Относительное благосостояние

В шумном городе Атланта, Джорджия, единственное крупное предприятие использует около 37 тысяч рабочих. Ведомость на зарплату у этого оплота экономики — более 1,5 млрд. долл. в год. Его основное оборудование занимает пространство в 2,2 млн. квад­ратных футов. Однако этот массивный производитель услуг — не компания и не корпорация. Это аэропорт Атланты.

Это гигантская мозаика, состоящая из множества отдельных организаций — от авиалиний, поставщиков провизии, перевозчи­ков грузов и фирм по прокату автомобилей до правительственных служб, таких как Федеральная авиационная администрация, почта и таможенная служба. Работники — члены множества различных профсоюзов — от ассоциации пилотов до механиков и водителей грузовиков.

То, что аэропорт Атланты создает благосостояние, не вызыва­ет сомнений у владельцев гостиниц и ресторанов, агентов по не­движимости, торговцев автомобилями и других горожан, не гово­ря о еще 56 тысячах работников Атланты, чьи рабочие места косвенно созданы операциями аэропорта¹⁴.

Малая часть этого благосостояния — результат усилий какой-то отдельной фирмы или службы. Благосостояние, проистекающее из этой метамозаики, является именно функцией отношений — взаимо­зависимости и координации их всех. Аэропорт Атланты подобен пе­редовой компьютеризованной базе данных.

Хотя отношения всегда были важны в создании благосостоя­ния, что подразумевается самой концепцией разделения труда, они становятся гораздо более значимыми, когда возрастает численность и разнообразие «игроков» в мозаичной системе. В то время как численность увеличивается арифметически, отношения возраста­ют комбинаторно. Кроме того, подобные отношения уже не могут основываться на простом командовании, в котором один участник навязывает другим линию поведения. Из-за взаимозависимости игроки все больше полагаются на консенсус, эксплицитный или иной, принимающий во внимание интересы многих.

Сами знания организованы относительно, или в гипермедий­ной форме, а это означает, что их можно постоянно переконфи-

гурировать. Организация тоже должна стать чрезвычайно гибкой. Вот почему экономика мелких взаимодействующих фирм, форми­рующихся во временные мозаики, более адаптивна и в конечном счете более продуктивна, чем экономика, построенная вокруг не­скольких жестких монолитов.

ВЛАСТЬ В МОЗАИКАХ

Раньше мозаики имели другую структуру. Обычно они выгля­дели как пирамиды или спицы в колесе. Большую компанию ок­ружало кольцо поставщиков и дистрибьюторов. Гигант доминиро­вал над другими фирмами в своей группировке, торговцы, как и поставщики, в основном выполняли роль ее сателлитов. Потреби­тели и профсоюзы также были слабы по сравнению с громоздкой компанией.

Ясно, что и сегодня крупные фирмы по-прежнему имеют боль­шое влияние. Но положение дел быстро меняется. Во-первых, по­ставщики теперь уже не просто продают товары или услуги. Они также поставляют весьма важную информацию и, наоборот, полу­чают информацию из баз данных покупателя. Они, как принято говорить, «партнерствуют» со своими клиентами.

В Apple Computer, говорит CEO Джон Скалли, «мы имеем возможность... полагаться на независимую сеть деловых партне­ров третьей стороны — независимых разработчиков программ­ного обеспечения, производителей периферийного оборудова­ния, посредников и розничных торговцев....Некоторые критики неверно полагают, что такие устройства привели к возникнове­нию «полой корпорации», уязвимой скорлупы, выживание ко­торой зависит от внешних компаний». Скалли бросает вызов подобной точке зрения, указывая, что это мозаичное устрой­ство позволяет самой Apple быть небольшой, быстрой и адап­тивной. В период кризиса именно «партнеры» помогли Apple преодолеть трудности. В действительности, утверждает он, «на каждый доллар дохода в компании-катализаторе внешняя инф­раструктура может принести еще три-четыре доллара от продаж.

...А еще важнее повышенная гибкость, позволяющая превратить перемены и хаос в возможность прибыли»¹⁵.

В прошлом компании часто произносили торжественные речи о партнерстве. Сегодня они осознали, что их туда втолкнули.

Прослеживая информационные модели во властной мозаике, мы устанавливаем разгадку того, где находится реальная власть и продуктивность. Например, коммуникационные потоки могут быть наиболее плотными между поставщиками и производителями (или, точнее, между определенными подразделениями каждого из них). Одна компания занимается перевозкой грузов, другая — потребле­нием фондов, а в итоге формируется органическая единица — клю­чевые отношения. В бухгалтерских целях или по финансовым со­ображениям одна является частью компании А, а вторая частью компании В, и она существует как бы отдельно от производствен­ной реальности. В действительности люди в каждом из этих отде­лов могут иметь большую общую заинтересованность в этих отно­шениях, чем в собственной компании, и быть преданными им в большей степени, чем своей. В Matsushita в Японии партнерство создало нечто, называемое «высокой продуктивностью через вло­жение суммарной мудрости».

Matsushita встречается со своими подрядчиками на ранней ста­дии проектирования продукта и просит их помочь его усовершен­ствовать, чтобы сократить время производства и быстрее довести продукт до рынка.

Коцабуро Сиката, председатель Kyoei-kai, ассоциации подряд­чиков Matsushita, ожидает, что эта система прочно войдет в прак­тику. Matsushita делится на старте прежде неразглашаемой инфор­мацией не по доброте душевной, а потому, что этого требует конкуренция. И можно быть уверенным, что при размерах Matsushita ее администраторы внимательно слушают, когда гово­рят ее организованные поставщики¹⁶.

Помимо этого, поставщики сегодня не просто связаны элект­ронными средствами с большой компанией, как спицы со ступи­цей колеса; они связаны и будут все больше связаны также друг с другом, а это означает, что они имеют гораздо большую возмож­ность создавать коалиции, когда надо оказать давление на боль­шую фирму.

Есть еще одна причина, почему возникающая мозаика больше не нуждается в доминирующих и тех, над кем она доминирует. С распадом монолитной корпорации на прибыльные центры оказы­вается, что многие фирмы — поставщики или потребители — име­ют дело не со всей силой и властью гиганта, а с прибыльным цен­тром, который меньше и часто слабее, чем они сами. Размер материнской фирмы, который когда-то был главным фактором, имеет все меньше отношения к делу.

Следовательно, по мере того как власть сдвигается от моноли­та к мозаике, уже неразумно считать само собой разумеющимся, что гигантские фирмы доминируют в мозаиках, частью которых являются.

На самом деле крупная фирма подвергается давлению и с дру­гой стороны, от потребителей, все чаще организованных в «советы пользователей». Кажется, что эти группы находятся в бизнесе, чтобы обмениваться техническими данными. В действительности они являются новой формой потребительского лобби.

Быстро распространяясь и всесторонне вооружая себя юриди­ческими, техническими и иными экспертными знаниями, органи­зации пользователей представляют собой уравновешивающую власть и часто могут заставить фирмы-поставщики пойти навстре­чу их требованиям.

Такие группы особенно активны в области компьютеров, где, например, организованы группы пользователей программного обеспечения VAX и Lotus¹⁷. Потребители IBM организованы во множество групп, объединенных в международный совет, пред­ставляющий около 10 тысяч компаний, включая некоторые из крупнейших в мире¹⁸. Сейчас IBM гордится тем, что слушает своих пользователей. Тем лучше.

Члены этих групп могут в одно и то же время быть потреби­телями, конкурентами и совместными предприятиями. Деловая жизнь начинает приводить в замешательство множеством отно­шений.

Следовательно, идея, что несколько монополистических гигантов будут командовать экономикой будущего, слишком наивна.

ЗА ПРЕДЕЛАМИ КОРПОРАЦИИ

Такие во многом незамечаемые изменения заставляют нас снова задуматься и о самих функциях фирмы. Если в мозаичной системе многие дополнительные преимущества извлекаются из отношений, значит, ценность того, что фирма производит, и отчасти ее соб­ственная ценность — результат ее постоянно меняющейся позиции в сверхсимволической экономике.

Бухгалтеры и менеджеры, которые пытаются количественно оценить дополнительную ценность и приписать ее определенным дочерним компаниям или прибыльным центрам, делают произ­вольные, часто весьма субъективные суждения, так как традици­онная бухгалтерия обычно игнорирует значимость «организацион­ного капитала» и всех сложных, постоянно меняющихся отношений, которые создает ценность. Учет категорий, подобных «доброй воле», только грубо и неадекватно отражает значимость таких оценок. Теоретики менеджмента с опозданием начинают говорить об «орга­низационном капитале». Но есть еще и то, что можно назвать «по­зиционным капиталом» — стратегическое местоположение фирмы в общей сети мозаик и метамозаик. В любой отрасли промышлен­ности решающая позиция в одной из систем, производящих мате­риальные ценности, — это деньги в банке, а значит — и власть в кармане. Быть замороженным или вытолкнутым на периферию может означать катастрофу.

Все это наводит на мысль, что крупная корпорация или ком­пания уже не обязательно является центральной институцией для производства материального благосостояния в капиталистическом мире и развитой экономике вообще. Мы видим именно отделение большой корпорации от ключевых материальных процессов созда­ния изобилия. Их осуществляет мелкий и средний бизнес или суб­корпорации, называемые прибыльными центрами. При таком объе­ме всесторонней работы, которую они выполняют, функции высшего менеджмента в крупной корпорации имеют все меньше отношения к обеспечению производства и больше отношения к установке генеральных стратегических линий, организации и уче­ту капитала; судебным спорам и лоббированию и замене инфор­мацией всех других факторов производства. Это делегирование,

или передача вовне многих функций крупной корпорации — ког­да-то центральной производственной институции в экономике, — имеет исторический прецедент. Промышленная революция отня­ла множество функций у традиционной семьи — другой ключевой институции общества. Образование ушло в школы, забота о стари­ках перешла к государству, работа была передана на фабрику и так далее. Сегодня, поскольку многие ее функции могут выполняться мелкими единицами, вооруженными высокомощной информаци­онной технологией, у крупной фирмы отбираются некоторые тра­диционные основания ее существования. После промышленной революции семья не исчезла. Но она стала меньше, взяла на себя более ограниченную ответственность и потеряла значительную часть своей власти по сравнению с другими институциями в обществе.

То же происходит с крупной корпорацией, когда мы уходим из эры «фабричных труб», где доминировал Бробдингнегский бизнес.

Короче говоря, даже когда крупные корпорации расширяют­ся, значение корпорации как институции уменьшается. Еще слиш­ком рано кому-нибудь из нас в полной мере понять мозаики вла­сти, они сейчас быстро принимают форму и долгосрочное предназначение корпорации. Но определенно одно: представле­ние, что крошечная горстка гигантских компаний будет домини­ровать в завтрашней экономике, — это карикатура на реальность, комикс.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ: