторой секретности. Полная свобода информации означала бы полную утрату личной жизни. Бывают моменты крайнего кризиса, момен­ты «очевидной опасности», когда абсолютная свобода предлагает поджигателям подлить бензин в пламя бушующего огня. Поэтому абсолютная свобода высказывания возможна не в большей мере, чем какой бы то ни было иной «абсолют».

Однако чем больше общество продвигается к суперсимволи­ческой экономике, тем более важным становится возможность сво­бодных высказываний в очень широких пределах, в том числе и оппозиционных. Чем в большей степени любое правительство ста­рается заглушить или замедлить этот обильный и свободный по­ток информации и знания, в том числе нетривиальных идей, ин­новаций и даже несогласий политического характера, тем более оно замедляет переход к новой экономике.

Ибо широкое распространение всемирной нервной системы сочетается с наиболее важной переменой в функции свободных высказываний, которая когда-либо была, по крайней мере с пери­ода французской и американской революций.

В аграрном прошлом новые идеи часто несли с собой угрозу для выживания. В обществах, которые жили в условиях самых скуд­ных средств к существованию, используя способы, апробирован­ные в течение столетий, любое отклонение от привычного было опасным для хозяйства, ведь оно не имело никакой возможности подвергать себя риску. Само понятие о свободе мысли казалось тогда совершенно чуждым.

С ростом научного знания и индустриальной революции в жизнь вошла совершенно новая идея — представление о том, что для «прогресса» необходимы умы, свободные от государственных

или религиозных оков. Однако это относилось в то время лишь к очень небольшой части населения.

По мере революционных изменений в новой системе произ­водства материальных ценностей это стало касаться не только ничтожной части работающего населения, а вполне значитель­ного и все более увеличивающегося числа людей, чья произво­дительность очевидным образом зависит от свободы создавать все что угодно — от нового дизайна товара до новой компью­терной логики, метафор, научных интуиции и эпистемологии. Суперсимволическая экономика вырастает на основе культуры, в которой огромную роль играют новые идеи, часто оппозици­онные, в том числе и идеи политического характера.

Таким образом, борьба за свободу высказываний, которая рань­ше касалась только людей интеллектуальных профессий, стано­вится существенной для всех, кто способствует экономическому прогрессу. Подобно адекватному образованию и доступу к новым СМИ, свобода высказываний является теперь не политическим лакомством, а необходимой предпосылкой экономического сорев­нования.

Этот факт закладывает основы для необычной политичес­кой коалиции будущего — коалиции, которая объединит две груп­пы людей, с самого начала индустриальной революции высту­павших часто в роли соперников: с одной стороны, это интеллектуалы, ученые, художники, сторонники гражданских свобод, и с другой — преуспевающие администраторы, держате­ли акций, капиталисты. Все они в наше время понимают, что их интересы зависят от революционных преобразований в системе образования, расширения доступа всего населения к компьюте­рам и другим новым СМИ и защиты или даже расширения воз­можностей свободного высказывания.

Такая коалиция является лучшей гарантией как интеллекту­ального, так и экономического движения вперед к экономическим системам XXI в.

Для Маркса свобода была осознанной необходимостью. Те, кто хочет строить экономические структуры XXI в., вероятно, увидят, что необходимость является матерью свободы.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ: